Чтоб вас. Как понимаю, одна.
Вполне в духе местной аристократии.
— Потом ей нашли мужа… мы переписываемся.
Охренеть.
Высокие отношения. С другой стороны, если видеть детей раз в день, то, может, так оно и бывает? Я вообще детей не имел, не мне судить.
— Сейчас она живёт в Эстляндии… наверное, хорошо.
— Почему?
— Её супруг, пусть из купечества, но состоятелен. И далёк от всего этого. И когда беда пришла к Моровским… в общем, её это больше не заденет.
Да.
Наверное.
— Слушай, — в моей голове что-то щёлкает. — А выходит, что ты и Моровский… ну, наполовину?
— Наполовину, — Тимоха глядит с усмешкой, и если не приглядываться, то она вполне себе обычная, такая, снисходительная весьма. Обыкновенная. А если приглядеться, то видно, что слева губа приподнимается выше, чем справа. И в целом лицо… ну, разное.
Немного.
— И?
— Есть официальный наследник. Он находится под патронажем Романовых…
— А потом? Что будет потом?
— Потом… думаю, женят на ком-то из нужных людей. И дальше будут приглядывать.
Точнее диктовать, как жить и служить на благо отечеству. Нет, ничего-то против блага отечеству не имею, но вот… лучше бы не под диктовку.
— А ты?
— Если он погибнет, то… да, теоретически я могу претендовать по праву крови. Если дом меня примет. Был бы у меня младший брат, он бы тогда и сменил имя, стал бы из Громовых Моровским. Прецеденты случались. Не дошли ещё?
Это он про Татьяну, которая помимо этикета с арифметикою пытается вложить в наши головы геральдические премудрости. Вот честно, этикет и тот впихивается куда легче. А на геральдику мои мозги просто отключаются.
— Или, что вернее, мои дети могут претендовать на имя и земли. Старший сын унаследует за Громовыми. Младший — за Моровскими… если будут сыновья.
И теперь улыбку его перекосило куда больше.
— Скажи… а тогда… ну, что отец ушёл, тебя не удивило?
— Меня тогда удивляли другие порядки, овсянка с маслом, но на воде вареная, и то, что рядом ни одной знакомой рожи. А отец… я об этом далеко не сразу узнал.
— И с тобой не связывался?
Смотрю…
Тимохе сейчас сколько? Вот странно, но этим вопросом я не интересовался. Так… всё, что случилось, не год и не два…
— Было как-то… кое-что… в том числе и письмо, — ответил он довольно уклончиво. И не соврал, нет. Скорее не всю правду рассказал. А чего не рассказал?
— И что в нём?
— В нём… ну, прощения просил. Сказал, что поступок его не слишком красив, но так было нужно. И что он скоро встретится и сможет объяснить. А, и про тебя написал…
— И ты…
— И что я? — Тимоха взъерошил волосы. — Я… честно… сперва разозлился. Сперва он исчезает хрен знает на сколько лет, а потом, здравствуйте, я тут… и ты вот… появился. Из ниоткуда. Ну… может… я потом бы и поехал. Посмотреть. А тогда… ну…
Он неловко пожимает плечами.
— Мне бы подумать, но…
— Не дали.
— Не дали.
— А тот прорыв… ты помнишь вообще что-нибудь?
Потому что уж больно одно к одному собирается. Папенька исчезнувший вдруг выныривает из ниоткуда, а потом снова исчезает, как понимаю, окончательно. Тимоха попадает под прорыв, который его едва не добивает. Дед, вместо того, чтобы возиться с новым внуком, пытается не дать помереть старому. А Савку с матушкой берут в оборот.
Вот…
Не случайно оно.
Категорически.
— Ничего, — Тимоха качнул головой. — Потом… знаешь, я даже понять не мог, как оказался на том заводе. Меня никто не приглашал. Завод не наш. Что я там вообще делал?
Он взялся за голову.
— Пытаюсь вспомнить, болеть начинает.
— Тогда нельзя.
— Вот и целитель наш так же… нельзя. Дед думает, что меня просто кто-то попросил глянуть, по-свойски, без договора. Так бывает… но кто и как? Владельцев трясли, но они клялись, что знать про меня не знали и никого-то не приглашали. Что не было у них проблем. До того, как я полез, не было. А как и с чего полез — сам не знаю. И прорыв этот. Я бы справился с обычным. Но там темнота какая-то. Муть… помню, что страшно ещё очень. А чего и как? Буча вот вывела. Точно она.
Буча высунулась и ткнулась в ноги.
— Усохла вся…
— Усохла⁈ — мне Тимохина тень представлялась огромной.
— Это сейчас уже чуть отошла, да и то… раньше она раз в пять больше была.
Это как… это натуральный дракон выходит. В масштабе один к одному.
— Ты деда попроси Дымку показать, — Тимоха смеется. — Думаю, удивит… и да, твоя тоже расти будет. Но не спеши. Для тебя она и без того великовата, а если ещё, то будет тяжко удержать.
— Сожрёт?
— Не должна бы. Когда дикая или только-только вот, то может. А вы вот давненько рядом. Она уже часть тебя. А вот сил тянуть будет много. Когда она из тебя, а когда ты из неё. С твоим полем точно рассинхрон пойдёт и тогда опять сляжешь. Но если бы не Буча, я б точно не выжил.
Буча стрекочет. Почему-то мне кажется, что ещё немного и она заговорит. Вот как в сказке прямо, человеческим голосом.
— Тише ты, неугомонная… — Тимоха чешет тень и та прикрывает глаза. — Так… ты о чём хотел-то поговорить?
— Проще сказать, о чём не хотел, — ворчу, потому что и вправду слишком много всего. И прыгаю с одной темы на другую зайцем бешеным. Надо систематизировать это всё как-то. — Ты… скажи, тебе в голову никогда не приходило, что отец так поступил… почему он так поступил? На первый взгляд этот побег вот… и любовь его вдруг да случившаяся. Все умерли, а у него любовь.
Взгляд у Тимохи тяжелеет. Вот сейчас скажет, что это не моего ума дело, что… в общем-то, возможно, где-то и будет прав. Только…
— Опасные вопросы задаёшь, Савка, — братец со вздохом поднимается. — Пойдём… прогуляемся. Воздух хороший. Примораживает вон слегка… зима скоро. А зима — время затишья. Они её не больно-то жалуют, тени. На Севере, к слову, пробои редко случаются. И чем холоднее, тем реже… вот на Аляске, говорят, и вовсе не бывает. Но может, не от холода. Тамошние шаманы многое умеют. Я читал дневники одного путешественника. Не из наших, англичанин, но толково писал. Интересно… жаль, что из последней экспедиции не вернулся. Слыхал про «Террор»? Корабль…
— Тимоха…
— Идём, — это прозвучало очень жёстко. Почти приказом. А следом. — Там корабля два было, но название второго напрочь из головы вылетело… известная история. Отправились искать Северный путь и сгинули, будто их и не было[1]. А ведь Франклин… точно, видишь, вспомнил, Франклин не в первый раз ко льдам ходил. Опыт был немалый[2].
Идём вдоль пруда.
К ограде?
Точно… дом окружён стеной, и если там, с парадной части, от стены осталась лишь основа, на которую присобачили приличного вида чугунную решетку, такую вот, с извивами и цветочками, то здесь стена поднималась выше моего роста, серая, сложенная из валунов.
Перед этой стеной клубится колючий шиповник. Или это не шиповник? Огромные плети с шипами, длинною в мой палец. Жухлые листья ещё виднеются в переплетениях их. И совсем уж редко выглядывают из темноты мелкие красные ягоды, уже побитые морозом.
Ну и какого, спрашивается…
[1] Речь о пропавшей экспедиции Франклина. Два корабля — «Террор» и «Эребус» направились в Арктику в 1845 г, чтобы исчезнуть без следа. И корабли, и людей искали, но безуспешно. Только в 2014 г были обнаружены остатки «Эребуса», а в 2016 г — «Террора».
[2] Эта экспедиция действительно была четвертой, так что Франклин имел полное право считаться опытным полярником.
Глава 7
Склад изделий Российско-Американской мануфактуры предлагает C arnet de bal самого изысканного виду с инкрустацией и страницами из слоновой кости по чрезвычайно приятным ценам. Большой выбор и возможность изготовления по персональному заказу.
«Ведомости»
— Погуляй, — велел Тимоха, и тень послушно скользнула вперед, скрываясь в колючей стене. И как по мне, эта будет куда надежней каменной. Впрочем, Тимоха, остановившись, огляделся и рукой махнул. А ветки взяли и расступились.
Что за…
— Ещё в детстве мы сюда бегали, — пояснил он.
На тропу я ступал не без опасения.
Уж больно ненадёжною она казалась. Такая ниточка, что пробирается меж огромных, иные с мою руку толщиной, ветвей. Седые иглы растопырились, и вот прям вижу в них готовность проткнуть моё такое мягкое и беззащитное тельце.
— Дай, — Тимоха протягивает руку. — Ладонь. Познакомлю.
И подносит её к шипу, о который распарывает. Кровь в сумерках тёмная и, скатываясь по коре, впитывается в неё же. Так себе… растеньице.
Своеобразное.
— Что это такое?
Ветви слабо движутся, потрескивая и пощёлкивая, будто переговариваясь друг с другом. Скрип их давит на уши, и находится здесь неприятно.
Я заставляю себя стоять, когда колючая плеть касается головы.
Вторая цепляется за брюки и… если сдавят, то раздавят на хрен. И иголочками…
— Призрачный тёрн, — говорит Тимоха так, будто это что-то да объясняет. — Это растение, которое меняли… в общем, когда подрастёшь, чуть с силой освоишься, то и увидишь. Не все, конечно, но есть такие и растения, и животные, которые могут… меняться. И сами собой, и под направленным воздействием. Правда, второе вот для животных редко… всё ж не выдерживают они.
Слушаю.
И чувствую, как тонкие стебельки щекочут шею.
— Этот тёрн, если деду верить, посадили ещё когда только-только дом поставили. Защитой… ну и в целом…
Ага, если он вот так шевелится, то защита может быть вполне приличною.
— Времена тогда были тяжёлые. Граница только-только наметилась, ну и лезло из-за неё всякое-разное. А он неплохо справлялся. Ему что люди, что твари — разницы особой нет. Всех потребит при нужде. Потом уж особой нужды-то и не было, но и не выводили.
Тимоха развернул ладонь. И тяжёлый побег лёг поперек неё, даже и шипы обложил, прижал к стеблю. Это как оно? Ладно, потом разберусь.
— Он на кровь настроен… ну и так-то… дружка своего можешь привести, но лучше пока не надо.