Другим средством проредить наступающую лавину являлись гранаты. Опять же исходя из прежнего опыта стало ясно, что при падении на землю они приносят слабый ущерб, больше вздымая землю, чем поражая неприятеля. Поэтому полковник велел привязать гранаты к кольям примерно на высоте груди и привязать к каждой дюжину гвоздей. Гвардейцам в передовых пикетах требовалось лишь подпалить фитили перед отступлением и смотреть, чтобы под удар не поставить товарищей.
Для более эффективного использования пушек, будь они гвардейские или предназначенные для подарка, Раш поручил ветеранам натаскать новобранцев из числа бывших пиратских галерников.
В общем работа кипела. В брошенном городе поставили несколько домиков для освобожденных людей, часть из них отправили пополнять запасы продовольствия. На случай длительной осады посреди лагеря вырыли погреба и колодец.
Для Мити тоже нашлась работа. Галина Ивановна написала несколько писем для Виктории. Их следовало отправить в Макао Судейкину, агенту Складчины. Разумеется, отпускать единственную шхуну даже в Макао она не решилась. Но как раз подходило время кантонской торговли и европейские корабли стали чаще проходить мимо островов Риау.
Мите пришлось нелегко. Он остался без Пульки и Барахсанова. Пара гвардейцев, что вывались временно заменить моряков, хоть и справлялись с делом неплохо, ещё не сработались так, как старая команда. Шестым с ними отправился Хиггинс. Помочь с управлением шхуной раненный сержант вряд ли мог, он был еще слишком слаб. И Митя прихватил его на тот случай, если придется говорить на английском. Язык этот он знал не слишком хорошо, а в переговорах часто бывают важны мелочи.
Уже на второй день патрулирования «Незевай» перехватил караван из трех крупных кораблей Ост-индийской компании. «Перехватил» — громко сказано. Может ли перехватить сардина тунца? Скорее подрезать, встать на пути, рискуя оказаться в пасти.
«Незевай» сблизился с караваном и поднял флаг. Однако толстые «индийцы» не собирались снижать ход ради мелкой иностранной шхуны. С одного из них выстрелило несколько крупных орудий, как бы остерегая возможного пирата от сближения.
Команда «Незевая» переложила паруса и некоторое время они шли вровень с британцами. Борта отделяли не больше двадцати саженей. Митя на разные лады пытался докричаться до них через свой новенький рупор. С «идийцев» на него смотрели с любопытством, точно на обезьяну, что научилась выполнять трюки. Этим дело и ограничилось. Мите до жути захотелось послать кому-нибудь из них в борт оперенную гранату Тропинина, просто чтобы согнать спесь и привлечь внимание. Разумеется, он этого не сделал, да и таких гранат в его арсенале не имелось. Один за другим корабли уходили вперед (ветер был идеален для прямых парусов), а шхуна отставала.
Когда «Незевая» стал опережать последний и самый маленький в ордере корабль, а Митя уже решил, что на этот раз ему придется уйти ни с чем, рупор неожиданно взял в руки Хиггинс. Этот парень когда-то служил в королевском флоте, и разговор он начал с того, что выдал несколько крепких выражений, понятных только соотечественникам. Митя в его бурной речи разобрал лишь отдельные слова и фразы, вроде «голландская храбрость», «свиное ухо» или «раскачивать лот», но их значения понять не мог. Среди прочего прозвучало много ругательств, самым мягким из которых было традиционное обвинение в содомии.
Так или иначе, тирада Хиггинса возымела эффект. Сперва его окликнул один из матросов и спросил, кто он такой, откуда сам, кого знает? Слово за слово, завязался разговор (с учетом того, что собеседникам приходилось орать). На «Незевае» между прочим узнали, что идущий рядом корабль называется «Маркиз Вэлсли», а его капитана зовут Брюс Митчелл. Нашлись у собеседников и общие знакомые, и даже общие воспоминания. Тут уж деваться британцам стало некуда, «Маркиз» сбавил ход, а капитан Митчелл согласился принять почту.
— Пуль… Ах, чёрт! Малыш, лодку на воду! — сразу же распорядился Митя.
Сарапул с одним из гвардейцев доставили Хиггинса на «индийца». Раненному сержанту пришлось нелегко и он чуть не сорвался, взбираясь по штормовому трапу. Но все же пакеты отправились по назначению.
Появление с юга довольно крупной джонки (тонн на триста-четыреста) вызвало в лагере нешуточный переполох. Пикет на бастионе на этот раз не оплошал, а неизвестное судно приближалось не так быстро, как пиратская флотилия в прошлый раз. В лагере успели приготовиться, а «Незевай» даже переправить в заросший манграми эстуарий.
Вскоре, однако, выяснилось, что тревога оказалась напрасной. Судно вело за кормой на буксире их собственный баркас, а Мамун, Вэнь, Барахсанов с Пулькой и пара гвардейцев радостно махали старым друзьям с палубы джонки.
— Если только это не хитрая ловушка, — мрачно произнёс Раш, опуская зрительную трубу.
— Ну что вы, полковник, — возразила Галина Ивановна. — Можно заставить людей приветливо махать руками, но такие радостные рожи под угрозой не скорчишь.
— Наверное вы правы, Галина Ивановна, — вздохнул Раш. — Наверное, правы.
Когда джонка вошла во внутренние воды и бросила якорь на том же месте, где тремя часами ранее стоял «Незевай», шестеро американцев и с ними ещё несколько человек перебрались в баркас и быстро добрались до берега.
Джонка всячески подчеркивала миролюбие. На палубе не находились ни одного вооруженного человека, если не считать сабель, висящих на поясах у богато одетых пассажиров, а стволы полудюжины вертлюжных пушек смотрели вниз или в сторону. Ни дымящихся фитилей, ни пороховых мартышек. Галина Ивановна решила, что угрозы нет и вместе с Рашем и Митей спустилась с укрепленного холма навстречу гостям.
Ко всеобщему облегчению вместе с делегацией на Бинтан вернулся Ибрагим, торговый агент Виктории. Старик оказался ценным приобретением, так как давно оброс связями в высших торговых и политических кругах султаната.
— Как только мы нашли его, дело сразу сдвинулось с места, — радостно сообщил Мамун.
— А что за джонка? — спросил Раш.
— Эти люди представляют торговые круги, — сообщил Мамун. — Что-то вроде совета толстосумов при султане. НазываетсяМеджлис Оранг Кая. Но, как мне кажется, среди них есть тайный посланец самого султана.
Ибрагим подтвердил его слова. Местный правитель по понятной причине не желал оставаться в стороне от переговоров и вместе с купечеством прислал своего человека.
— Они ждут, когда мы подтвердим безопасность и тогда высадятся на берег, — добавил он, показав на богато одетых людей. — Тогда можно будет поговорить. Размещать их не нужно, кормить тоже. У них есть шатры, прислуга, припасы, всё что нужно. Полагаю, они могут занять северную часть мыса?
— Это их город, — пожал Раш плечами
— Ну так не будем терять времени, — решила Галина Ивановна. — Отправляйтесь и передайте что положено от нашего имени.
Как-то встречать дорогих гостей (или хозяев, смотря как посмотреть) обитателям лагеря не потребовалось. Мало того, по мнению Мамуна, такая забота могла вызвать ненужные толкования. Поэтому американцы вернулись на холм, а делегация Меджлиса выгрузилась и начала обустраиваться в северной части брошенного города, не обращая ни малейшего внимания на чужаков. Их люди вели себя так, будто никакого лагеря на холме не существовало вовсе.
Что ж, участники экспедиции смогли потратить лишнее время на выяснение подробностей. Галина Ивановна расспросила Мамуна, Вэня, Барахсанова, но главным образом Ибрагима. Его появление стало большой удачей не только в смысле продвижения переговоров. Теперь американцы наконец-то смогли получить сведения о местной ситуации из первых рук, причем от человека проверенного, который не раз действовал в их пользу.
— Мы потеряли вас, — сказала Галина Ивановна. — Хотя понятно, что купец должен быть там, где процветает торговля.
— Если честно, она сейчас нигде не процветает, — сказал Ибрагим с трудом подбирая русские слова. — Именно об этом я писал вашему представителю в Макао. Но китайские торговцы, с какими я передавал письма, оказались ненадежны. Боюсь, мою почту просто выбрасывали за борт, если только не продавали англичанам или своему императору.
— Свято место пусто не бывает, — произнесла Галина. — Торговлю возобновим. Затем мы и здесь. Вернём султану его столицу Танджунг Пинанг, а в замен попросим… ну что уж получится.
— Не всё так просто, — вздохнул Мамун и его товарищи дружно закивали головами в единодушном согласии.
Оказалось, что Махмуд Риаят Шах покинул Бинтан и Танджунг Пинанг, вовсе не из-за боязни вражеского вторжения. Вернее, не только из-за него.
— Мы выяснили, зачем султан перебрался с двором на остров Линга, — доложил Мамун. — Там… не совсем там, скорее рядом, а точное место сокрыто от чужаков… в общем, где-то в тех краях обнаружено крупное месторождение олова. А олово, чтобы вы знали, это ключ к процветанию для такой небольшой страны. Оно всегда в цене. И султан, что неудивительно, захотел быть к нему поближе.
В остальном, как оказалось, дела у султана шли неважно. Он потерял много земель на материке и крупных островах, где к власти пришли мелкие князцы, и фактически остался султаном лишь архипелага Риау и островов Линга.
Ситуация в регионе вообще менялось быстро. Ибрагим сообщил, что всех европейцев, которые не являются подданными испанской короны, филиппинский губернатор выслал с островов несколько месяцев назад. Это открыло возможность для туземного населения выступить посредниками в азиатской торговле.
— Что ж, наш форпост и наши дружеские отношения с султаном позволят его торговцам принять в этом непосредственное участие, — сказала Галина Ивановна. — Испанцы большие любители рубить сук, на котором сидят.
Филиппины в административном смысле считались Америкой. Испанцы сделали их частью Новой Испании, а Тихий океан долгое время считали «испанским озером». Такому положению дел давно пришел конец, но медлительная имперская мысль ещё не осознала до конца наступления перемен.