— Откуда мне знать, кто тебя расколдует.
Женя бы надела на себя грязное платье, было бы быстрее и с меньшим риском заболеть, но…
Уж лучше ходить голой, чем в этом.
С этим запахом…
О времена, о нравы!
Она быстро-быстро застирывает платье, выжимает его и с трудом на себя натягивает.
— Помочь? — мрачно за этим наблюдая, спрашивает Джек. — Могу подцепить сзади зубами, а то подол задрался. Ты… совсем глупая, да? — всеми силами пытается изогнуть он бровь.
Женя хмурится, зубы стучат.
— Что? Это ещё почему? И не надо мне помогать… Иногда приходилось мокрое надевать, правда, только бельё, но что ж…
— Как это, почему? Ты зачем вообще её слушаешь? Бежим, пока эти дикие люди отвлеклись на друг друга! Самое время уйти, — и всё же цепляет её за край платья и тянет к повалившемуся забору за крапивной стеной. — Тям дыйа, можо пйойти, — говорит, не размыкая челюстей.
— Но я…
Не должна испортить сказку!
В ней не было никакого жениха, само собой. И это значит либо то, что всё идёт как надо по сценарию, что слегка изменён, либо…
А вдруг она упустит шанс заполучить бобы?
Нет, нужно и вправду бежать, только не так, нужна…
— Корова! Бежим за коровой, Джек!
Он невольно высовывает язык, вспоминая о своём недавнем подвиге, странно дёргается, будто его вот-вот вывернет и шипит.
— Корова тебе зачем? Я тебе новую подарю, только уйдём отсюда!
— Нет, мне нужна именно эта! — возражает она, обняв себя за плечи.
— Ладно-ладно, давай с этой! Только, как ты собираешься уйти с ней незамеченной, или прикажешь мне её вести за собой, пока ты своего женишка отвлекаешь?
— Я не… — она хочет ответить «не знаю», но вместо этого ухмыляется. — Да, это хорошая идея. Выведи её вон за те деревья! И… ты же покажешь, где тут у вас рынок?
— С памятью плохо? Мы ведь с тобой там это платье и укра… — он осекается и скалится на неё: — А, знаешь, что угодно, главное верни мне мой облик, наконец! Вернёшь? Иначе брошу тебя и к местной ведьме пойду. Ещё и заплачу ей, чтобы тебя прокляла, поняла?
— О! — у неё даже глаза загораются. — Мне тоже надо к ней! Она и тебя и меня расколдует! Отведёшь, чернобурк?
— К-кто? — пятится он, будто испугавшись, что она снова превратила его в кого-то другого. — И… Постой, что значит «и меня»? То есть, тебя?
Ей надоело то поддакивать ему от имени Джилл, то пытаться объяснить суть… в конце концов, с Джеком можно сладить, поэтому она отвечает просто:
— Я правда из другого мира. Иначе бы не было всех этих странностей! Я Женя, а не Джилл. Куда делась Джилл, как и здравый смысл в этом доме, ума не приложу!
— Но… Допустим, — сел он у её ног, обвивая лапы свои хвостом. — Но ведьма ведь ты, не она, так? Это ведь ты её тело украла, — у него отчётливо, сильно дёргается веко, пусть Джек и старается держать себя в ла… руках. — Тогда от чего тебя расколдовывать нужно?
— Нет, она! В моём мире вообще ничего такого нет. Хотя ты, если увидишь машины, наверняка, подумаешь иначе… Я тоже жертва! Злой морозный маг заколдовал меня! И, возможно, заразил… Или у прежней хозяйки были какие-то способности…
— Так-так-так, стой! Заразил? У меня хоть, не знаю, щупальцы ещё к хвосту не вырастут? Я бандит, детка, не пират! И без того уже на меня магией своей… чужой? Неважно! И без того на меня магией чихнула! — он пятится от неё с таким видом, будто вот-вот и удерёт со двора, бросив её разбираться самой и с матерью, и женихом, и со страшной костлявой коровой.
— Да я же образно, придурок! Ты мне… напомнил о другой девушке. Мы все были в костюме разных… в общем, разных магических и не очень известных людей. И существ. Вот у неё были щупальца. Это ж надо было додуматься в спектакль засунуть Урсулу… И что же, где-то действительно есть подобный персонаж? И та полненькая милашка оказалась под водой? — Женю передёргивает. — Хотя под водой хоть от воды не холодно…
Платье всё ещё облепляет тело. Неприятно.
Лис звучно и глубоко вздыхает.
— Ладно, слушай, я уж подумал уйти, но… Ай, чем чёрт не шутит! Отвлекай жениха иди. Встретимся за теми деревьями, но долго я за коровой следить не буду, ясно? И за это про другой мир мне расскажешь.
На этих словах он скрывается в траве. А с другой стороны дома раздаётся голос Вилли:
— Дорогая, твоя мать сказала, ты облилась, поливая цветы? Замёрзнешь совсем, иди посмотри, какую шаль я тебе в подарок привёз!
Голова Жени забита продажей коровы, флегматичным недоумением по поводу всей этой ситуации с другим миром и диким страхом, от которого хочется сбежать в мысли об Урсуле и её подводных приключениях.
Тёмные, холодные глубины океана, прекрасные красные кораллы, ракушки и жемчуга, другие русалки, огромные корабли над головой, а в них — прекрасные принцы…
— Сосредоточься… — шепчет она самой себе.
Фантазировать о чужой жизни куда приятнее, чем разгребать кучу внезапных проблем, но всё же она решает, что обязательно справится. Тянет руку к собственным волосам, завязанным на затылке и обнаруживает, что они очень длинные, хоть и не слишком густые.
До поясницы!
У неё были такие же когда-то. До детского дома.
Женя поправляет платье насколько это возможно, прикусывает синюю губу и подходит к Вилли.
Он окидывает её голодным взглядом и комкает в руках нежную, тонкую шерстяную шаль синего цвета.
— Ты… Я согласен, — выпаливает вдруг, округляет глаза и спешит исправиться: — Выходи за меня!
Глава 9. Платье, жемчугом расшитое
Вышедшая к ним мать спешит взять ситуацию под контроль и натягивает на себя улыбку:
— Да согласна она, что ты спрашиваешь, мой хороший! Согласна она. Ты посмотри, — это уже Жене, — какой человек к тебе пришёл! Какой подарок нужный принёс, да так вовремя! — и подталкивает Женю к нему поближе, подмигивая Вилли: — Ну-ка, набрось ей на плечи, согрей! Смотри, она дрожит вся.
Где-то в стороне сарая мычит корова и слышится скрип дверцы. Мать настораживается, но от молодых не отстаёт и не отступает ни на шаг. Так, словно дочь её и Вилли могли разбежаться в разные стороны.
Хотя, судя по выражению лица последнего, бежать он уж точно не собирается…
Вилли, встрепенувшись, словно сбросив с себя наваждение, набрасывает шаль на Женю и собирается для пущего эффекта ещё и приобнять её.
Тёплый и вроде не злобный.
Нужно отвлечь их в доме, а затем отойти, будто на минутку и скрыться вместе с коровой.
Впрочем, может ли она рушить жизнь Джилл? Что если она вернётся и лишится отличной, надо полагать, по местным меркам, партии?
— Спасибо за подарок, В… Вилли, — Женя натягивает на себя улыбку.
— Для тебя я достану всё что угодно, — заверяет он уж как-то слишком живо, пылко, и взглядом всё скользит по облепленному мокрой тканью телу Джилл. — Моя… любимая, — выпаливает он и замирает, словно опасаясь её реакции.
— Вот и отлично, — радуется тем временем мать и пошире распахивает дверь дома. — Заходите, я на стол уже давно накрыла. Детка, ты посмотри, сколько всего жених твой привёз! Правда замечательно? Скажи, как ты рада!
— О, как рада! — в том же наигранном тоне произносит Женя, стрельнув глазами в дровосека, чтобы выяснить, понимает ли он вообще, что здесь происходит.
А он расплывается в радостной, довольной улыбке и, наконец, к счастью или нет для Жени, становится куда увереннее в себе. И обнимает её за талию, чтобы подвести к столу.
— Вот индейка, сыр, вино. Что ты любишь есть? А ещё я тебе бусы подарю! Знаешь, как на солнце красиво сверкают? Самой красивой у меня будешь.
— Она и так у нас красавица, — соловьём заливается мать. — А ест она как птичка! Правда, Джилл? Садись же за стол! — а сама накладывает ей целую миску каши и отрезает огромный ломоть сыра.
Женя накручивает локон волос на палец и демонстративно закусывает губу, кутаясь в шаль.
— Расскажешь, как твои дела? — обращается к жениху. — Какие новости?
И он, выпрямившись, сев рядом с ней и не отрывая от неё полыхающего взгляда, едва ли не задыхается от чувств.
— Всё очень хорошо, моя красавица! Лучше и быть не может. И бандитов, от которых я спас тебя, говорят, почти всех уже повязали. И зайца я вчера поймал вот такого, — разводит он в стороны руками. — Удачно так, сам не ожидал, пока тебя искал. Даже отвлекаться не пришлось. И в доме уже комната твоя готова… Будешь, как царица у меня. И платье для тебя закажу, пусть сошьют. Какое ты хочешь?
Но если взглянуть в окно, можно заметить, как лис, капая слюной на землю (отнюдь не от голода и аппетита…) и скалясь, тянет корову к калитке. Та медленно, но идёт, не упирается.
Женя щурится, раздумывая, как себя вести с ним дальше. Не хотелось бы раньше времени наделать глупостей, но и переезжать к нему нельзя. Во-первых, потому что никакой муж ей не нужен. Во-вторых, потому что здесь — место действия дурацкой сказки.
— Мать?
— Да? — с готовностью отзывается та, заметно напрягаясь, словно так и ждёт от дочери подвоха. — Что, милая?
— Нам нужно поговорить наедине. Немножко совсем.
— Ой… — она бросает быстрый взгляд на Вилли. — Но… Ах… девичьи разговоры, прошу нас простить, — и нехотя поднимается, цепляя дочь за локоть. — Чего тебе? — шипит она ей, отойдя в соседнюю крохотную комнатку.
Женя смеётся.
— Да, нет, ты не так поняла. Это нам с Вилли нужно поговорить наедине.
Она застывает на месте, открыв рот. А затем взмахивает руками и буквально выталкивает её обратно.
— Так давай, давай! И якобы ты со мной говорила, а не просила с ним остаться. Пусть думает, что ты приличная девочка! Иди, — и напоследок звонко шлёпает её по заду.
Женя едва сдерживает смех. Она уверена, что мать Джилл будет маячить рядом и не заметит пропажи коровы. А, значит, всё пройдёт без сучка без задоринки.
— Вилли?
Она встаёт рядом с ним и кладёт прохладную ладонь на его твёрдое плечо.
В психологии это означает симпатию.
Вроде как.