.
Всего в ходе работы первой Раскольнической комиссии было задержано 303 человека, из них девятнадцать монахов, пятьдесят семь стариц московских монастырей, более тридцати купцов и посадских людей и около двадцати ремесленников. Среди монахов – старцы Высокопетровского (пять), Донского (два), Симонова (один), Чудова (один) монастырей, старицы Ивановского (двадцать одна), Никитского (двадцать), Георгиевского (одиннадцать), Рождественского (четыре), Варсонофьевского (одна) монастырей, белицы [послушницы – К.С.] Варсонофьевского, Никитского и Рождественского монастырей (четыре). К тому же в Московском уезде было задержано около шестидесяти крестьян, преимущественно монастырских.[112]
К публичной смертной казни было приговорено пять человек: старица Ивановского монастыря Настасья Карпова, иеромонахи Высокопетровского монастыря Филарет Муратин и Тихон Струков, монах Венёвской Богоявленской пустыни Савватий Струков и вкладчица Варсонофьевского монастыря Марфа Павлова, названные «плевелосеятелями» и «развратителями христианского благочестия», «первозаводчиками и наставниками».
Почитаемая сень над могилой Прокопия Лупкина в Ивановском монастыре была разрушена, его тело вместе с телом другого почитаемого «народного святого», Ивана Суслова, погребенного в том же монастыре, указом от 2 ноября 1739 года было предписано сжечь (со ссылкой на первый пункт первой главы Соборного уложения, предписывавшего сожжение «богохульников»[113]). К 1746 году это требование, однако, еще не было выполнено[114].
28 марта 1739 года по добровольному решению Московской следственной комиссии и одобрению Тайной канцелярии следствие по некоторым нерешенным делам было передано Раскольнической конторе[115].
Постепенно значение монастырей как основных центров христовщины падает.
В 1745 году, благодаря профессиональному сыщику из воров Ваньке Каину, была открыта группа христоверов. Следствие велось Московской канцелярией Тайных розыскных дел и лично присланным из Петербурга советником Берг-коллегии Василием Казариновым. 7 марта 1745 года в помощь последнему были назначены асессор Артиллерийской конторы Алексей Грин[ь]ков и асессор Сыскного приказа Афанасий Сытин, 17 марта – ректор Славяно-греко-латинской академии архимандрит Заиконоспасского монастыря Порфирий Краинский (с 1748 года епископ), священник Архангельского собора Антипа Мартинианов, священник Спасской, что в Чигасах, церкви Иван Иванов. Последние два из вышеупомянутых членов комиссии в июне 1745 года были заменены священником Гребневской церкви Степаном Ананьиным и священником Спасской церкви во Спасском Петром Павловым[116].
В ходе работы второй комиссии (1745–1757) было задержано 452 человека, из которых девять старцев, сорок четыре старицы и четырнадцать белиц, около сорока купцов и более трехсот крестьян. Численность христоверов в Москве уменьшилась, основным местом их расселения стало Верхнее Поволжье.
Дело Учемского монастыря 1733 года
Содержащиеся в бывшем архиве Министерства юстиции «расспросы колодников по присланным из Синода пунктам», относящиеся к действию первой следственной комиссии, позволяют восстановить учение христоверов таким, каким видели его синодальные чиновники и миссионеры.
Пункты, присланные из Синода в Московскую следственную комиссию, были такие:
1. автобиографические данные допрашиваемого, сведения о родителях, рассказ о том, где и когда он познакомился с учением и практикой христовщины;
2. «в какую силу» признает он верчение кругом (верит ли, что так проявляется схождение Святого Духа);
3. слышал ли о пророчествах старца Иоасафа о непреставлении света;
4. знает ли других согласников, кроме тех, кто уже взят в комиссию о раскольниках;
5. знает ли о подметных письмах и знаком ли с их сочинителями;
6. кем был приведен в христовщину, по книгам или устными наставлениями («словами»), знает ли, почему учение названо христовщиной;
7. знает ли другие сборища в Москве или других городах, может ли сказать, почему учение это продолжается;
8. кто приказал держать учение в тайне;
9. не замышлял ли заговора против императорского дома и отечества;
10. как крестил детей – в церкви или дома, кто их крестил и не по старопечатным ли книгам;
11. как хоронил умерших, с отпеванием или без;
12. как выбирают наставника или наставницу;
13. какие были молитвы на собрании;
14. были ли какие-либо жития новых святых;
15. были ли чудеса в их собраниях, верит ли в учение Иоасафа о втором крещении духом;
16. было ли в собрании причастие или раздавали ли что-то освященное или неосвященное;
17. считает ли православными староверов Павлина, Онуфрия, Сергия, Макария, Иосифа, знает ли других раскольников;
18. считает ли верчение вкруг угодным Богу;
19. били ли себя участники собраний цепями, обухами, поленьями или в грудь кулаками;
20. были ли в собрании раскольники, есть ли раскольники среди тех, кто приведен в комиссию.
В том случае, если христоверы были неграмотны и протоколы допросов заполнялись с их слов чиновниками, элементы следственного дискурса проникали в текст допроса легко – путем точной фиксации вопроса следователя с пояснениями в скобках. Особенности «хлыстовской» риторики представлены дословным воспроизведением предложенных синодальных ответов и робкими попытками придать собственным показаниям более нейтральную (стандартизованную) по отношению к соблюдению церковных обрядов форму.
Так, в показаниях крестьянки Марии Емельяновой находим: «В собраниях их верчение кругом признавала она в один труд, а угодно ль то Богу, не знает».[117]
По ответу можно воссоздать и вопрос: «Подтверждает ли Мария, что в собраниях христоверы вертелись кругом, и считает ли, что эти верчения угодны Богу?». В ответе на другой пункт расспроса находим синодальные добавления (в квадратных скобках): «Из раскольнических исповеданий [кроме того, что она крестилась двуперстно и творила молитву Иисусову по старопечатным книгам] противного Святой Церкви мудрования никакого не имеет».[118]
Такие же добавления встречаем и в расспросе Мавры Борисовой: «В том же собрании причастия и преподаяний [опричь того, что принимали хлеб кусочками и захлебывали водой] освященного не было».[119]
Подобная практика конструирования текста допросов ставит под сомнение возможность рассматривать показания христоверов как самосвидетельства, но позволяет выделить значимые элементы как «хлыстовского», так и следственного дискурса. Ближе всего к самосвидетельствам будут расспросы, тексты которых записывались арестованными лично.
Среди материалов первой следственной комиссии сохранились расспросы монахов Кассиановой пустыни, что на Учме[120], среди которых есть в том числе, документы монастырского игумена Варлаама Самсонова, который 25 мая 1733 года направил в Синод донесение о своем знакомстве с арестованными московской комиссией иеромонахами Филаретом Муратиным и Тихоном Струковым[121]. Кроме донесения в деле представлен полный текст допроса игумена Варлаама[122] и его сына иеродьякона той же пустыни Гавриила[123]. Поскольку Варлаам был грамотен, документы написаны его рукой и им подписаны. В этом смысле тексты Варлаама представляют собой более ценный источник, нежели показания, записанные со слов арестованных и тем самым значительно упрощенные чиновниками.
Вероятно, Варлаам знал о работе комиссии о раскольниках; ничем иным невозможно объяснить его донос, содержащий в себе как самообвинение (признание в посещении общины христоверов в течение двух лет), так и разглашение тайны исповеди. Собственно, такой реакции ждали авторы указа 1734 года от многих – в тексте указа было сказано, пусть «оной богопротивной ереси участницы, где оные ни обретаются, и ересиархи их (ежели где суть), также и те, которые хоть и в самых тех богопротивных действиях и не бывали, но иным коим-либо образом, то есть щедроподательствы к ним и другими вспомоществованиями, были им участные, и ведавшие, явились с приношением о том вины своей в Синод в Санкт-Петербурге и в Москве сами собою без всякой боязни»[124].
В доносе Варлаам пишет, что в 1720-х годах он, еще не будучи пострижен в монахи, был дьячком при церкви села Холтобина Венёвского уезда. Однажды к нему, Варлааму, а до пострижения – Вуколу, пришли монахи из Венёва и стали учить его, как жить по «вере христовой», и как можно человеку спасение получить. Для этого нужно хранить «чистоту душевную и телесную и любовь к ближним». Монахи Тихон и Филарет повели Вукола на собрание в дом посадского человека города Венёва Герасима Муратина[125], где «ходят во круг, а иные поют святую [Исусову – К.С.] молитву», говоря, что и «в прежние времена святые отцы тако ж трудилися и спасалися». Вукол с сыном посещали собрание около двух лет, а после, как пишет Варлаам, перестали посещать, поскольку им «таковая вера не польстилась того ради, что с писанием божественных книг не сходна и Церкви Святой противна». Однако из текста расспросов мы узнаём, что Вукол вместе с женой и сыновьями приняли постриг, и в этом нельзя не видеть следы проповеди христоверов.
О венёвской общине известно из дела 1725–1726 года, на основании которого можно узнать, что в доме венёвского посадского человека Семена Миляева было задержано несколько человек и был найд