К сожалению Ясютин до сих пор не был вхож к чиновникам Форин-офиса. Он встречался несколько раз с мелкими клерками, задача которых была лишь в том, чтобы выяснить, кто он такой? После чего даже такие контакты прекратились. Интригу следовало вести осторожно, подбираясь к нужным людям окольными путями. Так что начать он всё же решил с Воронцова. Тот хотя бы соглашался выслушать Ясютина, в отличие от гордецов из Форин-офиса. Тем более, в отставке ему больше не требовалось беспокоиться о том, как воспримут такой разговор важные лица в Петербурге.
У роскошного дома тридцать шесть на Харли-стрит, что в районе Мэрилебон Ясютина встретила тишина. Ни визитеров у дверей, ни карет на улице, ни присланных из Петербурга флотских учеников, ни спешащих слуг, ни посыльных, ни даже обычных зевак. Окна занавешены, двери заперты. Разумеется, Лизакевич не имел такой же известности и такого же веса в лондонском обществе, как граф Воронцов. А значит не устраивал пышные приемы и обеды, не наносил визиты, не посещал театры. И вряд ли к нему обращались за протекцией. Но все же для дипломатической миссии такая тишина выглядела необычной.
Стучать латунным кольцом в дверь пришлось довольно долго. Охранник или слуга, довольно пожилой человек, рассматривал его некоторое время через окно, отклонив угол занавески, прежде чем решился приоткрыть. Он плохо говорил на русском.
— Мне нужен господин Лизакевич, — сказал Ясютин.
— Василия Григорьевича отозвали. Пришла депеша из Петербурга.
Вот это было нехорошо. Одно дело охлаждение отношений и совсем другое — их полный разрыв.
— А Назаревский, Сиверс?
— Никого нет.
— И что же, русскую миссию закрыли? — поинтересовался Ясютин.
— Да. Если вам нужно что-то передать, или разобраться с долгами, можете поискать Смирнова.
— Священника?
— Да. Он сейчас вроде поверенного.
— А где сейчас граф Воронцов? В Сохо или в имении?
Воронцов довольно част посещал местных промышленников и как знал Ясютин останавливался в доме на Грейт-Палтни-стрит. Летнее же имение располагалось в Ричмонде, милях в десяти вверх по Темзе. При необходимости Ясютин мог наведаться и туда. Не занимая должности, граф мог стать более разговорчив и благожелателен. Хотя мог и не стать.
— Нет. Семен Романович совсем отошел от дел, — сказал слуга с долей разочарования в голосе. — Они с семьей уехали на море, в Саутгемптон.
Отправляться в такую даль не имело смысла.
— Посольство закрыто?
— Точно так.
— А как мне найти церковь?
— Это на Уэлбек-стрит, рядом с посольством, сэр, в дворе тридцать второго дома.
— В дворе? Это флигель?
— Не совсем, сэр. Это такая пристройка к дому. Церковь небольшая, сэр. Англичане её называют часовней, а по посольству она числится как Успенская церковь. Можно войти со стороны Мэрилебон мьюз, там есть ещё один вход. Найти просто. Про саму часовню там мало кто знает, а спросите, где живет доктор Томас Янг, и вам всякий покажет. Вот рядом, стало быть ищите Успенскую церковь.
Ясютин прошел по Нью-Кавендиш стрит и вскоре нашел нужную дверь. Часовня занимала длинный сарай, похожий на дома индейцев прибрежных племен. Ничего общего с роскошным собором Святого Павла или даже церквушками поскромнее. Внутренняя обстановка напоминала католическую или протестантскую церковь — скамейки для молящихся стояли ровными рядами. Правда здесь имелись иконы, рядом с которыми горело несколько свечей. Никакой службы не велось, а священник появился только через полчаса.
Смирнов вполне мог оказаться тайным агентом. Во всяком случае, Тропинин, когда просвещал молодых дипломатов, утверждал, что в любом посольстве, которое само по себе является разведывательной структурой, наверняка должен быть человек, который заведует тайными операциями. Заговорами, подкупами, интригами.
Смирнов занимал в русской миссии слишком много должностей и слишком многое знал, чтобы считаться обычным сотрудником или тем более простым священником. А его церковная должность вызывала меньше подозрений у людей непосвященных в тайны.
Ходили слухи, что именно он сорвал планы польских инсургентов, которые собирались закупить оружие и поставить его в империю. А что Ясютин знал достоверно, так это интриги Смирнова против российского путешественника Герасима Лебедева. В прошлом году тот вернулся из Индии и всё это время пытался поделиться с миром своими знаниями о Востоке. Безобидный человек. Но Смирнов не терпел вольнодумства, якобинства, ненавидел республиканский строй.
Если бы не нужда, Ясютин близко бы к нему не подошел.
Конечно священник его сразу узнал и подсел рядом.
— Прежде чем изложить дело, господин Ясютин, ответьте мне на пару вопросов, — сказал он.
— Охотно, Яков Иванович.
Это не вполне соответствовало истине. Следовало сказать «согласен», потому что особого желания отвечать на вопросы, Ясютин не испытывал.
— Ваш батюшка подданный Российской Империи, — начал Смирнов.
— Это так. Но он порвал с Родиной. А сам я родился на Уналашке.
— Вы православный?
— Нет. Я даже не крещеный. Вернее не крещенный по церковному обряду. Меня, как говорили, крестил обычный зверобой, сняв с себя нательный крестик и надев на меня. У нас с обрядами туго.
— Почему?
— Кто-то из наших православных, насколько я помню, писал в Петербург. Просили, чтобы прислали священника. Даже храм построили. Но ответа не получили и дело не сдвинулось. У нас есть православные, есть староверы, есть лютеране, есть католики. Католические священники к нам, впрочем, тоже не спешат. Им нужна земля и индейцы, они так привыкли вести дела. Но мы выкупаем клочки земли у племен, и не можем как кроль просто отписать территорию монахам. Вот так и живем.
— Любопытно.
— Я так скажу, — решил добавить Ясютин. — Кто первый догадается прислать священника окажется в выигрыше. Подумайте, ведь у нас люди простые. Они станут ходить в тот храм, который будет работать, просто потому что больше некуда.
— Как вы смогли найти подход к графу Воронцову? — неожиданно сменил тему Смирнов.
— Я предложил ему относитесь к нам не как к русским, что решили отделиться от Российской Империи, а как к людям, что устроили колонию на территории Испанской короны. Тем более что среди нас очень много выходцев из разных стран.
— Ясно. Чем я могу помочь?
— Граф Воронцов, насколько я знаю, часто встречался с Франсиско Мирандой, который когда-то служил при петербургском дворе. Граф поддерживал его чаяния относительно свободы испанских колоний.
— Допустим, — Смирнов нахмурился.
— Мне хотелось бы встретиться с ним, — сказал Ясютин. — И вы могли бы подсказать, как это можно сделать. Кроме того, мне бы не помешала рекомендация от кого-то из русского посольства.
— Вы ставите меня в щекотливое положение, Тимофей Федорович, — Смирнов наклонил голову вбок. — Я вовсе не посол и даже не советник.
— Мне не нужно поручительство для займа денег или чего-то такого. И не нужна протекция. Просто подтверждение, что я тот, за кого себя выдаю. И не обязательно письменная.
Переписку с Мирандой пришлось вести через мальчишку-посыльного. Испанский инсургент не желал приглашать Ясютина в свой дом и не желал встречаться в открытую. По всей видимости боялся недоброжелателей или тайных агентов испанского короля.
Наконец Миранда сообщил, что готов встретиться в кофейне Элизабет Батлер, известной так же как «Голова королевы» или «Финиш». Ясютин должен прийти туда один, а для опознания надеть красный шейный платок и заказать чашку кофе.
Репутация у заведения Батлер была мягко говоря не однозначная. Сама хозяйка некогда держала бордель, но затем сменила профессию. Не сказать, что на более респектабельную, скорее на более выгодную. Располагалась кофейня в Ковент-Гарден посреди многочисленных борделей, и являлась своего рода биржей блуда. Ясютин подумал, что в сущности все кофейни рано или поздно превращались в подобие бирж. Только одни занялись страхованием морских перевозок, а другие продажей любви.
Мода в Лондоне менялась стремительно. Всё что он прикупил в год приезда уже вышло из употребления. Парики больше не носили. Треуголки тоже. Фрак Ясютин не надел ни разу. Тут, правда, причина заключалась в ином — ему так и не пришлось нанести ни одного официального визита. Зато он неплохо укоренился среди коммерческого сословия. Встречи, консультации по торговле на северо-западном побережье Америки, закупка необходимых инструментов и литературы по заказам Складчины, тосты за процветание торговли.
Он выбрал тёмно-серые брюки, черный сюртук, короткий цилиндр, взял трость со спрятанным в ней стилетом. С трудом нашел среди вороха вещей красный шейный платок.
— Я выгляжу как француз-республиканец, — проворчал Ясютин, разглядывая себя в зеркало. — Парни, прихватите свои лучшие дубинки. Сегодня будет трудный денёк.
Кофейня занимала здание, похожее на павильон, в череде множества похожих павильонов, окружающих знаменитый фруктовый рынок. Кофе здесь не пользовался популярностью, так что заказ Ясютина сразу выделил его из основной публики, предпочитающей крепкое пиво или контрабандный женевер, или смесь того и другого.
Билли и Сэм вошли через несколько минут и уселись отдельно, словно и не зная его. Они заказали пиво и принялись громко спорить о достоинствах и недостатках американских фрегатов. Билли разыгрывал из себя скептика, а Сэм ярого патриота, считающего, что британским кораблям никакие иные в подметки не годятся.
Всего через пять минут, Ясютин не успел даже выпить кофе, к нему подошла молодая женщина. Не уродливая, не красивая, обыкновенная. Но без следов пьянства на лице, что уже отличало её от многих других. Она присела на свободное место и улыбнулась так, что со стороны могло показаться, будто они давно знакомы.
Ясютин невольно улыбнулся в ответ.