«Павловск» — участок с зыбучими песками, требовавшими постоянного контроля.
«Ярцево» — огромный каньон, где мост нужно буквально встроить в скалы.
«Если бы мы просто проехали…» — мысленно усмехнулся я, глядя, как Черепанов и Лунев стоят по колено в грязи и ожесточённо спорят о способах укрепления грунта.
Вместо двух дней на поездку ушло чуть больше недели.
Но какая это была продуктивная неделя!
Когда мы наконец въехали в «Ярцево», мы были не просто командой, мы стали слаженным механизмом. Люди, которые ещё неделю назад не знали друг друга, теперь говорили без пауз, обсуждали детали как старые сослуживцы.
И когда Лунев разложил перед нами карту, его предложение прозвучало не как идея, а как готовая стратегия:
— Если выслать вперёд небольшие группы… — палец мужчины уверенно скользил по карте, — вот сюда направим магов-дорожников, сюда — магов-мостовиков, а здесь понадобятся специалисты по скалам…
Он не просто видел проблему. Он уже знал, как её решить.
— Мы сэкономим 30, а то и 40% времени.
Бадаев, обычно сдержанный и даже немного холодный, неожиданно оживился:
— Это гениально и просто одновременно! Основные силы рабочие направят на уже подготовленные пути!
Черепанов тут же добавил:
— А на болотах мы…
Но я уже доставал блокнот, чтобы немедленно отправить распоряжения в «Точку» и «Павловск».
План был настолько чётким, что задерживать его исполнение не имело никакого смысла.
До моего грандиозного проекта колонии ещё не знали столь масштабных строек. А людям, которые ими занимались, просто не хватало опыта в решении таких задач.
Как, впрочем, и мне.
Я не был строителем. Я был профессором физической химии, а не ректором МАДИ или СПбГАСУ — там в моём мире учат проектировать и строить дороги.
Столица колонии встретила нас гулом десятков военных обозов, растянувшихся по главной улице. Повозки с оружием, фуры с припасами, отряды ополченцев в походных мундирах — всё это медленно двигалось в сторону телепорта.
Над караванами висело плотное облако пыли, смешанное с запахом конского пота и ружейного масла.
Штурм «Новоархангельска» не просто приближался. Он был уже на пороге.
А «Ярцево» стало последним перевалочным пунктом.
Когда-то это место называли «жемчужиной прибрежных колоний».
Сейчас от былой славы остались лишь полуразрушенные причалы, торчащие из высохшего дна как рёбра скелета. Ржавые якоря, вросшие в землю там, где раньше плескались волны. Остовы кораблей, навеки застрявшие в глиняных тисках.
Попытки создать здесь флот были обречены на провал.
Это всё равно что вызывать бурю в безветренный день — бесполезно.
Сначала — три года обильных уловов, процветание порта, грузовые пароходы, которые не покидали акваторию ни на минуту.
Затем — внезапная засуха. Море начало отступать на глазах, оставляя суда буквально сидеть на мели.
Рыбаки в отчаянии наблюдали, как их лодки превращаются в бесполезные груды дерева. Через полвека всё вернулось на круги своя.
Флот возродили, но история повторилась. Снова засуха. Снова потери.
Никто не понимал: почему море уходит? Было ли это игрой природы или кто-то из богов решил, что колонии «Ярцево» море больше не нужно?
Последней каплей стало происшествие семь лет назад. Военный эсминец «Стриж», только что вернувшийся с патрулирования, за ночь оказался в ловушке.
Море отступило так быстро, что экипаж спускался на берег по верёвочным трапам.
Они даже не успели понять, что произошло.
После этого корабли окончательно перебрались в Балтийск в «Новоархангельске».
Остались лишь бедные рыбаки на утлых лодчонках, умевших «ползти» по мелководью, да несколько военных кораблей, включая тот самый «Стриж», мой будущий бронепоезд.
Граф Смольников, когда мы встречались в «Павловске», обмолвился:
— Отец купил это корыто из сентиментальных побуждений. Он верил, что море вернётся. Я же считаю это мазохизмом.
И теперь этот «мазохизм» станет моим козырем.
Но сначала визит в администрацию. Без их формального одобрения лучше не начинать строительство.
Я поправил сюртук, проверил документы в кармане и вошёл в здание губернаторской управы, где решалась судьба всех проектов в колонии.
Пора познакомиться с теми, кто держит «Ярцево» на коротком поводке…
Я знал эту колонию. Она была соседкой «Новоархангельска», а значит, мне приходилось держать руку на пульсе.
Когда-то здесь правили пять семей. Теперь осталось только четыре:
Митины — новые хозяева жизни, торговые магнаты, взявшие власть под свой контроль.
Рыбаковы — бывшие морские волки, теперь почти разорившиеся. Ещё пару лет назад их флот был легендой, но море стало жестоким судьёй.
Вяземские — виноделы и землевладельцы, которые не теряли хватки на виноградниках и дорогах. Они знали цену времени и каждому килограмму перевозимого груза.
Подлесных — лесные магнаты, контролирующие поставки древесины, угля и строительных материалов. Их интерес к железной дороге был понятен: чем больше поездов, тем выше спрос.
А Пожарские… Ну что Пожарские. Их здания в столице были переданы под административные нужды. Особняк в запустении, земли поделены между остальными родами.
Это был жестокий урок для тех, кто хочет слишком многого.
— Барон Пестов! — секретарь буквально подпрыгнул при моём появлении. — Господин губернатор вас ждёт!
Откуда меня знает этот секретарь? Хотя, наверное, в империи не так много молодых деятелей, которые вместо бальных залов ошиваются в управах.
Но сюрпризы на этом не закончились. Вместо встречи с одним чиновником я оказался перед целым советом:
1. Губернатор Борис Львович Головинский — пухлый лысоватый мужчина с лицом профессионального игрока в карты.
2. Василий Митин — холодные глаза, дорогой сюртук, пальцы постоянно постукивали по ручке кресла. Его взгляд говорил больше, чем слова: «Я слушаю, но уже решаю, сколько ты стоишь».
3. Два представителя Вяземских — отец и сын, похожие как две капли воды. Как будто один вышел из зеркала другого.
4. Старый Подлесных — седой как лунь, но с хищным взглядом. Его семья владела большей частью лесных угодий и не привыкла делиться.
5. Сергей Рыбаков — потомственный морской офицер, глава семьи, потерявшей флот, но не дух.
— Барон Пестов, — губернатор улыбнулся, но в его взгляде читалась настороженность. — Ваш проект… амбициозен.
— Необходим, — поправил я. — Железная дорога свяжет три ключевых города колонии. Торговля увеличится в разы, а значит, вы будете получать больше денег от пошлин.
Митин молча наблюдал, оценивая ситуацию. Он не спешил. Он считал.
— Маршрут? — спросил один из Вяземских.
Я развернул карту, ткнул в неё пальцем:
— Прямая линия: телепорт «Ярцево» — телепорт в «Новоархангельск». Я должен успеть к началу наступательной операции в Балтийске.
— Но до неё осталось меньше двух с половиной месяцев, — губернатор приподнял бровь. — Вы уверены, что успеете?
— Если мне не будут мешать, то да, уверен.
В комнате повисла тишина. Это был вызов.
Затем заговорил Митин:
— Мы не против. При условии, что наши компании получат небольшие преференции при грузоперевозках.
Ага, вот она, цена вопроса. Основными товарами для экспорта были фрукты и вино, и им требовались особые условия перевозки. Вино — это не зерно, оно не любит тряски.
Когда формальности были улажены, ко мне подошёл Сергей Рыбаков.
Он был высоким крепким мужчиной, старше меня как минимум на десять лет.
Бывший морской офицер.
— Поговорим? — он кивнул в сторону окна.
Мы отошли, и он без предисловий выпалил:
— Вы ведь знаете, что этот «Стриж» — мой первый корабль?
— «Стриж»? — намеренно изобразил удивление. — Позвольте, но откуда вам известно, что теперь я его владелец?
Молодой князь усмехнулся, поправляя флотский жетон на груди:
— Граф Смольников написал. Я присматривал за кораблём, пока был жив его отец, — голос Рыбакова дрогнул, словно он говорил о старом друге, которого больше нет рядом. — Эти бездари из охраны даже не понимают, что охраняют!
Молча кивнул, наблюдая, как мужчина задумчиво смотрит в окно.
В этот момент я понял, что для Сергея это не просто судно. Это память.
Рыбаков внезапно заговорил почти шёпотом, но с глубокой эмоциональной окраской:
— Символично, барон… Что именно «Стриж» пойдёт освобождать Балтийск.
— Почему? — спросил я, чувствуя, что за этим стоит нечто большее.
Он оживился как профессор перед любимой лекцией:
— Ведь по флотской классификации это не эсминец, а минный крейсер!
Его пальцы очертили в воздухе силуэт судна:
— Триста тонн стали, шестьдесят метров в длину. Осадка — два с половиной метра. Двигатель — три с половиной тысячи лошадиных сил. В своё время разгонял нас до тридцати узлов.
Я присвистнул:
— Быстрее некоторых монстров?
— Именно! — Рыбаков стукнул кулаком по подоконнику. — Вы когда-нибудь видели, как стая косаток атакует кита? Вот и мы были как та стая. Три семидесятишестимиллиметровых орудия били по броне, четыре скорострельные «шестифунтовки» по плавникам и глазам.
— А торпедные аппараты? — уточнил я.
— Выбросили ещё при перестройке! — засмеялся он. — Против тварей нужен не скрытный удар, а шквальный огонь. «Стриж» никогда не будет скрываться. Он будет преследовать.
Внезапно князь схватил меня за рукав:
— Доверьте мне командование этим бронепоездом, барон!
— Но…
— Я ходил на нём не один год, знаю каждый винтик, особенности орудий. Могу подобрать действительно толковых артиллеристов.
Его глаза горели. Это был не просто интерес, это была связь Рыбакова с прошлым.
— Но позвольте, князь. Зачем вам это? Я понимаю вашу ностальгию, но можно просто подняться на борт.
— Вы не понимаете, барон, — голос мужчины стал твёрже. — Мой рыболовецкий флот остался в Балтийске. Некоторые корабли уцелели и сейчас находятся рядом с военной эскадрой, которую все хотят освободить из плена. И если я окажусь с вами на передовой, то буду уверен, что сделал всё, что мог, для своих людей и своего рода.