Новая трель острыми заусенцами проскребла мозг.
"Господи, неужели нельзя оставить в покое старую, больную женщину?!"
Вслепую пошарила на прикроватной тумбочке. Пустой пластиковый держатель для мобилы покатился на пол. Ага, понятно, вчера я была слишком "усталой", чтобы вытащить сотовый из сумки и устроить на привычное место.
— Ладно-ладно, уже встаю.
Никто меня, понятное дело, не услышал. Телефон продолжал надрываться. Я со стоном спустила ноги с кровати на холодный пол, и пошлепала босиком на звук. На границе между кухней и коридором линолеум кончался. Водоразделом служил узкий металлический порожек. Дальше шел голимый бетон, выкрашенный в тон коридорному "Таркетту". Затевая в прошлом году ремонт, я планировала положить на кухне плитку, но тут вмешалась судьба… Нет, не судьба, мечта! И ремонт пришлось отложить до лучших времен.
Брошенная с вечера сумка, "скособочилась" на кухонной табуретке. Я кое-как расстегнула замок, нащупала среди упаковок с мятными таблетками, помад, визиток и прочего хлама, мобильник, раскрыв, прижала к уху.
— Слушаю вас? — Голос получился что надо: четкий, без признаков сонливости, в меру деловой, хотя и недовольный. Ну, это-то как раз нормально — нечего звонками отвлекать от дороги женщину, которая сейчас по идее должна вести машину к месту службы.
— Марина Игоревна? — Приятное, но совершенно незнакомое женское сопрано.
— Да. — (Кто еще это может быть, коль вы звоните на мой сотовый? Хотя, некоторые люди ухитряются попадать "не туда", даже вызывая номер из электронной записной книжки). — Вас беспокоят из прокуратуры области…
Сон как рукой сняло, зато головная боль усилилась: в такую рань из прокуратуры звонят, только если кто-то из следаков серьезно "накосячил". "Господи, вчера же, когда уходила, вроде все было нормально!"
— …мне поручено передать, что Спасский Борис Николаевич просит вас подъехать к нему в половине десятого… — от сердца немного отлегло. Спасский — не наш куратор, — …кабинет триста одиннадцать.
— Я знаю. А по какому поводу? — Возможно, секретарша и сама бы чуть позже сказала, но не мешало продемонстрировать некоторую независимость: мол, если повод не достаточно серьезный, могу и не явится. Куратор-то чужой. Хотя явлюсь, конечно, куда же я денусь?
— Не знаю. Мне поручено только сообщить время. Вам лучше перезвонить самому Борису Николаевичу.
Я выслушала номер, буркнула: "Спасибо, до свиданья" в трубку, стараясь не выпустить из гудящей головы только что названные цифры, нажала сброс и тут же набрала новый номер. Однако звонить сразу не стала, занесла в электронную память. Прежде, чем разговаривать с прокурором, надо попытаться выяснить, что стряслось окольными путями. Как говорили древние: "Предупрежден — значит, вооружен". Если кто-то из моих и впрямь выкинул какой-то фортель, лучше заранее приготовить приличную отмазку.
Горячая вода если и не прояснила до конца мозги, то хотя бы смыла сонную муть с глаз. Холодной я умываться не люблю, меня закаливающие ванны не бодрят, а вгоняют в лихорадку. Ненавижу холод, ненавижу зиму, ненавижу заводить машину на морозе! Это я к тому, что сейчас придется выползти из теплой квартиры и топать на стоянку за моим транспортным средством. Б-р-р-р…
Уже напялив костюм, (брюки слегка смялись на вешалке, но черт с ними, все равно в машине помнутся еще сильнее!), набрала телефон дежурной части.
— Доброе утро, это Рольская. — Обозначилась на всякий случай, услышав в ответ знакомый голос. — Как там у вас ночью, ничего не случилось?
— Тихо. — Успокоил дежурный на том конце трубки. — Вас из прокуратуры разыскивали. Я дал номер сотового. Нашли?
— Нашли. — "Блин, да что стряслось-то?" — А в суточной сводке ничего такого не было?
— Такого — хмыкнул дежурный, — ничего.
— Ладно, спасибо.
На макияж времени естественно не осталось, да и не часто я "радую" им окружающих. Для этого нужно встать пораньше, а с ранними подъемами у меня туго. Потом, чего собственно прихорашиваться? Для того, чтобы выражать свое уважение к коллегам, думаю, достаточно ухоженных ногтей и волос. Ну, еще костюмы у меня не дешевые.
Пока собиралась, включила канал с местными новостями — может какое-то событие намечается в городе, а вызов к прокурору в связи с усилением мер безопасности? Я последнее время за прессой не слежу, потому могу быть не в курсе.
Передавали как раз региональные новости. Но ничего, имеющего отношение к работе, я не уловила: никакие министры к нам в город не собирались, звезды эстрады посла новогоднего чеса по корпоративам отсыпались в своих берлогах. Из горячих новостей: на севере области были отмечены небольшие подземные толчки, силой до двух баллов, сейсмологи связывали явление с произошедшим в конце прошлой недели землетрясением в Акташе, отголоски которого докатились и до нас. Жертв нет, из разрушений — завалилась крыша в старом колхозном сарае.
В областном центре две студентки угорели в бане во время пожара "Девочки звонили родным по сотовому буквально за секунду до своей смерти, прощались…" — трагически вещала диктор. Ужас, конечно, но я об этой "новости" еще два дня назад знала, прокурорские уже и дело возбудили.
Что касается криминала, то тут во всех сферах наблюдалось затишье, не иначе вызванное все тем же морозом.
На улице было градусов двадцать ниже ноля. Терпимо, хотя, начиная с минус пяти по Цельсию, я начинаю испытывать температурный дискомфорт. К тому же синоптики обещали к концу дня дальнейшее похолодание. Мою "прожорливую ласточку" на стоянке слегка припорошило снегом, но я наскоро смахнула его только с лобового и заднего стекла. "Ничего, как потеплеет отведем тебя в мойку" — пообещала своей любимице, усаживаясь за руль, и ласково проводя по приборной панели. "Считай, еще минус триста рублей" — пронеслось в голове. Вы думаете, почему я назвала свою машину "прожорливой ласточкой"? В месяц она сжирала на бензине, масле и чистке не менее трети моего не самого большого бюджета. Ну, что же, за мечту надо платить!
Подождав немного, пока мотор прогреется, осторожно вывела свой "Ниссан-Марч" со стоянки. По городу я все еще побаиваюсь ездить на скорости, но тут время поджимало. По счастью, основные пробки на дороге к девяти часам уж рассосались. Прилежные служащие, в отличие от меня, выезжали на работу заранее. "Со следующей недели буду вставать на час раньше" — дала я себе очередной, пятьсот пятьдесят пятый китайский зарок. Почему "пятьсот пятьдесят пятый", и почему "китайский"? Понятия не имею! К тому же все равно на его исполнение у меня не хватит силы воли.
Когда я вошла в 311 кабинет, на стульях вдоль стены уже сидела пара оперов из шестого отдела и незнакомый мне мужчина лет сорока. Последний носил дорогие очки в позолоченной или, может даже, золотой оправе, и модную бородку. Темная щетина изящно обтекала губы, заканчиваясь коротким клинышком, на подбородке, под нижней губой выбриты два просвета. Борис Николаевич — прокурор по надзору за оперативной деятельностью, одетый в симпатичный темно-синий костюм, удачно сочетавшийся с рубашкой на тон светлее и широким галстуком, вежливо привстал со своего кресла, приветствуя даму. Указал на свободный стул рядом с окном, по другую сторону от его стола. Я поздоровалась со всеми. Один из оперативников вызвался помочь, принял и повесил в шкаф мою шубу. После чего я протиснулась к предложенному месту — не такой уж большой кабинет был у куратора самого "грозного" отдела милиции.
— Сегодня ночью из городского морга похищено семнадцать трупов. — Когда все расселись, сообщил хозяин кабинета. — Мы с операми переглянулись, на лицах сами собой появились сдержанные ухмылки, примерно такое же выражение было и у прокурорского, хотя он и старался сохранять серьезный вид. Ничего не поделаешь — профессиональная деформация. Нормальным людям, наверное, такое поведение кажется кощунственным, но если делать трагичное лицо каждый раз, когда тебе говорят об обнаружении трупа, лучше идти работать куда-нибудь в "Горгаз", но точно не в милицию, и не в прокуратуру. Иначе навеки погрязнешь в депрессии. Нет, не подумайте, мы не монстры какие-нибудь. Но в данном случае сообщение о том, что кто-то додумался спереть трупы из морга, вызывало улыбку.
Прокурор несколько секунд помолчал, чтобы дать нам переварить сказанное, а я за это время успела с радостью подумать, что подследственность — не моя, в смысле не нашего отдела. Трупы — это к прокурорским. Хотя, если уж на то пошло, я вообще не смогла вот так сразу подобрать к происшествию статью из уголовного кодекса. Наказание за похищение живого человека в нем предусмотрено, а вот насчет мертвого человеческого тела… Ну, не считать же его "имуществом", в самом деле?! Правда есть еще "Надругательство над телами умерших или местами захоронения", но и это — не ко мне, это — в дознание.
— Нашли, кто это сделал? — первой прервала я молчание, предварительно бросив косой взгляд на незнакомца. Может, это был кто-то из работников прокуратуры, но я его прежде не видела, и не знала насколько откровенно можно обсуждать происшествие в его присутствии. — С телами что-нибудь произошло? — Следовало в первую очередь определиться с квалификацией. Возможно, я еще чего-то не знаю, но, скорее всего, меня сюда пригласили по ошибке. Моя специализация лежит несколько в иной области, а отдел, где я работаю, называется "отдел по борьбе с бандитизмом". Сильно сомневаюсь, чтобы какая-то преступная группировка решила заняться хищением трупов. Они сейчас все больше на "экономику" переходят. Никаких тебе стрельбы и поножовщин (ну, почти!), солидные люди с брильянтовыми запонками и платиновыми зажимами для галстуков практикуют ныне недружественный захват предприятий или изящно завладевают чужими ценными бумагами, на худой конец взятки дают…
— Тела до сих пор не найдены, лица, совершившие хищение, не установлены.
— А чьи это были тела, известно?
— Да. — Борис Николаевич кивнул и пододвинул к себе лежащий на столе лист бумаги с отпечатанным текстом, очевидно списком тех самых пропавших мертвецов.