Я была взбудоражена прочитанной историей и хотела узнать мнение деда, потому что не могла самостоятельно отличить добро от зла. Хорошо поступает Ходжа или плохо? С одной стороны, я понимала, что Ходжа хочет проучить купца, с другой стороны – ведь он его обманывает, а с третьей – рассчитывает сам заработать на том, что купец, замаливая грехи, отдаст мулле деньги, чтобы исчезли стеклистые червяки перед его глазами.
Дед остановился, утер рукавом пот со лба, вынул из-за уха карандаш, которым делал наметки на дереве, и, казалось бы, не в тему сказал:
– А ты лучше подумай, қызым, как можно не наказывать плохих людей, а вместо этого помогать хорошим? Как делать добрые дела? Подумай, а вечером мне расскажешь, договорились?
Я насупилась. Дед часто давал мне трудные задания. Нет чтобы сразу выдать ответ…
Когда я вырасту, то буду поступать точно так же со всеми четырьмя своими детьми и клиентами. Моя задача – не дать ответы, а приучить их думать и искать ответы самостоятельно. Как в окружающем мире, так и внутри себя. Ведь, как говорил Милтон Эриксон: «Человек – единственный примат, который научился читать и писать. И если вы научились этому, все остальное также возможно для вас!»
В этом году мой старший сын поступал в физико-математическую школу, хотя очень не хотел туда идти. За четыре предыдущих года учебы он ни разу не брал домашнее задание на дом, потому что успевал все сделать в школе. Учиться ему всегда было легко, и он к этому привык. Мозг отвык трудиться, привык к легкому.
Но я, как коуч детей и подростков в первой сертификации и психолог, знаю, что мозгу всегда нужна нагрузка. Мозгу должно быть трудно, так он развивается. И это правило работает не только для детей, но и для взрослых. Познавая и узнавая новое, пробуя и ошибаясь, тестируя и не справляясь, мы растем как личности. И потому я не выдаю детям готовых решений. Мои дети в постоянном их поиске.
Как-то я была на Дне открытых дверей в ВШЭ, когда только планировала поступление в магистратуру. И профессор А. В. Россохин[17] сказал фразу, которую я тут же выслала клиентам и в семейный чат:
Без сопротивления нет больших изменений.
Психика всегда будет сопротивляться новому – тому, что сложно и непонятно. Но мозгу нужна работа, нужна цель. Иначе весь свой потенциал мы будем сливать в течение дня (а то и жизни) на то, что делает нас слабее, глупее, тучнее и равнодушнее.
Жизнь может быть разной, это правда.
Но в наших силах ощущать ее вкусной, как спелая черешня, которая лопается под зубами и наполняет рецепторы ощущением удовольствия и радости.
Это становится возможным для нас в том числе от удовлетворения собственным трудом и ростом самоценности.
Глава 9. «У меня не получится»
«У меня не получится» – каверзная программа, которая часто маскируется под истории «я не знаю, с чего начать, и из-за этого откладываю действие» или «нужно делать идеально, потому что у меня высокие стандарты».
Часто за перфекционизмом и прокрастинацией лежит вера в то, что не получится. Не неверие в себя вообще, а вера в то, что вот именно это и именно у меня – не получится.
Долгое время такая программа была и моей бóльной правдой. Так это и чувствовалось – колюче и неприятно. Как то, от чего хочется избавиться. То, что хочется скрыть, как прыщ под тоналкой.
Неудивительно, что с точно такими же запросами приходила ко мне каждая вторая клиентка.
Ольга избегает смотреть мне в глаза, снимает и вновь надевает очки, отвечает односложно и отчужденно. Кажется, будто от каждого моего вопроса ей хочется заплакать и захлопнуть ноутбук. Фон ее Zoom размыт, и я не вижу, где она, каковы условия ее жизни, не знаю о ней вообще ничего.
Спрашиваю, откуда она узнала обо мне.
– Неважно, – отвечает она и смотрит на меня с вызовом, – мне просто сказали, что иногда вы берете клиентов с обстоятельствами бесплатно.
– Хорошо, – покладисто соглашаюсь я, – расскажите, с чем пришли?
– У меня как раз обстоятельства… Мне нужны деньги, у меня ребенок и обязательства, – Ольга говорит быстро, дыхание ее сбивается, и кажется, что вот-вот она разрыдается или сорвется на крик. Она приподнимает очки в дорогой оправе и быстро смахивает набежавшие слезы.
Я понимающе киваю и вижу, как нелегко ей дается разговор. Интеллигентной женщине в дорогом костюме приходится просить о бесплатной помощи, потому что ее вынудили обстоятельства. Она пришла за поддержкой, хотя я вижу ее внутренний стержень и понимаю, что она больше привыкла руководить, нежели просить, и ей очень некомфортно в этой новой, вынужденной для нее роли.
Я спрашиваю, удобно ли ей сидеть в кресле.
Она непонимающе смотрит на меня, явно раздражаясь от вопроса не по теме. Я повторяю:
– Удобно ли вам в вашем кресле? Чувствуете ли вы его сиденье? Удобно ли расположены ваши бедра?
Она кивает и тяжело выдыхает, стараясь заземлиться, а потом снова быстро смахивает набежавшие слезинки.
– Да… Извините, я сейчас… – гораздо медленнее, чем до этого, говорит она и начинает дышать спокойнее.
– Давайте подышим вместе? – спрашиваю я. – Давайте сделаем глубокий вдо-о-о-ох на медленные четыре счета и вы-ы-ы-ы-ы-ы-дох на шесть. Отлично! И еще – вдо-о-о-ох, вы-ы-ы-ы-ы-ы-дох. Как вы?
– Спасибо, – кивает она, вытирая ручейки слез.
– Когда будете готовы, расскажите, пожалуйста, что я могу для вас сделать.
Ольга рассказывает, что она – лингвокоуч, недавно окончила обучение и сейчас временно живет с шестилетней дочерью у родственников. Ей очень нужно начать зарабатывать, но она потеряла веру в себя. Я уточняю, что это значит. Она долго молчит, будто оценивая, что можно говорить, а что – небезопасно, а затем, глубоко вздохнув, выдает:
– Я не верю, что у меня получится… – и замолкает, сжав губы и закрывшись телом, дав понять, что этого достаточно.
Я молчу в ответ, мягко улыбаясь и давая понять Ольге, что жду продолжения.
– Просто в последнее время все идет не так, как планировалось. Более того, все просто ужасно… Мой вынужденный переезд в другую страну, ребенок… Я пытаюсь отсудить дочь у бывшего мужа, который оказался просто ужасным человеком. Хоть я никогда не говорю плохо об отсутствующих людях, но там мы реально вынуждены были спасать свои жизни… Смена деятельности, отсутствие стабильного дохода…
Ольга сама себя прерывает, чтобы немного успокоиться, и, чуть замедлившись, продолжает:
– Меня нужно немного собрать, понимаете? Мне работать нужно, ребенка кормить, суды и адвокатов оплачивать, какую-то лепту вносить в наше проживание у родственников.
– Я понимаю… Слышу, как много всего свалилось на вас в последнее время. И очень вам сопереживаю, Оля. Можно называть вас Олей?
Она кивает и вновь смахивает слезы под очками, не давая себе раскиснуть от слов поддержки, но в то же время успокаиваясь.
– Вы упоминали про «у меня не получится». Поговорим об этом? – в ответ на ее кивок я продолжаю. – Что должно получиться, поделитесь?
– Я сейчас клиентов в репетиторство по языкам должна набрать. Ну, лингвокоучинг, – поясняет она. – Пыталась вести Telegram, Instagram[18], но откликов почти нет… Руки опускаются, и хочется все бросить.
– Угу. И что думаете по этому поводу? – мягко спрашиваю ее я, зная ответ заранее.
– Что у меня не получится. Не получится найти клиентов, не получится заработать, чувствовать себя спокойнее, наконец! У меня никогда ничего не получается… вся жизнь через одно место, – говорит в сердцах Ольга и тут же тянется за салфеткой, высмаркивается и смотрит в сторону.
– Поняла, Оль. Как чувствуете себя?
– Плохо… будто руки опустились и ничего не хочется делать.
Оля и правда выглядит так, будто уже сдалась. Веря в мысль «у меня не получится», мы обычно чувствуем бессилие, и тогда… и правда не получается. Потому что мы даже не пробуем – мы сдаемся.
– А как хотелось бы, Оль?
– Ну, чтобы клиенты приходили, чтобы деньги свои пошли, чтобы спокойно ребенку что-то покупать, от родни съехать потом…
– Отличный план, Оль, – улыбаюсь я. – Вижу, что ты ясно представляешь себе свое будущее. Скажи, а вот если ситуация как сейчас – клиенты пока не приходят… Как тебе хотелось бы себя чувствовать в настоящем?
– А-а-а, сейчас, – тянет Ольга, задумавшись. Она откидывается в кресле и немного расслабляется. Я считываю по ее позе, что настороженность и недоверие ко мне уступили место вовлеченности в процесс и искреннему желанию работать.
– Спокойно хотелось бы, знаешь… Можно на «ты», Асель?
Я киваю, и она продолжает:
– Вот нет клиентов, да… Но если решить, что они точно будут, то можно спокойно продолжать поиски и обустраивать свою жизнь без лишней тревоги. Потому что ребенок ведь тоже все это чувствует.
– Конечно, – соглашаюсь я. – Как зовут твою дочку?
– Элиза, – отвечает она, и лицо ее озаряется улыбкой, будто освещенное солнышком. – Ой, она чудесный ребенок, как ангелочек…
Оля останавливается и вновь вытирает набежавшие слезы.
– Тебе хочется спокойствия, чтобы продолжать поиски клиентов и чтобы Элиза не чувствовала твоего напряжения и тревоги. Да, понимаю. Вместо этого ты чувствуешь бессилие и перестаешь искать клиентов, правильно я слышу, Оль?
Ольга вновь вытирает слезы и кивает, отводя взгляд в сторону.
– Мы обе понимаем, что такое поведение точно не помогает найти клиентов, заработать и чувствовать себя спокойнее. Но я хочу обратить твое внимание на то, что именно от мысли, что не получится, запускается процесс твоей мыслемешалки, бессилия и тревоги. Скажи, пожалуйста, ты уверена, что у тебя не получится найти клиентов? Правда ли это?
– Правда, – кивает она мрачно. – У меня никогда ничего не получается. Ни брак выстроить, ни матерью оказаться хорошей, ни карьеру построить на одном месте…