/ Того же году обретох написание Офонаса Тверитина купца, что был в Ындее 4 годы, /л. 442/ а ходил, сказывает, с Василием Папиным. Аз же опытах, коли Василей ходил с кречаты послом от великого князя, и сказаша ми - за год до[96] казанского похода пришел[97] из Орды, коли князь Юрьи под Казанию был, тогды его под Казанью[98] застрелили. Се же написано не обретох, в кое лето пошел или в кое лето пришел из Ындея умер, а сказывают, что деи Смоленьска не дошед умер. А писание то своею рукою написал, иже его рукы те тетрати привезли гости к Мамыреву Василью, к дияку великого князя на Москву.
Се написах свое грешное хожение за три моря: 1-е море Дербеньское, дория Хвалитьскаа[99]; 2-е море[100] Индейское, дорея Гундустанскаа; 3-е море Черное[101], дория Стебольская[102].
Поидох от Спаса[103] святого златоверхого и сь его милостию, от государя своего от великого князя Михаила Борисовича Тверского[104] и от владыкы Генадья Тверьского[105] и Бориса Захарьича и поидох вниз Волгою и приидох в манастырь Колязин ко святей Троицы живоначалной и к святым мучеником Борису и Глебу; и у игумена благословив у Макарья /л. 442 об./ и у святые братьи. И с Колязина поидох на Углеч, с Углеча отпустили мя доброволно. И оттуду[106] поидох с Углеча и приехал есми на Кострому ко князю Александру с ыною грамотою[107] великого князя[108]. И отпустили мя доброволно. И на Плесо приехал есми[109] доброволно. И приехал есми в Новгород в Нижней к Михайло х Киселеву и к пошлиннику к Ывану к Сараеву и они мя отпустили доброволно.
А Василей Папин проехал мимо город две недели,[110] и яз ждал в Новегороде в Нижнем две недели[111] посла татарского ширваншина Асанбега, а ехал с кречаты от великого князя Ивана[112], а кречатов у него девяносто. И приехал есми с ними на низ Волгою. И Казань есмя проехали доброволно, не видали[113] никого, и Орду есмя проехали, и Сарай есмя проехали.
И вьехали есмя в Бузан. Ту наехали на нас три татарины поганые и сказали нам лживые вести: «Кайсым салтан стережет гостей в Бузани, а с ним три тысящи татар». И посол ширваншин Асанбег дал им по однорятке да по полотну, чтобы провели[114] мимо Хазтарахан. А оны, поганые татарове[115], по однорятке взяли, да весть дали в Хазтарахан царю. И яз свое судно покинул да полез есми на судно на послово и с това/л. 443/рищи своими. Поехали есмя мимо Хазтарахан[116], а месяц светит, и царь нас видел и татарове к нам кликали: «Качма, не бегайте». А мы того не слыхали ничего. А бежали есмя парусом. По нашим грехом царь послал за нами всю свою орду. Ини нас постигли на Богуне[117], и учали нас стреляти, у нас застрелили человека, а у них дву татаринов[118] застрелили; и судно наше стало на езу, и они нас взяли, да того часу разграбили, а моя была мелкая рухлядь вся в меншем судне.
А в болшом судне есмя дошли до моря, ино стало на усть Волги на мели, а они нас туто взяли, да судно есмя взад велели тянути вверх по езу[119]. И тут судно наше меншее пограбили и четыре головы взяли рускые, а нас отпустили голыми головами за море, а вверх нас не пропустили вести деля. И пошли есмя в Дербент заплакавши двема суды: в одном судне посол Асанбег, да тезикы, да русаков нас десеть головами; а в другом судне 6 москвич, да шесть тверичь, да коровы, да корм нашь. А въстала фуртовина на море, да судно меншое разбило о берег. А тут есть городок Тархи[120], а люди вышли на берег, и пришли кайтакы да людей поимали всех.
И пришли есмя /л. 443 об./ в Дербент. И ту Василей поздорову пришел, а мы пограблени. И били есмя челом Василию Папину да послу ширваншину Асанбегу[121], что есмя с ними пришли, чтобы ся печаловал о людех, что их поимали под Тархи кайтаки. И Асанбег[122] печаловался и ездил на гору к Булату-бегу. И Булат-бег послал скорохода к ширваншебегу[123]: что, господине, судно руское розбило под Тархи, и кайтаки пришед люди поимали, а товар их[124] розграбили. И ширваншабег того же[125] часа послал посла к шурину своему Алильбегу кайтачевскому князю, что судно ся розбило под Тархи, и твои люди пришед людей поимали, а товар их пограбили; и ты чтобы меня деля люди ко мне прислал и товар их собрал, занже те люди посланы на мое имя; а что будет тебе надобе у меня, и ты ко мне пришли, и яз тебе, своему брату, не бороню, а те люди пошли на мое имя, и ты бы их отпустил ко мне доброволно меня деля. И Алильбег того часа люди отслал[126].
А поимает его море по двожды на день. И тут есми взял первый Велик день, а пришел есми в Гурмыз за четыре недели до Велика дни. А то есми городы не все писал, много городов великих. А в Гурмызе есть солнце варно, человека сожжет. /л. 444/ А в Гурмызе был есми месяц, а из Гурмыза пошел есми за море Индейское, по Велице дни в радуницу, в таву, с конми.
И шли есмя морем до Мошката 10 дни; а от Мошката до Дегу 4 дни; от Дега Кузряту; а от Кузрята Конбаату, а тут ся родит краска да лек. А от Конбата к Чювилю, а от Чювиля есмя пришли в 7-ю неделю по Велице дни, а шли в таве есми 6 недель морем до Чивиля[127].
И тут есть Индийская страна, и люди ходят все наги, а голова не покрыта, а груди голы[128], а власы в одну косу заплетены, а все ходят брюхаты, а дети родятся на всякый год, а детей у них много, а мужики и жонкы все нагы, а все черные; яз куды хожу, ино за мною людей много, да дивуются белому человеку. А князь их - фота на голове, а другая на гузне; а бояре у них - фота на плеще, а другаа на гузне, а[129] княини ходят - фота на плеще обогнута, а другаа на гузне; а слуги княжие и боярьскые - фота на гузне обогнута, да щит да меч в руках, а иные с сулицами, а иные с ножи, а иные с саблями, а иные с луки и стрелами; а все наги, да босы, да болкаты, а волосов не бреют; а жонки ходят голова не покрыта, /л. 444 об./ а сосцы голы; а паропки да девочки ходят наги до семи лет, сором не покрыт.
А ис Чювиля[130] сухом пошли есмя[131] до Пали 8 дни, и та индейские городы. А от Пали до Умри 10 дни, и то есть город индейский. А от Умри до Чюнеря 7 дни, ту есть Асатхан Чюнерскыа индийскый, а холоп Меликътучаров, а держит сем тем от Меликъточара. А Меликътучар седит на 20[132] тмах, а бьется с кафары 20 лет есть, то его побивают, то он побивает их многажды. Хан же Ас ездит на людех, а слонов у него много, а коней у него много добрых, а людей у него много[133] хоросанцев; а привозят их из Хоросаньские земли, а иные из Оранской земли, а иные ис Туркменскые земли, а иные ис Чеботайские земли, а привозят все морем в тавах индейские карабли.
И яз грешный привезл жеребца в Ындейскую землю, и дошел есми до Чюнеря бог дал поздорову все, а стал ми во сто рублев. Зима же у них стала с Троицына дни. А зимовали есмя в Чюнере, жили есмя два месяца; еже день и нощь 4 месяцы, всюда вода да грязь. В те же дни у них орют да сеют пшеницу, да тутурган, да ногут, да все сьестное. Вино же у них чинят в великых /л. 445/ орехех кози гундустанская; а брагу чинят в татну, кони же кормят нофутом, да варят кичирис с сахаром да кормят кони, да с маслом, порану же дают им шешни. В Ындейской же земли кони у них не родят, вь их земле родятся волы да буйволы, на тех же ездят и товар возят, все делают.
Чюнерей же град есть на острову на каменом, не оделан ничем, богом сотворен; а ходят на гору день по одному человеку, дорога тесна, а двема поити нелзе. В Ындейской земли гости ся ставят по подворьем, а ести варят на гости господарыни[134], и постелю стелют[135] на гости господарыеи[136], и спят с гостми, сикиш илиресен ду шитель бересин, сикиш илимесь екъжитель берсен достур аврат чектур а сикиш муфут а любят белых людей. Зиме же у них ходит любо фота на гузне, а другая по плечем, а третья на голове; а князи и бояре толды на себя въздевають порткы