Все последние месяцы судьба загоняла его шхуну на край света, точно охотничьи псы матёрого зверя. И теперь он не мог просто вернуться пустым на Оаху. В это время года, он почти наверняка надолго завис бы там без контракта. За пару месяцев его средства подошли бы к концу, а команда просто списалась бы на берег.
После долгих раздумий Митя принял решение. Сложное, так как предстояло уйти ещё дальше от цивилизации, туда, где не стоит ждать помощи, а если кого и встретишь, то это будут испанцы, жаждущие всадить тебе ядро в борт или шпагу в грудь. Хорошо, что зимой встречное течение в районе экватора ослабевает, а иногда прекращается вовсе. Это был небольшой плюс. Он потеряет на переход те же самые два месяца, что затратил бы на путь к Оаху, с той лишь разницей, что команде некуда будет уйти. Зато у Мити появлялся шанс выбраться из заколдованного круга неудач.
Решение идти на Галапагос выглядело крайне рискованным. Коварные течения между островами погубили уже не один корабль. К тому же ни на какой коммерческий груз для шхуны рассчитывать не стоило. Архипелаг был необитаем. Разве что случайный китобой из Виктории или с Уналашки мог скинуть добычу для доставки в порт, дабы продолжить промысел налегке. Но такая встреча оказалась бы сродни чуду.
Нет. Митя рассчитывал не на случай. У него имелся план. Худой или нет, но план. Правда команде предстоит поработать заготовителями и ловцами… потому что он собирался наполнить трюмы серой, гуано, наловить больших черепах, игуан и доставить всё это на Остров. Он прикинул, что сможет выручить у ресторана "Императрица"за каждую черепаху по сотне астр. То есть пять черепах принесли бы ему доход равный годовой зарплате шкипера. С игуанами уверенности было меньше. Идея привезти большую ящерицу и продать какому-нибудь богатею в качестве домашнего питомца, давно не являлась оригинальной, и отнюдь не Митя до неё первым додумался. Проблема заключалась в том, что игуаны в отличие от черепах, дохли в дороге. Единственная выжившая особь обитала в Университете в особой комнате, светлой и теплой. Кормили её огурцами, вместо привычных кактусов, регулярно подсыпали в застекленную клетку горячий песок и старались не дышать в её сторону. Живой товар — дело сложное.
С гуано проще. Его охотно покупала и фабрика удобрений в Сосалито и пороховой завод в Виктории. И там и там платили по астре за десятиведерную бочку. За серу платили втрое больше. Оба этих продукта добывали понемногу по всему океану, но везде на раскопках уже сидели хозяева. А Галапагос всё ещё считались ничьими. Плавать туда специально было невыгодно, и Митя рискнул лишь от того, что оказался относительно рядом. Относительно, это почти половина океана. Огромные пространства водной пустыни без единого островка. Ближе никто из тихоокеанцев оказаться просто не мог.
Помимо долгого пути и сложной навигации встали перед шкипером и другие проблемы. Пустых бочек на борту имелось в обрез. Митя подумывал сделать выгородки в трюме, чтобы просто засыпать гуано туда. Он, однако, не знал, как поведет себя материал, если вдруг обнаружится течь, как это скажется на его свойствах, а значит и стоимости? Не попортит ли его морская вода? С серой иная проблема — промысел это опасный, вредный для здоровья, а времени занимает уйму.
Зато вся прибыль достанется команде.
В шесть часов утра из казёнки выбрался Сарапул. Потянулся, подошел к бочке с дождевой водой, ополоснул лицо. У матроса хватило бы ума выпить из бочки, но он наткнулся на твердый взгляд шкипера и отступил. Поглядев на низкие тучи и глубоко вздохнув, Сарапул взялся за уборку.
Более неприспособленного к морскому делу человека трудно себе представить. Но Мите выбирать не приходилось. Со шкипером-молокососом мало кто желал отправляться в море. «Он нас потопит, как пить дать!» — таково царило единодушное мнение среди опытных моряков. А Сарапул никогда не отказывал, хотя матросом считался никудышным. Не потому, что не желал научиться морскому делу, нет, он любил море, но вот способностей к обучению не имел никаких.
Выслушав его план, команда возроптала, но подчинилась. Чеснишин был не только шкипером но и владельцем шхуны. Хозяином, с какой стороны не посмотри. Они же работали не за пай, а получали зарплату. Не их дело, куда шхуна идёт и какой груз перевозит. Конечно, при желании любой из команды мог получить расчет в каждом из посещаемых портов. Но на Нука-Хива среди людоедов, разрисованных, как китайские вазы, никто из матросов оставаться не захотел. Корабли туда заходили редко, застрять можно было надолго, а жизнь в фактории не выглядела привлекательной. Если не считать женщин. Но не женщинами едиными… В колонистах моряки впервые, наверное, увидели людей более удалых и отчаянных, чем они сами, покоряющие на утлой посудинке величайший океан Земли.
Митя давно осознал, что море способно разрушить любой самый надежный план. Он рассчитывал к Рождеству оказаться в Виктории, а оказался даже южнее острова Рождества. Дома их ждали друзья, жёны, родственники. В городе обещали устроить большой праздник по встрече нового столетия. Хотя газета «Виктория» утверждала, что сия круглая дата состоится лишь через год, ей, несмотря на авторитет, мало кто верил. Как же? Ведь два нуля на конце года светились как маяки в створе пролива. Куда уж круглее?
Сейчас Мите было не до научных споров. Он поставил на карту не только жизнь, что было в принципе привычным делом, но и карьеру независимого судовладельца и шкипера. И если дело сорвется, то шхуну придется продать, а ему самому предстояло в лучшем случае несколько лет ходить подшкипером, пока подвернется следующий шанс встать у кормила.
Тем временем, вымыв палубу и начистив корабельную медь, Сарапул взялся за рыбалку. Он отмотал с катушки леску, прикрепил на конец приманку, в виде разлохмаченного куска яркой тряпки со спрятанными крючками, и забросил снасть за корму. В Морском журнале писали, что при удаче в этих водах можно поймать тунца или рыбу-меч, но чаще попадаются акулы. За месяц с лишним пути Сарапул смог вытащить только чудную рыбу с плоской головой. Она походила на обрубок нормальной рыбы, впрочем, оказалась вполне съедобной.
— Не забудь надеть рукавицы, — напомнил Сарапулу Митя. — Не то останешься без пальцев, если вдруг клюнет.
Подумав и взглянув на часы, он легонько пнул Малыша Тека, с которым нёс ночную вахту и которому позволил вздремнуть немного. Малыш поднялся с бухты троса, на котором сидел, прислонившись спиной к казенке, ополоснул лицо в бочке с водой.
— Надо бросить лаг, — сказал Митя.
Молодой индеец кивнул, взял в ящике вьюшку с намотанным лаглинем и отправился на руслень. Митя старался побыстрее натаскать матроса, чтобы тот мог нести вахту. Ни Сарапул, ни Пулька для этого не подходили, а Малыш уже прилично разбирался в навигации, ему лишь не хватало практики и усердия.
За четверть часа до восьми утра из казёнки показался помощник шкипера, или подшкипер, как ещё называли второго человека на корабле. Помощник вышел с двумя кружками кофе. Одну протянул Мите другую оставил себе. Звали его Семён Барахсанов и он ни много ни мало приходился племянником знаменитому Яшке Дальнобойщику. Помощник стал, наверное, лучшим приобретением «Незевая». Он закончил Морское училище и давно мог сам управлять шхуной в компании Рытова или в любой другой, но неожиданно для всех поругался со знаменитым дядей. По какой причине, никто не знал, а он сам не рассказывал. Так или иначе, другие корабельщики отказывали ему в найме то ли опасаясь недовольства Якова Семёновича, то ли предполагая вздорный характер Барахсанова. У Мити же выбора не имелось. Грамотный помощник ему требовался позарез. Он принял Семёна в команду и не прогадал.
Барахсанов раскурил трубку. Осмотрел паруса, взглянул на часы, на компас.
— Ветер зашёл к зюйду на один румб, — сказал Митя. — Даем четыре узла с четвертью. Курс держать прежний. В общем, принимай вахту.
Вахты они поделили по восемь часов, а не по четыре, как полагалось на большинстве флотов. Но на шхуне с маленьким экипажем так получалось проще. Ещё лучше было бы устроить три шестичасовые вахты, тогда дежурства сдвигались бы каждые сутки. Но для лишней вахты требовался ещё один грамотный мореход. Малыш Тек мог таким стать только через несколько месяцев.
Последним на палубе появился Фёдор Пулька. Самый старый матрос на шхуне. Как и Сарапул он родился в России, то есть по ту сторону Уральского хребта. В свое время, а именно десять лет назад, Пулька сбежал с российского парусника «Сокол», когда тот стоял в Виктории. Тогда, после битвы за Нутку, колонии неплохо пополнились свежей кровью с русских, испанских и английских кораблей. Ни на одном флоте мира жизнь простого матроса не считалась легкой. Беглецы долго отсиживались на хуторах в глубине Острова, но понемногу возвращались к привычному морскому делу.
— Эх, сколько ещё нам плавать-то, — заметил Пулька, оглядывая пустой горизонт. — Ни баб, ни еды нормальной.
Консервы давно кончились, солонину он не признавал. Рыбу не любил тоже, предпочитая свежее мясо, зелень и особенно чеснок.
— Остался бы на Нука-Хива, — сказал Барахсанов.
— Среди людоедов-то? — возразил Пулька.
— Ну так и что, что людоедов? — спокойно сказал Барахсанов. — Если, допустим, убьют, тебе всё равно будет, съедят тебя потом или закопают.
— Уж лучше пусть закопают.
— А как закопают, то там съедят черви, а если похоронят в море, то съедят рыбы и раки. Нам суждено быть съеденными так или иначе.
Ровно в восемь сдав вахту Барахсанову,Митя прошелся по шхуне. Заглянув за борт, понаблюдал за течением воды. Осмотрел крепления, натяжение парусов, веревок. Спустился с фонарем в трюм проверил, нет ли течи, затем потыкал и постучал свайкой по шпангоутам. Обычно он проводил тщательный осмотр в порту, но плавание затянулось и следовало держать ухо востро. Особенно в южных широтах, где дерево быстрее, чем огонь на пожаре, съедала всякая тропическая гниль или червь. Повреж