Только к одиннадцати я подошёл к комнате девушки с едой. Открыл дверь.
Варвара сидела на том же месте, но теперь в её взгляде читалась не ярость, а усталость.
Я поставил еду перед ней.
— Варвара, нужно поговорить. Выбирай: либо здесь, либо в столовой.
Сестра медленно подняла глаза.
— А мама и Тася дома?
Я кивнул.
— Тогда здесь, — немного помедлив, проговорила она.
Я прикрыл дверь.
Варя посмотрела на меня исподлобья. Я невольно напрягся, магия земли уже пульсировала в кончиках пальцев, готовясь к возможному удару. Но её руки оставались расслабленными.
Посуда, которую я принёс вчера, была опустошена и аккуратно сложена на подносе.
Хороший знак.
— Поговорим начистоту? — спросил я, останавливаясь у окна.
Девушка кивнула, поджав губы.
Солнечный свет падал на её бледное лицо, подчёркивая тени под глазами.
Она не спала всю ночь. Думала. Возможно, плакала.
— Чего ты хочешь? Чего добиваешься? — начал я первым.
Её пальцы сжались в кулаки, но взгляд уже не был безумным, только обожжённым обидой и… завистью. Да, именно завистью.
— Какой у тебя уровень магического источника? — неожиданно выпалила сестра.
— Третий, — ответил я, не видя подвоха в этом вопросе.
— Третий, — она повторила это слово с какой-то горькой интонацией. — За неполный год. А у меня только второй, а ведь я на три года старше.
Я вздохнул.
Вот он, корень всего.
— Не понимаю… — голос сестры дрожал. — Как⁈ Почему тебе всё даётся так легко⁈
Это был не просто крик. Это был вопль загнанного в угол зверя.
Я молчал несколько секунд, давая словам осесть. Оправдания здесь были бы неуместны.
— Потому что я работал, — ответил ровно. — Каждый день. Потому что у меня не было выбора: либо я стану сильнее, либо нас всех уничтожат.
Она фыркнула, но я продолжил:
— Ты могла бы быть рядом, учиться, становиться сильнее. Вместо этого ты выбрала заговоры и предательство.
Варвара отвернулась к окну, но я видел, как дрогнули её плечи — мои слова попали в цель.
В воздухе повисло тяжёлое молчание, прерываемое лишь тиканьем часов.
— Я мог бы тебя убить, — нарушил тишину. — Или отправить в монастырь, где ты сгнила бы в молитвах четырём. Но я этого не сделаю.
В её глазах мелькнуло облегчение. Но оно тут же сменилось настороженностью.
Именно в этот момент у меня в голове наконец созрело решение.
— Ты поедешь в «Яковлевку», — сказал я, наблюдая, как расширяются её глаза. — Туда, где находится наше литейное производство. Я пришлю книги, и будешь учиться там.
— Ты… что? — она вскочила с кровати, лицо исказилось от непонимания.
— Даю тебе шанс. Не на свободу, а на исправление. Если за три года ты докажешь, что можешь быть частью моего рода, то вернёшься. Если нет…
— Вернёшься в род? — перебила она с горькой усмешкой. — Что это вообще значит?
Я сделал шаг вперёд:
— Это значит, что отныне ты лишена права наследования. Если со мной что-то случится, всё перейдёт к Тасе. Ты больше не наследница рода Пестовых. И в течение этих трёх лет будешь вне семьи.
Она побелела. Кровь отхлынула от лица сестры, как будто я ударил её.
— Но почему именно «Яковлевка»? — прошептала Варя.
— Потому что там магия земли работает в разы сильнее, — объяснил я. — Ты сможешь развиваться лучше, чем с наёмными учителями. Да и монстров там хватает, наши территории требуют постоянной очистки. Вот этим и займешься. Отработаешь своё предательство кровью и потом. Поверь, практики тебе хватит. А ещё у тебя не будет времени на интриги. Уж я об этом позабочусь.
Последние слова повисли в воздухе недвусмысленной угрозой.
— Это не ссылка. Это испытание. Жёсткое, но дающее тебе шанс.
Варвара медленно опустилась на кровать.
Пальцы разжались.
— Хорошо, — наконец сказала она.
И в её голосе я уловил не покорность, а холодный расчёт.
Я развернулся к двери, но на пороге остановился:
— Завтра тебя отвезут. И, Варя?
Она подняла на меня глаза.
— Не подведи меня.
Дверь скрипнула и закрылась с тихим щелчком, оставляя сестру наедине со своими мыслями.
Интерлюдия
Столовая была залита мягким солнечным светом, но за этим светом скрывалась тяжесть невысказанных слов.
На столе дымились тарелки с горячим супом, но никто не притронулся к еде. Аппетита у присутствующих здесь представительниц рода Пестовых не было.
Мать сидела прямо, слегка сжав пальцами край скатерти.
Тася, обычно такая болтливая и жизнерадостная, молчала. Она лишь вертела в руках ложку, время от времени бросая осторожные взгляды то на маму, то на Варю.
Она явно боялась того, что должно произойти.
А Варвара… Варвара сидела, опустив глаза, словно сжавшись внутри.
Потап привёл её сюда, объявив, что «Кирилл разрешил поесть с семьёй», но в этом разрешении чувствовался такой холод, что даже воздух в комнате стал плотнее.
Она знала, что это не примирение. Это испытание.
— Варя… — наконец не выдержала мать, её голос дрогнул, но тут же окреп. — Что… что случилось?
Тасю передёрнуло. Она знала, что мать уже всё слышала про тела, вывезенные из особняка, и про десятки убитых, и про гусара, которого любила старшая сестра.
Но женщина не решалась спросить дочь напрямую.
— Мама… — начала Тася, но тут же замолчала, не зная, как сказать то, что все понимали без слов.
Варя молчала.
Долгие секунды — ни слова. Только тиканье часов на стене.
— Ты хотела убить его? — слова матери прозвучали тихо, но с такой силой, будто в них вложили всю тяжесть камня. — Кирилла?
Тишина. Ещё одна пауза.
— Ответь! — женщина ударила ладонью по столу, но тут же сжала кулак, словно вспомнив, что истерики недостойны её положения.
Это был удар не ярости, а обречённости.
— Я не хотела… — Варя наконец подняла глаза. — Я хотела, чтобы всё стало по-другому. Как раньше. Как при отце.
— По-другому⁈ — мать задохнулась от ярости. — Ты привела на бал убийц! Ты…
Она не договорила, закрыв глаза, будто собираясь с мыслями.
— А что он тебе сказал? — не выдержала Тася, глядя на сестру. — Кирилл.
Варя усмехнулась.
— Завтра уезжаю в «Яковлевку». На три года, — она говорила ровно, но в голосе дрожала глубокая, почти физическая ненависть. — Ссылка. А дальше… «посмотрим». Частичное изгнание из рода.
— Что?.. — Тасю словно ударили.
Глаза расширились, лицо побледнело. Она не могла поверить.
— Да, сестрёнка, — Варя оскалилась. — Радуйся. Теперь всё наше «наследие» достанется тебе.
Мать резко встала.
— Ты дура, если не поняла главного, — голос женщины звучал холодно, словно каждый слог был клинком. — Кирилл не просто сохранил наследие отца и дедов. Он его приумножил. И продолжает делать это, несмотря ни на что. А ты…
Она подошла к Варе. Близко. Почти вплотную.
— Похоже, тебе действительно нужно было… — мать вдруг запнулась, но все за столом и так поняли, что она имела в виду. — Но знаешь, что? Тебе повезло. Другой на месте Кирилла не оставил бы тебе ни единого шанса.
Варвара вскочила.
Лицо её пылало, плечи вздрагивали от сдерживаемой злобы.
— Как ты можешь… Ты же мама…
— Не упусти этот шанс, дурочка, — перебила её женщина. — Иначе в следующий раз Кирилл его не даст.
Варя резко развернулась и вышла, громко хлопнув дверью.
Звук эхом отразился в стенах дома и остался висеть в воздухе.
В столовой воцарилась тишина.
Тяжёлая, плотная, как туман над болотами.
— Мама… — наконец прошептала Тася, словно не веря в происходящее.
— Я горжусь им, — тихо сказала мать, глядя в окно. — Ты слышишь, Тасенька? Я горжусь своим сыном.
Тася кивнула, но ничего не ответила.
Она вскочила и крепко обняла маму, так, что у той заныли рёбра.
— Я тоже им горжусь… — еле слышно прошептала младшая дочь.
Глава 5
Поездка превратилась в настоящее испытание.
Наш небольшой экспедиционный отряд — я, инженер Ефим Черепанов, архитектор Сергей Бадаев и путеукладчик Роман Лунев — напоминал странный коктейль из представителей разных слоёв общества. Особенно выделялся Лунев.
Роман, выросший среди чернорабочих, первое время был похож на загнанного зверя.
Его загрубевшие от физического труда руки нервно теребили край чертежа, а взгляд упорно избегал встречи с нашими глазами. Когда к работнику обращались, он вздрагивал как школьник, вызванный к доске.
Роман был не просто осторожен, он боялся показаться лишним. Но Черепанов оказался мастером разжигать интерес в подобных людях.
Уже к концу первого дня я наблюдал удивительную метаморфозу, так как шутки про «инженеров-землекопов» и дружеские подколы растопили лёд.
Когда Ефим, смеясь, хлопнул Романа по плечу со словами:
— Ну что, коллега, покажешь нам, где грунт не подведёт?
Я увидел, как у Лунева загорелись глаза.
Работяга начал понимать, что здесь его мнение важно.
Бадаев держался строже, но профессиональные вопросы, адресованные Луневу, звучали уважительно:
— Роман Прокофьевич, а как вы оцениваете несущую способность этого участка?
Это «Прокофьевич» сделало своё дело: путеукладчик расправил плечи.
Он перестал быть просто рабочим. Он стал частью команды.
К третьему дню мы уже вовсю спорили о технологии укладки, перебивая друг друга и переходя на «ты».
Лунев преобразился: его комментарии стали резкими, точными, а в глазах появился блеск, который бывает у мастеров своего дела, к мнению которых прислушиваются.
И если бы кто-то сказал неделю назад, что этот человек станет моей правой рукой на железной дороге, я бы не поверил.
Но настоящей причиной затянувшейся поездки была не социализация Романа.
Мы не могли просто проехать мимо ключевых точек будущей магистрали.
Центральная колония — болотистая местность, где каждый метр пути требовал укрепления.