Хорошо быть мной: Как перестать оправдываться и начать жить — страница 9 из 36

Эмоция – это разница между реальностью и тем, как ты себе ее представляешь.

– Я понимаю, мам, что есть инструкции про мир. А у меня инструкция, что Амели должна уметь читать и писать, да? Но если мне не нравится, что она не умеет, то я могу ее постепенно подвести к этому, чтобы она захотела научиться, верно?

– Верно, – смеюсь я, целуя в макушку своего маленького «параноика» с его правильными устоями, высокими стандартами и инструкциями. – И это будет большой помощью. Мы с папой будем очень благодарны, если тебе это удастся.

Я вижу, как мой сын улыбается, гордый собой, и добавляю:

– Ключевое слово «если».

И мы с ним смеемся.

* * *

Иногда мне становится жаль, что я не пошла коучить детей и подростков. Это невероятно благодатная почва, куда можно сеять те зерна, которые помогут им в будущем жить проще и легче. Видя по своему отцу с его высокими стандартами, как ему порою тяжело дается чья-то нечестность, необязательность и ложь, я понимаю, что многие вещи нужно объяснять с детства.

Но зато я работаю с женщинами. А каждая из них может влиять не только на свою семью, где есть пара-тройка детей, но и на близкий круг общения, распространяя знания, как круги по воде.

Глава 11. «Ты повсюду находишь, чему учиться»

«Раздражение!» – опознала я эмоцию, которую испытывала, слушая ментора, говорящего монотонно, перефразируя одно и то же разными словами. И раздражение я чувствую тоже, когда Сауле рассказывает, как уже собралась написать пост о том, как она может и хочет работать с детьми, но… опять подумала, что это никому не надо, и закрыла Instagram[21]. И так в пятый раз.

Раздражение – это подавленная агрессия. Это сигнал о несогласии и нарушенных границах, договоренностях, инструкциях, даже если они были только в вашей голове.

В минуты раздражения я вспоминаю слова Леонардо да Винчи, которые забрала для оформления коробки своей игры:

Природа так обо всем позаботилась, что повсюду ты находишь, чему учиться.

Любая эмоция – наш компас и учитель. Она показывает нам важность каких-то процессов, ценности, приоритеты. Эмоция подсвечивает наши стандарты личности – и это прекрасно. Только испытав эмоцию, мы понимаем: «А как мне с этим вообще?»

* * *

Я слушала Сау и вспоминала, что у меня было все в точности так же… Такое же большое желание, граничащее с потребностью, и столько же накопленных знаний, которыми хотелось поделиться, чтобы выступать в защиту безопасного детства. Чтобы донести до родителей важность осознанного родительства – отцовства и материнства зрелых личностей. Ведь когда родители инфантильны, когда «ребенок рождает ребенка», то к детям относятся как к куклам, с которыми играет трехлетка, и когда они надоедают или не слушаются, могут лупить ими об стол или просто забыть про них.

Я поняла, что более массово могу это сделать, дотянувшись до семей через игру.

Так родилась OYNA – моя первая семейная игротерапия.

* * *

Глядя на Сау сейчас, я знала, что она может, что она справится. Как смогла я когда-то, хотя точно так же абсолютно не верила в себя.

Да, я не верила в себя. Но я верила в свое дело. Меня всегда вели мои ценности – любовь и мудрость.

У Сау те же ценности, но она пока не распаковала свою силу.

Не видит ее, обесценивает.

Хотя, в отличие от меня, гоняет за рулем, как Шумахер, между городами с четырьмя детьми в салоне.

И когда Сау в очередной раз говорит об откладывании, о неверии в себя, я чувствую раздражение, поймав на секунду чисто человеческое: «Какого черта! Ты все можешь! Просто начни! Вера придет!»

Отловив это, я продолжала ее слушать, кивая, поддерживая мимикой. Я же терапевт, мне важно быть на стороне клиента.

В свое время мне очень помогло то, что я избавилась от иллюзий, будто бы психологи и коучи беспристрастны в эмоциях, всегда поддерживают клиента и «чисты, как стекло».

Мы тоже люди. Мы тоже чувствуем. Нам тоже неприятно, когда пишут гадости под постами. Мы раздражаемся, когда подводят подрядчики, и устало вздыхаем под конец дня, если дети приносят тройки или вспоминают о поделках для школы, когда уже время ложиться спать.

У нас просто больше инструментов, чтобы помогать себе в моменте – не подавить эмоцию, не избежать ее, не игнорировать и в то же время не вывалить на окружающих.

Раздражение в ситуации с Сау показало, что мне не все равно. Мне важно, что с ней происходит. Я даю ей в своей голове собственные сроки на «вызревание», не тороплю, не советую, наблюдаю. Но отношусь к ней очень тепло. И хорошо вижу ее потенциал, который она зарывает от себя же, припорашивая его страхом и стыдом. Я смогла все это увидеть благодаря эмоции раздражения. И, увидев, вернуться к любви, которая принимает и ждет.

– Дуб растет 12 лет, а яйцо варится 10 минут, – смеемся мы с ней.

У каждого свое время созревания и своя точка А. Важно не забывать об этом.

Глава 12. Слабые люди

Я просто поражаюсь, как долго до меня это не доходило. Ведь все детство мама просила меня не перебивать, «довести до ума одно дело, а потом переключаться» и не быть такой импульсивной.

Я знала о нейроотличии Адели уже лет пять к этому моменту. Мы помогали справляться ей с СДВГ, мягко поправляли при проявлениях дислексии, научили Ансара не таращить глаза, когда сестра не могла сосчитать элементарные вещи или вспомнить какое-то слово, а просто подсказывать ей.

Мы с мужем были рады тому, как нам удалось наладить поддерживающий контакт в семье, когда дети, видя, что кому-то что-то дается сложнее, просто помогают друг другу. Без высмеивания, осуждения, с теплым принятием. Думаю, они просто копируют наше с мужем поведение.

Конечно, в свое время мы тоже прошли путь тех родителей, кто считает своего ребенка ленивым, ничем не интересующимся, импульсивным, безграмотным.

Честно, порою и до сих пор я устаю повторять что-то по пять-шесть раз, возвращая Аделю к тому делу, которое нужно сделать. Но это навык. Необходимый для обеих сторон.

И только в этом году в какой-то момент на меня вдруг свалилось осознание, что… и у меня тоже СДВГ.

Я прошла тесты. И сначала расстроилась. И, конечно, тут же стала искать мысль, от которой почувствовала грусть.

«Я ничего не добьюсь и не доведу чего-то до конца!» – так она звучала в моей голове.

«Вот как? Так это неправда! – парировала я. – Ты уже добилась очень многого!»

Мне стало легче, и тут я ощутила, что радуюсь не только этому. А чему же еще?

«Это про Адельку! – нащупала я мысль. – Значит, и она сможет многого добиться, сможет прекрасно водить машину и все остальное».

Конечно, у каждого свой тип СДВГ, свои симптомы и по-разному просажены сферы жизни, в которых синдром проявляется. Но тем не менее это не определяет успех и реализацию.

А потом у меня вдруг возник страх, что ко мне никто не захочет идти в работу, решив, что я какая-то не такая как специалист. Что люди не захотят работать со мной, если узнают о диагнозе.

«Хорошо, я тебя вижу, – внутренне улыбнулась я и этой мысли. – Правда ли это? А может ли быть правдой то, что если ты сама расскажешь о том, как проходишь через это, как благодаря гиперфокусу и вопреки дефициту внимания созидаешь новое – программы, игры, сообщества – и, зная, что можешь забыть что-то, стараешься более детально изучать материал, прежде чем он станет новой нормой… то все это вкупе сделает тебя еще более желанным психологом – таким, кто знает о СДВГ не понаслышке и своим опытом может поделиться с женщинами, проходящими через подобное в одиночку или со своими детьми?»

Я подписалась в Instagram[22] на свою преподавательницу с психфака, у которой тоже диагностирован синдром, что не мешает ей вести лекции, собственные терапевтические группы, справляться с этим самой и помогать другим. А когда она запустила терапевтическую группу для людей с СДВГ, то я решила попробовать пойти. У меня не было опыта клиента в подобной группе, хотя, положа руку на сердце, я не особо чувствовала потребность в участии в группе именно на эту тему.

И на первой же встрече группы моей мыслью было: «Ну и что мы с тобой тут делаем? Тут ребятам по 23 года!» А после второго рассказа участниц о себе я стала зевать. Единственным плюсом участия в такой группе на тот момент мне казалась возможность честно показывать свои чувства.

Но потом стали представляться и женщины, у кого на руках были дети с расстройствами психики. И тут я поблагодарила себя за то, что я здесь.

Я искренне и горячо выразила восхищение и уважение мамам, кто проходит этот путь со своими детьми.

Потому что это очень тяжело. Помимо всех положенных ежедневных занятий, назначений, процедур, на которые следует водить ребенка либо проводить самой, нужно еще и выдерживать.

Выдерживать поведение, когда ребенок агрессивен, пинает тебя, кричит, плюет в лицо, и ты понимаешь, что поведение твоего малыша – это не недостаток дисциплины или воспитания и уж точно не его вина.

Выдерживать собственное состояние и мысли обо всем этом. И продолжать стараться оставаться адекватным человеком и хорошей мамой.

Выдерживать свое нейроотличие, когда собственные дела-то не можешь начать делать либо продолжать, а тут нужно и важно делать все для ребенка.

Выдерживать чисто физически свое напряжение, усталость, тревогу, «забитые» плечи и бессонные ночи. Потому что многие отцы не выдерживают этого. И оставляют мать один на один с проблемами их ребенка.

Я поблагодарила себя за то, что я тут. За то, что у меня есть возможность растить свои мудрость, сабыр[23] и служение. Потому что мы, мамы, обязаны быть рядом с детьми, когда они малы, беспомощны или недееспособны. И дать им все, что нужно.