сть эта половина и была сплошь покрыта водой. Просто дух захватывало от перспектив. Он будет посвящён в самые сокровенные тайны Складчины. Будет держать руку на пульсе городской жизни и наблюдать из первого ряда за развитием обширных колоний Тихого океана.
Так ему по крайней мере казалось.
По всему городу, а особенно на Поляне днем и ночью работали карусели, со столов и лотков продавали уличную еду и напитки. Особенно расходилась горячая и жирная пища — фаршированные блины, хот-доги, шашлыки, тако, эчпочмаки, корнуэльские пироги, пельмени в берестяных коробочках. Но у штруделей и шарлоток тоже имелись почитатели. Продавались и сладости: леденцовые петушки, пастила, длинные карамельные конфеты в виде тросточки, мармелад, рахат лукум. Прямо под открытым небом стояли самовары и водогрейные котлы. Люди пили горячий шоколад, кофе, чай, травяные и ягодные отвары. Пили глинтвейн, пунш, сбитень и подогретое пиво.
Любители более крепких напитков сидели по кабакам. Злачные заведения работали круглосуточно всю неделю. Многие из них арендовались целиком какой-нибудь компанией. Хотя многие члены высшего общества предпочитали праздновать в клубе «Олимп» на краине города, патио «Императрицы» (самого престижного ресторана в городе, да и во всей стране) собирало свою долю богатых и важных персон. Сквозь застекленную крышу заведения его огни подсвечивали даже хмурое небо. Атриум наполняла атмосфера изысканных блюд, а исполнители на струнных инструментах и пианино меняя друг друга, играли почти без перерыва. Музыка временами добиралась до Поляны. Но здесь играл настоящий оркестр, духовой, и витали запахи более простой еды. А по улицам тут и там звенели колокольчики и играли шарманки.
Разгул чревоугодия сбивал с толку многочисленных русских гостей из Сибири и с Камчатки, у которых Рождество ещё не наступило, а на это время приходился Филиппов пост. Некоторые крепились, но большинство быстро вовлекались в разгул. Сюда, за край земли приезжали люди отчаянные, прагматичные и не особо религиозные. Они приезжали за богатством. А те, кто хранил старую веру, предпочитали более глухие места, а не самый греховный город на обеих берегах океана.
Постепенно и язычники, и христиане вливались в общее светское течение. Программа была насыщенной и не только развлекательной. В один из дней проходил благотворительный футбольный матч между двумя старейшими командами «Арсеналом» и «Гвардией». Все сборы от него шли в госпиталь. Благотворительное представление в пользу сиротского дома давали и в городском театре. Обычно какую-нибудь легкую комедию, вроде «Алхимика» или «Слуги двух господ». В поддержу обитателей богадельни проходил аукцион, куда люди жертвовали различные вещи от украшений до предметов мебели и искусства.
Алексея Петровича Тропинина Гриша увидел возле каруселей, на которых катались и взрослые и дети, несмотря на то, что было уже далеко за полночь.
Начальник гулял со всем своим большим семейством. Его супруга Елена, сноха Лиза, четырехлетняя внучка Виктория. Вместе с ними гулял и шурин Тропинина Дмитрий Чекмазов со своей женой, детьми и внуками. Правда младшего Тропинина в городе не было. Петр Алексеевич служил капитаном «Новой Колумбии» в Северном патруле, а на севере было жарко даже лютой зимой. Индейцы хайда на островах Королевы Шарлотты схлестнулись с европейскими и бостонскими торговцами пушниной, на побережье Аляски лебедевцы воевали с шелеховцами за промыслы и фактории; и те и другие часто сталкивались с местными жителями; а что до тлинкитов, то от них доставалось всем понемногу. Так что у Северного патруля всегда находилась работа.
Но остальное семейство всё было в сборе и гуляло здесь на Поляне. Вместе они составляли один из богатейших и влиятельных кланов Виктории и всего побережья. А ведь даже не подумаешь, глядя на рассевшихся по деревянным лошадкам и слонам весёлых людей.
Заметив Гришу, Тропинин отделился от семейства и направился к секретарю. Для своих пятидесяти пяти лет он выглядел бодрым и полным сил. И лишь немного прихрамывал из-за давней раны, полученной во время битвы в проливе Нутка.
— Я бы предпочел, чтобы зима длилась ровно Рождественскую неделю, — сказал Тропинин молодому человеку. — Чтобы снег выпадал в канун Рождества и исчезал сразу же после Нового года. Порадовать детишек, поиграть в снежки и довольно… А кому нужно, то снега сколько угодно всего в трёх верстах от города.
Рождество и Новый год не уступали по бесшабашному веселью Большому Потлачу, который проходил на полтора-два месяца раньше. А ещё была Масленица и праздник цветения вишни. И единственный летний праздник — День Высадки (город основали летом 1767 года).
Виктория умела гулять. Но умела она и работать. Рождественские святки, которые в других странах продолжались до Крещения, в Виктории укорачивались до недели. Второго января празднования прекращались. Веселье как обрезало и начинались будни.
— Вы все еще живете в кампусе? — спросил Тропинин.
— Да. Варвара Ивановна сказала, что я могу жить в кампусе до конца января, — счёл нужным пояснить Гриша. — Новых студентов всё равно пока нет.
— Тем не менее рекомендую потратить оставшийся выходной на поиски жилья. С началом работы у вас может не остаться времени на такие мелочи. Сходите в трактир, почитайте последнюю «Викторию» с объявлениями.
— Так и сделаю, — пообещал Гриша.
— Я бы рекомендовал снять флигель или квартиру в доходном доме. Обязательно с кабинетом. С вашей зарплаты вы легко сможете платить пять астр в месяц за пару комнат, да еще приплачивать горничной, чтобы наводила порядок. Имейте в виду, времени на ведение хозяйства самому у вас вряд ли будет. Если хотите поселиться в меблирашках, то лучше снимать квартиру у Бочкарева. Скромно, но чисто и главное тихо. У Ясютина проживает много студентов и комнаты слишком маленькие для нормальной работы. У Кривова шумно и суетно, как в порту. Всякий проходящий люд снимает там угол на короткое время.
Легендарные в Виктории имена звучали из уст Тропинина обыденно. Шкиперы и приказчики старой Компании давно уже взяли за привычку вкладывать накопления в доходные дома. По работе они знали, что морская торговля отрасль беспокойная и не отличается постоянством, чтобы надежно обеспечить старость. Комнаты же с квартирами в условиях бурно растущего города имели устойчивый спрос, а управление домами не требовало от стариков особых усилий. Поэтому к выходу на покой многие из ветеранов обзаводились домом или двумя под сдачу жильцам. И только обеспечив таким образом тыл, решались вкладывать средства в более рисковые предприятия.
Новый год длился уже несколько часов. Цифры «1800» на Поляне догорели и погасли. Народ расходился по домам, отсыпаться и готовиться к свершениям. Все поздравляли друг друга с новым годом и новым веком, что вызывало у Алексея Петровича раздражение.
— Я даже статью в газете поместил с разъяснением, что век начинается с концом тысяча восьмисотого года, а не с его началом. Но куда там! Два нолика на конце заворожили их как глаза филина… хотя… быть может, им всем просто захотелось большого праздника.
— Думаю через год они наконец согласятся с вами и отпразднуют новый век ещё раз, — сказал секретарь.
— Не сомневаюсь, — усмехнулся Тропинин.
Смешок заставил Гришу поёжиться. Он старался, чтобы его слова не звучали подобострастно. Молодой человек пока еще не определился, как можно разговаривать с начальством, и не желал выглядеть жополизом. Даже если рядом не имелось никого, кто бы мог ему предъявить подобное обвинение.
— А ведь в этом году мы уйдем от России вперед ещё на одни сутки, — задумчиво произнёс Тропинин. — У нас год будет обычным, не високосным, а Россия проживет лишний день в феврале. Хотя, в некотором смысле, мы ушли вперед уже на добрую сотню лет.
Глава 2За тех, кто в пути!
Первое января 1800 года. Южная часть Тихого океана. Великое Южное море, как значилось это пространство на европейских картах. Два месяца пути — ни клочка суши, ни клочка паруса. Порывистый ветер, низкие тучи, тёплый тропический дождь. Молодой шкипер Митя Чеснишин стоял за штурвалом в одной рубахе, радуясь и тому, и другому, и третьему. Он сильно рисковал, отправляясь сюда. Зимой здесь, в районе экватора, погода стояла неверная. Мог задуть любой ветер, могло принести бурю, а могло и заштилить на неделю, а то и больше. И это посреди самого большого на Земле пространства без суши.
Однако, никакого иного выхода он не видел. Груза на Нука-Хива им не предложили. Что и не удивительно — колония американцев там пока обитала небольшая, а местные жители из племени те-и-и не производили ничего кроме все тех же продуктов, какие можно встретить на любом тихоокеанском острове. В то же время пища туземцев не была слишком скудной, как на более южных островах, чтобы разносолы пришельцев могли соблазнить их покончить с дикостью. Возможно, лет через пять или десять колонисты смогут подобрать ключик к сердцам туземцев, убедить их заняться заготовкой сандалового дерева, выращиванием индиго, кофе или хотя бы кокосовых пальм. Тогда на остров потянутся торговые корабли, фактория компании Южных морей превратится в городок, а природные жители понемногу приобщатся к цивилизации. Пока же, если не считать доступных женщин, Нука-Хива не мог похвастать ничем.
Доступные женщины несколько оживили команду, которая уже изнывала от жизни на крошечной палубе посреди океана и тяготилась вечным пребыванием на грани нищеты. Бизнес у Мити не шёл, несмотря на все его ухищрения. И времени, чтобы спастись от разорения у него оставалось немного.
Поэтому, пока команда забавлялась с островитянками, шкипер сидел за картой и размышлял. Остров Нука-Хива (вместе с несколькими соседними) считался своеобразным тупиком Южных морей, за которым для торговой шхуны не имелось ничего интересного — огромный пустой океан, а на его краю лишь берег испанской Америки. Не удивительно, что сюда редко кто забирался, если не считать редких пока китобоев. Большинство торговых шхун Виктории предпочитало искать удачи в западной части океана, где и разнообразных островов больше и товаров на них, и к Кантону с Макао ближе.