В принципе он мог отправить на розыски нужных людей мальчишек с записками. В отличие от особняка, где даже прохожие появлялись редко, здесь, на Главной набережной мальчишек вертелось уйма. Их нанимали за монетку для мелких поручений, могли сбегать хоть на другой конец города. Вот только ни Митя, ни ветеран, ни сами мальчишки не знали, где сейчас найти Чихотку или кого-то из морского начальства. «У пирсов, в Эскимальте, на маяках, в Олимпе» — звучали предположения.
История с Сосалито повторялась. Хотя здешнее начальство не отправилось в абсолютную глушь на несколько месяцев, однако и Виктория — город большой, даже известный человек может легко затеряться. Монеток не напасешься рассылать записки по всем углам.
Подумав немного, Митя отправился к Шарлю де Монтеро, рассудив, что если кто-то и способен ускорить спасательную экспедицию к Галапагосам, то именно он. В конце концов, это его сын там бедовал. И растормошить сильных мира сего у старика выйдет лучше, чем у молодого шкипера. Всё же Шарль являлся личностью легендарной. Французский офицер прибыл сюда из Бенгалии вместе с Рашем лет двадцать назад и приложил немало усилий, чтобы сделать Викторию такой, какой она стала.
Старик оказался дома, впрочем не удивительно, он редко покидал жилище. Даже на свои виноградники выбирался только ближе к осени. В двух словах Митя обрисовал ему всё, что произошло на подходе к Галапагосам.
Шарль вздохнул с видимым облегчением. Его сын выжил, а с остальным Складчина разберется. Мите было приятно видеть, как распрямляются морщины на лице старика, как блеснули слезы в уголках глаз.
— Спасибо, молодой человек, — сказал француз. — Сидел как на иголках, так кажется говорят? О крушении «Бланки» здесь уже знают. Не знают подробностей. В Сосалито ушла патрульная шхуна «Кусай» с Босым в качестве капитана. Оттуда, узнав подробности, она уже отправится на помощь.
Если бы не гибель Сашки, Митя порадовался бы вместе с Шарлем.
— Значит разминулись, — сказал он и поднялся, чтобы уйти.
Старик ещё раз поблагодарил его, заверил, что немедленно свяжется с Тропининым и другими членами Правления, с морским начальством. Потом предложил Мите выпить вина с собственных виноградников. Он словно не хотел отпускать свидетеля того, что доставило ему радость.
Митя отказался. Впереди его ждала неприятная миссия — визит к жене Сашки Загайнова. Распрощавшись со стариком он вышел.
Приходить к Наталье с дурной вестью ему совсем не хотелось. Это был долг, а не веление души. Не удивительно, что разум цеплялся за любой повод не спешить, и раз уж по пути оказалось старое здание меховой компании, где помимо прочего располагалась газета «Виктория», Митя прежде всего заглянул туда.
Заметку для газеты он подготовил ещё в пути. Многие шкиперы отправляли подробные отчеты о плавании в газету, если, конечно, находилось о чём написать. Митя впервые попал в то, что можно назвать приключением и решил тоже попытать счастья. Расписал, как умел, стычку с испанским корветом, гибель «Бланки», лихорадку, которую подхватила её команда. Он не стал упоминать лишь о секретном грузе. Кто знает, какие виды имела на него Складчина?
Незнакомый парень, что дежурил в приемной, быстро пробежал глазами по исписанному листку бумаги.
— Отлично! — произнес он. — Просто отлично! Думаю мы возьмем это в субботний выпуск. Если хотите получить гонорар прямо сейчас, подождите, когда появится Галина Ивановна. Она утверждает все подобные материалы. Не думаю, что будет против, но так положено. В противном случае, вам выдадут плату сразу после публикации.
— В субботу?
— Именно.
— Я лучше подожду.
В глубине души он даже обрадовался лишнему поводу отсрочить тягостное дело.
Народу по холлу бегало много, а быть может ему так показалось после долгого плавания с небольшой командой. Мелькали знакомые и не очень лица, кто-то даже успевал кивнуть Мите. Шкиперы, вроде него, сдавали заметки, один передал письмо от кантонского консула, торговцы приносили отчеты о ценах в Макао, Кантоне, о видах на урожай тростника на Оаху, один из сотрудников издательства выговаривал собеседнику что-то про переводы английских и шведских газет. Холл наполнял гул голосов и шагов, и Митя в каком-то смысле даже наслаждался людской суетой.
Неожиданно из бокового коридора выглянул Чихотка. Митя обрадовался, вскочил, собираясь подойти к флотскому начальнику, чтобы рассказать о «Бланке» и грузе. Но в этот момент адмирала увлекли обратно.
— Пишет книгу, — заметил молодой посетитель, что сидел неподалеку от Чеснишина.
— Не сам пишет, — возразил ему другой ожидающий. — К адмиралу приставили парня, тот расспрашивает и записывает.
Из их дальнейшего разговора, Митя понял, что Складчина решила записать для истории и опубликовать воспоминания первопроходцев. Тех, что отправились в Америку из Охотска вместе с Иваном Американцем. Случилось это сорок лет назад, а то и больше. Для Мити глубокая старина. Из той первой команды до девятнадцатого века дожили лишь трое. Одним был ветхий старик зверобой, который давно выжил из ума и коротал остаток дней при госпитале. Двое других — Яшка Дальнобойщик и Василий Андреевич Чихотка всячески отбивались от записи воспоминаний.
Их нынешний адмирал вообще с трудом научился читать и писать. Насколько знал Митя, на эту должность сперва собирались назначить образованного Ясютина, но решили, что училище важнее. А адмирал, как пишут в подобных случаях в книгах, скорее царствовал, чем правил.
Маленькое происшествие заставило его вспомнить о собственном долге. Митя вздохнул и подошел к дежурному.
— Галина Ивановна не приходила? — спросил он.
— Нет.
— А когда она может быть?
— Никогда нельзя сказать наверняка, — парень улыбнулся.
— Тогда я, пожалуй, пойду.
Стараясь не спешить, он проследовал по самой длинной улице города, которая раньше называлась Долгой, а теперь Морской и тянулась почти до самого берега Внутреннего моря. Этот конец застроили аккуратными небольшими домиками, с крохотными огородами на заднем дворе и еще более крохотными газонами перед фасадом. Такие жилища были доступны простым рабочим, солдатам или матросам, каковым и являлся Сашка Загайнов.
Подходя к нужному дому Митя увидел выходящего из дверей Барахсанова. Столкнувшись со шкипером, тот ничуть не смутился.
— Я сообщил Наталье обо всём, — сказал помощник.
С одной стороны Митя почувствовал сильное облегчение, что не пришлось говорить с молодой вдовой самому, с другой стороны, в нем неожиданно возникла ревность. Жена товарища ему нравилась, даже снилась иногда по ночам. А тут появляется настырный Барахсанов, который, не успеешь заметить, охмурит вдовушку.
Ему всё же захотелось зайти в дом, утешить Наталью, но и тут Барахсанов предупредил его порыв.
— Лучше не тревожить её сейчас, — сказал он.
— Я же приказал быть на шхуне, — с раздражением напомнил Митя.
— Со шхуной все в порядке, шкип. Сарапул вернулся. Сторговал черепаху за двадцать монет. Парням этого на неделю только и хватит, но по крайней мере сразу не разбегутся. Как только получим фрахт, расплатишься по полной. Так что все ждут своей доли.
— Ну тогда, пойдем…
Они быстрым шагом направились обратно к Торговой гавани. Пока Митя искал начальство и ждал в издательстве, Барахсанов успел выяснить последние новости, которыми теперь делился.
— Слышал, «Палладу» пустили на слом?
— Да ну?
— Месяц назад всю с оснастку с торгов распродали, остальное пошло на дрова.
— Хороший был корабль, — вздохнул Митя.
— Ребята собрались у Слэйтера. Часть вещей с фрегата он купил. И кабаку название поменял. Теперь он не «Якорь» а «Паллада».
— Да ну? — опять удивился Митя.
— Сарапул пока тоже там, так что даже если выпить, поесть не желаешь, с деньгами нужно разобраться.
На Ярмарке по вечерам всегда гуляло много людей. Пьяные, трезвые, с дамами и в больших компаниях, бедные и богатые — все желали развеяться после рабочего дня. Мите жизнь родного города показалась излишне вольной, неорганизованной, не сравнить даже с ограниченной дисциплиной, что царит на торговой шхуне. Напади на Викторию испанцы или кто-то ещё, люди не сразу и узнают об этом, а как узнают, не сообразят, что нужно делать?
Таверна мистера Слэйтера, которая раньше называлась «Якорь» и правда сменила вывеску. Старый якорь из каменного блока и дерева, как и прежде лежал перед входом. Теперь к нему добавились рында, штурвал и ещё несколько дельных вещей со списанного фрегата. Всё это хозяин развесил внутри заведения, в главном зале.
Ещё до рождения Мити, Слэйтер, с помощью одного знающего земляка, стал варить темное пиво, называемое на английский манер портером.
— Не хуже чем у Артура Гинесса, — гордо утверждал он.
Никто в Виктории не знал, кто такой Артур Гинесс. Но пиво Слэйтера оценили. Оно получалось крепким, сытным и ароматным. Куда лучше, чем быстро пьянеть от виски или бренди. Некоторым портер и вовсе заменял обед. Так что народу в таверне хватало всегда.
Но незевайцы изголодались по настоящей пище. Заняв один из столов, парни предавалась чревоугодию и не обращали внимания на шум. Пулька заказал солянку, к которой приохотился уже здесь в Виктории, оставив в прошлом любовь к кислым щам. Малыш Тек предпочитал мясо с вертела, Сарапул, которого вскоре ждала домашняя еда, ограничился пивом и колбасками.
Барахсанов с Митей уселись за стол, ничего не заказывая. Митя есть не хотел, а Барахсанов похоже успел где-то перехватить. Не исключено, что у Натальи. Выглядела команда мрачно. Сарапул протянул шкиперу двадцать монет. Здесь были и полновесные астры и серебряные полтинники с четвертаками, а также много меди по десять и пять телей (официально индейское слово «теле» не склонялось, но простой народ правила не признавал). Митя быстро разложил монеты на пять кучек и выдал каждому его долю — жалких четыре астры.