— Совершенно верно, Чарльз, — говорит тетя Алиса. — Ла всегда может прийти к нам, если вдруг ей будет страшно ночевать одной дома. Она может звонить нам в любое время.
Взгляд, который тетя Алиса бросает на меня, мне очень хорошо знаком. Так смотрели на меня те люди из автобуса. Мне почему-то делается смешно.
Но я не смеюсь.
Пусть это будет моим секретом.
День шестой
«У любви один язык, и это язык сердца». Папа неустанно повторял мне эту фразу, когда я была маленькой, так что я безоговорочно поверила в нее.
Он, конечно, имел в виду, свою любовь к маме, человеку совершенно не от мира сего, со своими абсолютно нонконформистскими взглядами на жизнь. Но это также можно было отнести к нашей любви с Мануэлем — то, что мы разговаривали на разных языках, никогда не казалось нам препятствием.
Я часто пыталась донести эту мысль до нашего учителя испанского языка, директора школы мистера Фостера, который всю свою недолгую и трагически завершившуюся жизнь свято верил, что изучение иностранного языка сводится лишь к механическому запоминанию слов и штудированию грамматики. Но у сердца своя грамматика, которую ты либо способен понять, либо нет. Мы с Мануэлем всегда понимали друг друга. И мне абсолютно наплевать на то, сколько раз я проваливала экзамен по введению в испанский язык. Всему виной были устаревшие принципы преподавания директора Фостера.
— Вы совершенно ни к чему не стремитесь, мисс Риордан, — говорил мне директор Фостер, пытаясь внушить чувство вины во время нашего разговора в его офисе. — Вы игнорируете замечания учителей, и каждый раз, когда я напоминаю вам о ваших неуспехах в испанском, вы заводите бесконечный разговор о каком-то своем мексиканском дружке из кегельбана, и это наводит меня на мысль, что вы совершенно не понимаете, о чем я вам говорю. Я отдаю себе отчет в том, что не очень-то вам нравлюсь, мисс Риордан. Я даже уверен, вы смотрите на меня и думаете: «Посмотрите-ка на этого старого дурака, реликт давно забытого прошлого с женой и детьми, да он одной ногой уже в могиле стоит». Но я искренне озабочен вашим будущим, мисс Риордан. Я не хотел бы видеть, как такая умная, привлекательная девушка выросла и стала… кстати, кем вы хотите стать, мисс Риордан? Вам не нравится математика. Вам не нравится чтение. Даже когда дело доходит до испанского языка — бесспорно, самого красивого и благозвучного языка на всем земном шаре, — то вы и пальцем не пошевельнете, чтобы выполнить домашнее задание. Так что, мисс Риордан, если мы что-нибудь не придумаем — я имею в виду мы оба, — то, боюсь, придется констатировать, что вы провалите экзамен по введению в испанский язык уже третий семестр подряд, и мне почему-то кажется, что меня это беспокоит больше, нежели вас. Я возлагаю на вас большие надежды, мисс Риордан. Я хочу, чтобы вы выросли и реализовали те большие возможности, которые в вас заложены.
Когда я выросла, я поняла, что человеческие создания в целом весьма предсказуемы, особенно такие, как директор Фостер, у которого за все время нашего общения на уме была только одна вещь (хотя, может, и две). Первая заключалась в том, чтобы затащить меня в одну из учебных комнат при каждом удобном случае, а вторая — внушить мне чувство вины, если я не делала того, чего он от меня хотел. (Как будто бы у меня был выбор.) Знаю, директор Фостер говорил много красивых фраз о том, как он заботится о всех людях, о том, кем они вырастут, кем станут и как реализуют свой потенциал и прочее, и прочее, и прочее. Но если вы спросите меня, то я считаю, что он просто притворялся.
Как и многие другие люди, он хотел, чтобы окружающие думали, что на самом деле он гораздо более глубокий и сострадающий человек, чем на самом деле.
Таково мое мнение о директоре Фостере, хотя справедливости ради надо признать, что он был первым человеком, пытавшимся меня спасти.
Что, в свете сложившихся обстоятельств и того, что произошло в дальнейшем с директором Фостером, крайне неоднозначно.
День седьмой
Суббота. Не могу определиться — это мой либо самый любимый, либо самый нелюбимый день недели. День, когда профессор Александр проводит со мной сеанс психотерапии в офисе надзирателя под наблюдением двух охранников за дверью.
Профессор Александр получил грант от своего университета на исследование поведения серийных убийц или массовых убийц, в зависимости от того, какой подвернется случай. И хотя я не подхожу ни под одну из этих категорий, я все же согласилась на сеансы с профессором Александром по совету своего адвоката Джошуа Бирнбаума, который называет это «знаком доброй воли» в наших переговорах с губернаторами Айовы и Техаса. Со своей стороны, профессор Александр пообещал предоставить нам копии всех записанных разговоров для того, чтобы мы могли доказать миру, что хотя я и являюсь жертвой несправедливого обвинения, но тем не менее готова послужить на пользу обществу и расширить горизонты человеческого знания в области криминальной психологии.
На внешность профессор Александр человек крайне непривлекательный, с родинками на лице и руках, но я все равно жду наших встреч с нетерпением, потому что мне крайне интересен изобретенный им метод терапии, который он называет конфликтным анализом. Суть этого метода состоит в том, что психотерапевт не принимает никакие утверждения объекта (то есть меня) на веру, но всегда опровергает сказанное и задает дополнительные вопросы и даже оскорбляет испытуемого, чтобы создать так называемую парадигму разрешения конфликта между пациентом и терапевтом.
Профессор Александр полагает (по крайней мере, так следует из его книги, которую он пишет и которая вскоре будет очень знаменитой), что правда — это не факт действительности и не условие реализации чего-либо. Правда — это борьба, которую вы ведете с самим собой каждый день вашей жизни.
Профессор Александр помогает мне сесть на стул надзирателя Харрисона, за стол надзирателя Харрисона и вначале обращается со мной как с настоящей леди, чтобы внушить мне ложное чувство собственного превосходства.
Как считает профессор Александр, чувство собственного превосходства — не более чем самообман. И чем быстрее ты это поймешь, тем лучше для тебя.
Терапевтический анализ
Дело № 34421
Дэлайла Риордан
Начато: 2 февраля 2002 года
Дата: 13 апреля 2002 года
Участники:
Профессор Уэйн Александр, экспериментатор
Дэлайла Риордан, испытуемый
УА: В прошлый раз мы обсуждали ваши чувства к матери.
ДР: Вам виднее, профессор Александр.
УА: Вы сказали, что ненавидели ее.
ДР: Я никогда не говорила, что ненавидела ее.
УА: Вы мне сказали, что ненавидели.
ДР: Я никогда не ненавидела свою мать. Я любила свою мать. И я всегда буду любить свою мать, пусть она даже не пишет и не звонит мне, пока я в тюрьме, хотя и знает, что мне здесь крайне нелегко и одиноко.
УА: Вы ненавидите ее за то, что она не звонит вам. Вы ненавидите ее за то, что она не посылает вам даже открытки. Во сколько бы обошлась вашей матери пересылка вам открытки, Ла? Сорок центов?
ДР: Я люблю свою мать. И я люблю своего отца. Вы просто пытаетесь вывести меня из себя, чтобы я потеряла контроль.
УА: Двадцать седьмое августа тысяча девятьсот девяносто восьмого года. Пятнадцать часов тридцать минут. Амарильо, Техас. Стефан Вивер, отец четверых детей, паркует свой «форд-сиерру» на стоянке напротив магазина «Мир обуви». Стефан намеревается купить крем для своих ботинок из телячьей кожи. Не подумайте, что Стефан какой-нибудь местный ковбой. И он не занимается натягиванием колючей проволоки вокруг Сороковой магистрали, идущей на север. Стефан — компьютерный программист из Флориды, недавно переведенный на новое место в консалтинговую компанию по маркетингу. Стефан счастлив в браке (то есть не состоит в разводе). Стефан хороший отец (то есть прилежно посещает школьные мероприятия своих детей). Стефан ответственный гражданин (то есть не имеет долгов в банке). Итак, Стефан паркует машину и направляется по раскаленному асфальту к дверям магазина. На стоянке он видит молодую женщину, которая стоит у машины с открытым капотом. Согласно показаниям нашего свидетеля, эта женщина такая же горячая, как техасский асфальт. Она такая жаркая, что наш свидетель даже не может вспомнить, была ли она брюнеткой или блондинкой, голубоглазой или кареглазой, маленького роста или большого. От нее просто исходит жар. От ее жара вокруг нее словно создалось облако пара. Наш свидетель помнит, в каких местах расходились красные нитки на джинсах фирмы «Ранглер», аккуратно сидящих на ее аппетитной попке. Он бы смог воспроизвести с точностью до миллиметра размер сосков на ее сочной груди, отчетливо выделяющихся на ткани ее розового лифа, на котором нет ни спинки, ни рукавов, а только завязки на спине и шее. Он даже припомнил такие детали, как маленькие редкие атласные волоски на задней части ее бедер, тонкий запах, исходящий из ее влажной промежности… Он запомнил каждый ее жест. Настоящий лакомый кусочек. Вот что поведал наш свидетель в показаниях на суде. Жертва, Стефан Вивер, тем временем останавливается около молодой женщины и по-мужски неуклюже пытается помочь ей, заглядывая под капот. Он проверяет масло. Проверяет охлаждающую жидкость. Он проверяет давление в шинах, исправность кондиционера и дворники на лобовом стекле. На самом деле Стефан даже не знает, чем отличается клапан от поршневого кольца, но Стефан намерен помочь ей починить машину просто для того, чтобы быть рядом и чувствовать непередаваемый жар ее соблазнительного тела. В этот момент наш свидетель ненадолго заходит в магазин «Мир оружия», расположенный напротив «Мира обуви», и возвращается на стоянку через четыре минуты с купленными боеприпасами. Пробитое на чеке время — пятнадцать часов сорок семь минут тридцать три секунды. Стефана Вивера уже нет на парковке. Нет и молодой женщины. Нет и ее машины. С тех пор никто больше не видел Стефана Вивера. Ирландский сеттер Стефана Вивера ум