Houseki no kuni: Философский камень в стране самоцветов — страница 2 из 49

— Ладно, — смирившись со своей участью, ответил я. — Но мне сейчас нужен доступ на первый ярус. Откроешь тогда второй вход?

— Зачем тебе на первый этаж?

Этот глупый вопрос Стефана меня откровенно ввёл в ступор.

— Ты издеваешься надо мной, что ли? Мне нужно заделать образовавшуюся течь в жилой комнате…

— А я, по-моему, ясно тебе сказал, чтобы ты забрал все вещи оттуда и закрыл двери!

Опять одно и тоже…

— Опять беды с головой? — спросил я нарочито спокойным голосом, не поддаваясь на его провокации. — Переслушай запись своего коммуникатора. Я направляюсь на склад за подъемником и стальными листами из сплава…

— Ох-х, у меня нет никаких бед, кроме тебя Ребис, — уставши выдохнул он, аки великий мученик. — Я ещё раз тебе повторю… Кхм, доступ на склад я тебе не дам, а двери в жилом секторе уже заблокировал самостоятельно из пункта управления.

— Здорово ты придумал, — оценил я его проделки. — А протечка?

— Кха-кхх… Кхм, зачем ты только проснулся⁈ Роботы закончат ремонт через два месяца. Лучше отдохни и наберись сил, пока можешь, кхаа-кх… — ответил Стефан, кашляя и стараясь звучать максимально беспечным.

— А что, если что-то пойдет не так? Мы не знаем, насколько серьезно поврежден металл снаружи…

Начальник станции не ответил и просто разорвал связь.

— Вот урод, — подытожил я, убирая коммуникатор в карман.

Но верить Стефану на слово нельзя. Я продолжил свой путь до склада, надеясь на его оставшееся благоразумие.

«Тум-тум… тум…»

В коридоре пару раз моргнуло освещение и послышались приглушенные стуки. Это в который раз напомнило мне, что реактор станции совсем скоро может заглохнуть навсегда.

А Стефан…

Как некогда бывший человек, я могу понять Стефана. Изнурительная жизнь на станции и отсутствие других людей заставили его постепенно терять рассудок. Он остался один наедине со мной, отключенными роботами и собственными мыслями. Меня Стефан давно перестал считать человеком, называя «говорящим камнем» или «кристаллом». Он даже не вспоминает мое имя, ограничиваясь кодовыми именами «Ребис» и «Магистерий».

Я знаю, что он ненавидит меня.

Прекрасно знаю…

Это неудивительно, ведь я превратился в живой кристалл благодаря экспериментам на станции «Персефона». Я стал бессмертным и не имею недостатков, в то время как Стефан продолжает страдать от всех недостатков человеческого тела. Он сам рассказывал мне об этом лет сорок назад, когда выпил весь последний алкоголь со склада и искренне просил себя убить. Я отказался, и это только усилило его ненависть ко мне.

Стефан давно забыл о том «душевном разговоре», но злоба не исчезла, а только усилилась со временем. И даже сейчас, стоя напротив закрытой стальной двери, ведущей на склад №3, я это отчётливо понимал. И понимал то, что Стефан хочет погубить станцию.

Да… Я могу понять его, но не могу принять это. Если станция будет затоплена, то с ней пропадет наследие всей человеческой цивилизации. Но я не могу сдаться, пока есть хоть малейшая надежда на другие подводные станции и людей, живущих там. Если станция будет затоплена после стольких лет борьбы, я не смогу простить себе. Возможно, Стефан тоже испытывал нечто подобное, руководя Александрией все эти годы, но веры в это уже оставалось немного.

Стефан не отвечал на новые вызовы по коммуникатору, напрочь игнорируя меня. Это побудило меня лично подняться к нему на третий ярус. Лифт не работал, поэтому пришлось подниматься по лестнице. На третьем этаже не было круговых коридоров, как внизу. Здесь был только прямой проход с единственной дверью, которая автоматически открылась, когда я подошел к ней.

За дверью расположилось тёмное, просторное помещение округлой формы с высоким потолком. Пункт управления станцией сейчас выглядел плачевно. Раньше половину комнаты занимали компьютеры и рабочие места для специалистов, но сейчас осталось только одно единственное рабочее место в центре комнаты. Все остальные были давно демонтированы и разобраны на комплектующие, оставив голый пол с торчащими креплениями и проводами. Освещение почти полностью отсутствовало, лишь тусклые лампы вдоль пола ещё хоть как-то работали, не давая помещению полностью погрузиться во мрак.

Это было печальное зрелище.

Прекрасно помню, когда здесь было всё иначе…

Начальник сейчас станции спал, развалившись на кровати у дальней стены. Это было обычное дело для него. Стефан может спать минимум по двенадцать часов в день, и в это время его невозможно разбудить. Можно сказать, что я опоздал. Начальник станции в ближайшее время не ответит ни на какие вопросы.

В дальнем углу возле стены стояли забитые барахлом шкафчики, перенесенные со второго яруса. На стальных столах, выстроенных в ряд, размещались всевозможные аппараты и приборы для исследований. Я уже и не вспомню, когда в последний раз Стефан проявлял интерес к научным исследованиям. Последние сто лет он только откалывал от меня небольшие кусочки и добавлял их себе в пищу, обманывая смерть и живя уже пятый век подряд на этом свете. О масштабных исследованиях философского камня и речи не шло. Стефан давно потерял к этому всякий интерес, а мне после кристаллизации сложно даются точные науки.

— Так всю жизнь проспишь… — пробормотал я.

Я даже не стал подходить к нему, садясь на массивное кресло перед компьютером. Оно до сих пор без труда выдерживало мой немалый вес.

Доступа к панели управления станцией у меня не было, но не для этого я сел за последний работающий компьютер. У меня была своя учетная запись в локальной системе, как у бывшего научного сотрудника станции «Персефона». В этом полупустом профиле почти ничего не было, кроме одной видеозаписи и текстовых заметок. Ими я особенно дорожил, так как ничего не помнил о тех временах.

Я начал осознавать свою жизнь только здесь, на «Александрии», когда со мной заговорил молодой и адекватный Стефан, нашедший меня в одной из лабораторий на втором этаже.

И вот сейчас я вновь включаю видеозапись, которую уже просмотрел до дыр.

Но это мне совершенно не надоедает.

Камера, установленная в дальнем углу под потолком, снимает небольшое светлое помещение округлой формы с высоким потолком и гладкими бетонными стенами, напоминающее классический кабинет для допросов. В центре стоит пустой квадратный столик белого цвета с чёрными тонкими ножками, а с двух сторон напротив друг друга находятся простенькие стулья, сделанные, казалось, из дешевого пластика. На одном из них сидел я со сложенными на столе руками.

Эти кадры до сих пор поражают меня, ведь очень сложно найти мебель, способную выдержать мой вес. Пятьсот лет назад я выглядел немного иначе — гуманоидобразное существо, состоящее полностью из ярко-красного кристалла. Сейчас мой цвет стал куда темнее.

Тело слегка источало мягкое красноватое свечение. Внутри в разных местах отчётливо были видны тёмные сгустки, напоминавшие собой вены и бывшие человеческие органы.

Сейчас всё это уже исчезло, слившись с новым кристальным телом. Несмотря на отсутствие рта, носа и половых признаков, я двигался спокойно, будто бы самый обычный человек. Красный кристалл легко деформировался в местах сгиба, будто и не был прочным камнем.

Я буквально выглядел как мужской манекен из магазина одежды.

Тогда я был чуточку больше в объёме, достигая почти двух метров в росте. Сейчас же я был немногим выше ста восьмидесяти сантиметров. Виной тому был Стефан, который откалывает от меня небольшие кусочки каждый год. Они, конечно, восстанавливаются со временем, но не так быстро, как хотелось бы.

В комнату вошла худощавая высокая женщина в белом халате и с массивным респиратором на лице. У неё была короткая стрижка, русые волосы, среди которых начинала пробиваться седина. Глаза ярко-зелёные, добрые, но уставшие. Я так и не смог вспомнить её.

— Привет, Говард. Как ты себя чувствуешь сегодня? — спросила ученая, положив планшет с ручкой на стол и сев на свободный стул.

— Ничего нового. Уже немного привык к этому телу, — ответил я.

Моя речь была замедленной, а голос звучал с эхом. Я делал паузы между словами, словно набирал воздуха перед каждым произнесенным словом.

— Хорошо, что ты привыкаешь. Расскажи мне, как дела с памятью? Ты вспомнил что-то новое?

— Нет, все так же, — отрицательно покачал я головой. — После эксперимента ничего не изменилось. Я не могу вспомнить прошлое, а твои документы…

— Не помогли?

— Нет, не помогли. Я не могу сосредоточиться на тексте. Я слишком рассеянный. Прочесть пару строк для меня уже достижение, — ответил я.

— Понимаю, — холодно ответила женщина, что-то записывая в планшете. — Может, попробуем изменить формат подачи информации на…

— Еще одно, — прервал я ее, поднимая правую руку.

— Внимательно тебя слушаю.

— Я не могу нормально спать здесь, — сказал я, закрывая верхнюю часть лица ладонью. — Я могу закрыть свои несуществующие глаза, как обычный человек, и картинка вмиг пропадает, но всё остальное тело чувствует исходящий свет от ламп. Он мешает и не даёт нормально отдохнуть. Ты можешь полностью отключить эти лампы ночью?

Ученый молча покивала, записывая что-то в свой планшет.

— Да, в этом не будет проблемы…

Видео обрывается. Я не знаю, почему именно этот отрывок был сохранен. И в текстовых заметках на эти вопросы не было ответа. Но в них содержалась интересная информация из моего прошлого.

* * *

11.03.2093

«Рад оказаться именно на Персефоне. Мне больше по душе находиться рядом со знакомыми людьми и среди большого коллектива, нежели на маленьких станциях».


12.10.2095

«Шестой удар всё же произошёл. Какой кошмар. Связи с поверхностью больше нет. Мы давно знали об этом, поэтому и находились под океаном, но всё-таки… Это ужас.»


07.11.2095