Меба побледнел.
— Вас, на мое место? Это немыслимо!
— Ты поймешь это, когда узнаешь, что в глазах Фараона я всего лишь подставное лицо, схваченное его ищейками, которые совершенно не считаются с моим мнением. Ты бы не стал низкопоклонничать, дорогой Меба, а я всего лишь ширма. Будет очень ловко объявить всему свету, что Рамзес назначил своего брата на такой пост, ведь они не будут знать, что я связан по рукам и ногам.
Меба был подавлен.
— Я теперь никто…
— Так же, как и я, несмотря на всю эту показуху.
— Этот Фараон чудовище!
— Постепенно многие люди это поймут. Поэтому мы не должны уступать и впадать в уныние.
— Что же вы предлагаете?
— Ты хочешь уйти в отставку или бороться на моей стороне?
— Я могу помешать Рамзесу.
— Притворись, что ты отошел от дел и жди моих приказаний.
Меба улыбнулся.
— Возможно, Рамзес делает ошибку, недооценивая вас. Находясь во главе ведомства, хотя и с ограниченной властью, вы можете ждать, пока представится удобный случай.
— Ты очень проницателен, мой друг. Ты не расскажешь мне о том, как функционирует этот огромный механизм, которым ты так талантливо управлял?
Меба не заставил себя долго уговаривать. Шенар не стал говорить о том, что у него есть верный союзник, который предоставляет ему полную власть в данной ситуации. Предательство Аша должно было остаться самой сокровенной тайной.
Держа Литу за руку, маг Офир медленно продвигался по главной улице города Солнца, покинутого Эхнатоном, фараоном-еретиком и его супругой Нефертити. Ни одно здание в городе не было разрушено, когда в пустыне дул сильный ветер, песок проникал через двери и окна.
Находясь более чем в четырехстах километрах к северу от Фив, этот город пустовал вот уже больше пятидесяти лет. После разрушения Эхнатона двор покинул этот величественный город в Среднем Египте и вернулся в Амон. Традиционные обряды были восстановлены, в ущерб Атону прежние боги были вновь возвеличены.
Однако Эхнатон еще не исчез. Бог был выше любых символов и идолов. Он на небе, а человек на земле. Устраивая жилища для богов, Египет противопоставлял себя божьему покровительству. Египет должен был быть разрушен.
Офир был потомком советника Эхнатона, который в свое время проводил долгие часы в беседе с правителями. Эхнатон диктовал ему таинственные стихи, а иностранец брался распространять их на всем Ближнем Востоке и даже среди синайских племен, особенно среди племен евреев.
Это был Горемхеб, истинный основатель той династии, к которой принадлежали Сети и Рамзес, он приказал уничтожить предка Офира, которого считали подстрекателем и черным магом, способным оказывать большое влияние на Эхнатона, заставить его забыть о своих обязанностях.
Да, таковы были замыслы ливийца: стереть то унижение, которое перенес его народ, ослабить Египет, воспользоваться ослабленным здоровьем Эхнатона, чтобы убедить его в собственной безопасности.
Замысел был почти завершен.
Сегодня Офир вновь разжигает огонь. Унаследовал ли он науку своего предшественника или таланты чародеев? Но он ненавидел Египет так же сильно, как и Рамзеса, и с годами ненависть его росла. Победить Египет — значит победить фараона. Победить Рамзеса.
Лита опустошенно смотрела вокруг. Однако Офир описал ей все официальные здания, все замки, кварталы ремесленников и торговцев, зоологический парк, где Эхнатон собирал редкие виды животных. Офир и Лита долго бродили по пустому дворцу, где Фараон и Нефертити играли когда-то со своими дочерьми.
Во время следующего визита в город Солнца, который нищал с каждым годом, Офир заметил, что Лита стала более внимательна, как будто в ней, наконец, проснулся интерес к жизни. Она остановилась в спальне Эхнатона и Нефертити и, склонившись над сломанной колыбелью, заплакала.
Когда слезы ее иссякли, Офир взял ее за руку и отвел в мастерскую скульптора. На столе они обнаружили несколько гипсовых женских голов которые служили моделями к скульптурам из ценного камня.
Маг вынес их одну за другой.
Вдруг она погладила одну из этих гипсовых голов, с величественно красивым лицом.
— Нефертити, — прошептала она.
Затем она прикоснулась к другой фигуре, с утонченными чертами лица.
— Мерит-Атон, возлюбленная Атона, моя бабушка. А вот и сестра, и другая… моя семья, моя забытая семья. Она вновь со мной, так близко!
Лита прижала одну из фигур к своей груди, но другая упала и разбилась.
Офир подумал, что Лита разрыдается, однако молодая женщина не издала ни звука; довольно долго она оставалась неподвижной. И вдруг, разбив остальные фигуры, она растоптала кусочки.
— Прошлого нет, я убила его, — резко произнесла она, продолжая смотреть в никуда.
— Нет, — сказал маг, — прошлое не умрет никогда. Твою мать и бабушку преследовали, потому что они верили в Атона. Это я принял тебя, спас от гонения, а может быть, и от смерти.
— Это правда, я все помню… Мать и бабушка были похоронены там, на холмах, а я уже давно должна была быть вместе с ними. Но ты поступил как настоящий отец.
— Настало время мести, Лита. И если ты познала лишь горе и страдания, вместо счастливого детства, то это из-за Сети и Рамзеса. Первый уже мертв, а второй угнетает целый народ. Мы должны покарать его, и это должна сделать ты.
— Я хочу прогуляться по городу.
Проходя по улицам, Лита прикасалась к камням, стенам, как будто она овладела этим умершим городом. На закате она поднялась на террасу во дворце Нефертити и долго любовалась своим призрачным царством.
— Моя душа пуста, Офир, но мысль о тебе заполняет ее.
— Я очень хочу видеть твое царствование, Лита, веру в единого бога.
— Нет, Офир, это лишь слова. Тобой движет только одно: ненависть, зло наполняет тебя.
— Ты отказываешься помогать мне?
— Моя душа пуста, ты же наполнил ее желанием мстить. Ты постепенно сделал из меня инструмент своей мести: и сегодня я готова сражаться, как острый меч.
Офир опустился на колени и начал молиться. Его молитвы будут услышаны.
Глава 21
Чувственные танцы профессиональных танцовщиц наполняли таверну. Среди них были девушки из Египта, Дельты, Нубии. Словно заколдованный, Моисей сидел за столиком в глубине зала перед чашей с пальмовым вином. После трудного дня, когда ему едва удалось избежать неприятностей, он испытывал необходимость побыть одному среди шумной толпы, посмотреть на другую жизнь и в то же время не быть узнанным, как в комедии.
Недалеко от него расположилась странная пара.
Молодая женщина, пышная блондинка, очень привлекательная, и мужчина, уже не молодой, со странным лицом — худым, с выдающимися скулами, крупным носом и тонкими губами; он был похож на хищную птицу. Из-за сильного шума Моисей не мог расслышать, о чем они говорили, ему удалось услышать лишь обрывки непонятного разговора и неторопливый монотонный голос мужчины.
Танцовщицы из Нубии приглашали посетителей на танец; пятидесятилетний мужчина, изрядно подвыпивший, подошел к молодой женщине, положил руку ей на плечо и пригласил потанцевать. Удивившись, она оттолкнула его. Возмущенный пьяница настаивал. Попутчик этой женщины оттолкнул настойчивого поклонника сильным ударом, и тот, растерявшись, пробормотал несколько слов в знак извинения и ушел.
Жест мужчины со странным лицом был быстрым и очень четким; Моисей не ошибся: этот странный человек обладал большой властью.
Когда мужчина и женщина вышли из таверны, Моисей пошел за ними. Они направились к южной части города и исчезли в квартале с одноэтажными домами, разделяющими узкие улочки. Еврей уже решил, что потерял их, как вдруг услышал решительные шаги мужчины.
Ночами это место было пустынным; только собака лаяла на снующих повсюду мышей.
Чем дальше Моисей продвигался, тем больше эта история захватывала его. Вдруг он снова заметил эту странную пару: они незаметно проскользнули между старыми лачугами, которые скоро будут снесены, а на их месте построят новые здания. В этих развалинах уже никто не жил.
Женщина толкнула дверь, и этот резкий скрип нарушил тишину ночи. Мужчины в это время уже не было.
Моисей немного колебался.
Может быть, ему зайти и спросить у этих людей, кто они такие, и почему они так странно ведут себя. Он почувствовал в этом поступке что-то героическое.
Ведь он не служил в страже порядка и никогда раньше не вмешивался в личную жизнь людей. Какой-то злой гений заставлял его вести эту глупую слежку. Рассерженный на самого себя Моисей повернулся и собрался уходить.
Но вдруг мужчина с орлиным профилем появился перед ним.
— Ты следил за нами, Моисей?
— Откуда ты знаешь мое имя?
— Это можно легко узнать в таверне; друг Рамзеса личность достаточно известная.
— А ты кто такой?
— Почему ты следишь за нами?
— Не знаю, какое-то необъяснимое желание.
— Это неудачное объяснение.
— Но это правда.
— Я тебе не верю.
— Позволь мне уйти.
Мужчина взмахнул рукой.
Песок перед Моисеем зашевелился. И внезапно появилась змея со своим зловещим жалом.
— Это магический фокус, только и всего.
— Не советую приближаться к ней, она абсолютно настоящая. Я могу ее разбудить.
Еврей повернулся, с другой стороны на него смотрела другая змея.
— Если ты хочешь следить за нами, то заходи в дом.
Дверь со скрипом отворилась. На этой узкой улочке Моисей никак не смог бы убежать от зловещих рептилий. Да и Сетау не было поблизости. Он вошел в комнату с очень низким потолком и земляным полом. Мужчина зашел за ним и закрыл дверь.
— Даже и не пытайся убежать, змеи очень быстро расправятся с тобой. Они уснут, только если я им велю.
— Что тебе нужно?
— Поговорить.
— Я могу уложить тебя одним ударом.
Мужчина улыбнулся.
— Помнишь сцену в таверне? Не рискуй.
В углу комнаты сидела белокурая молодая женщина. Ее лицо было накрыто тканью.
— Она больна?