— Подожди, почтенный Ахемен. — вмешался Макс. — уважаемый мастер сделает нам скидку.
— Уважаемый мастер уже сделал такую скидку, какую еще никто не делал на этом базаре, — включился в игру торговец.
— Почтенный, мы готовы сделать этот заказ за половину объявленной стоимости. — Надо сказать, что Макс и не знал, сколько же это несчастное седло стоило.
— И зачем мне делать цену дешевле? — недоумевал мастер. Мы полдня потратили на сам заказ. И еще три-четыре дня я буду шить такое седло. Нет, цена справедлива, но из уважения к вам, я уступлю одну двадцатую часть. И клянусь великим богом Энки, вы не найдете никого, кто сделает вам это седло дешевле.
— Вы сделаете, почтенный. В два раза дешевле, — с улыбкой сказал Макс.
— Я? Почему?
— Потому что до конца года мы сделаем заказ на сто таких седел. Даю слово.
— Треть, — облизнул губы торговец.
— Половина.
— Половина, — уныло согласился торговец.
Они шли по городу, а у Ахемена раздувались ноздри.
— Сто седел! Ты сошел с ума? Ты знаешь, сколько нам обошлось одно? И ты дал слово.
— Мой князь! У тебя есть серебро. А зачем оно тебе, как не вооружать свое войско? Если у тебя не будет войска, то и серебро твое заберут. Причем вместе с твоей жизнью.
— Сто седел для сотни рослых мидийских коней, которых у нас нет. И сотня тяжелых копий, которых тоже нет. И ты что-то говорил про доспехи. Слушай, не так уж много мы украли у нашего светлого царя, тьфу, у проклятых ассирийцев. Всего-то повозка серебра.
— Будем думать, мой князь, будем думать.
Через четыре дня они получили заказанное, и сотня Ахемена тронулась в путь. Остальные остались в Сузах, заключив новый контракт. Вокруг чередовались привычные деревеньки, жмущиеся к великой по местным меркам реке Керхе. Гигантских каналов, подобных Междуречью, тут и близко не было, все было гораздо скромнее, поэтому вся жизнь протекала около воды. А дальше начиналась плоская, как стол, выжженная лютым иранским солнцем степь, пристанище дроф и диких ослов. Ахемену не терпелось опробовать обновки, поэтому привал случился, когда солнце было еще в зените. Воины разбили палатки, понимая, что сегодня они уже никуда больше не пойдут, и десяток поскакал на охоту, увидев на горизонте желанную добычу. Дикие ослы были довольно вкусны, и Макс уже знал об этом. Они оседлали трофейного мидийского жеребца, взятого у ассирийцев, провозившись втрое от обычного времени, и Ахемен опробовал новую конструкцию. Попону, на которой раньше и скакали, решили оставить под седлом, будя в голове Макса записанное где-то в подкорке слово «потник». Сам он такое точно знать не мог, не иначе, слово всплыло из генетической памяти, ну или из уроков литературы в нелюбимой средней школе.
Ахемен сделал круг, явно рисуясь. Потом ускакал далеко в степь, превращаясь в маленькую точку. Вернувшись, начал делать круги вокруг лагеря, а потом привстал в стременах на полном ходу, и рубанул мечом чахлое деревце, неизвестно как пытавшееся выжить в этой недружелюбной для него местности. Он вернулся назад и спешился, кинувшись обнимать Макса на глазах ничего не понимающих друзей.
— Братья, если у нас будет сотня таких коней, да хороший доспех, мы завоюем весь Парс. А когда завоюем Парс, то соберем армию и пощупаем за толстое вымя светлого царя Шутрук-Наххунте, жирного мужеложца, рожденного собственной теткой и женатого на родной сестре.
— Да!!! Нечего нам за еду головы под ассирийские мечи подставлять!
— Мы соберем всех персов и завоюем себе лучшие земли, как подобает воинам. Вы, младшие сыновья, чей удел был гибнуть, чтобы не обременять собой отцовский надел, получите лучшие пашни, много рабов и самых толстых баб. И все вокруг будут вам завидовать. — Ахемен бил по самому сокровенному прямо в цель.
— Да!!! — восторгу персов пределов не было. Ребята они были простые, и мысли у них были простые. Лучшее оружие — лучшая армия — лучшие земли — много еды и много баб. Предел мечтаний был достигнут, и уперся в потолок. А обещанная возможность не работать и заниматься любимым делом, возводила Ахемена просто на недосягаемую высоту. Собственно, после сказанного, у Ахемена было два пути — сделать обещанное или погибнуть в процессе. Иных вариантов местные обычаи просто не допускали. Но смерти тут никто не боялся, потому что они уже умерли ровно в тот момент, как покинули отчий дом, получив коня и лук со стрелами.
— Во дела, подумал Макс. — А что, парень в тренде. Тяжеловооруженную конницу иначе содержать не получится. Это он правильно понял. Быть ему князем.
Макс лежал на расстеленной попоне, пропахшей лошадиным потом, и наслаждался сытостью. Много еды — это счастье этого мира и недостижимая мечта для абсолютного большинства. Поэтому поесть сытно и разнообразно удавалось нечасто, а такие моменты вспоминались потом долго. Макс размышлял. По всему выходило, что он только что раздавил ту самую бабочку, из-за которой в одной далекой стране выбрали не того президента. Если это так, то Ахемен, который был мифическим предком персидских царей, может стать реальным игроком уже сейчас, на самом пике могущества Ассирии. Макса передернуло от воспоминаний. Ассирийцев он боялся искренне и до дрожи. Отточенная во многих столетиях непрерывной войны машина, помноженная на несомненный административный талант ее царей, заслуженно внушала ужас окрестным народам. Великими царями редко становились старшие сыновья. Зачастую к власти приходили те, кто успевал вырезать своих менее удачливых братьев, проявив не только звериную жестокость, но и недюжинную способность договариваться с элитами. В результате царский трон занимали умные, циничные, прекрасно образованные живодеры, с тренированной местным образованием памятью, получившие в наследство административный аппарат и победоносную армию. Весь Парс, хоть с новыми седлами, хоть без, был Ассирии на один зуб. Они туда не лезли просто потому, что там и взять то было нечего. Гробить армию в горах, чтобы привезти в виде добычи грубые глиняные горшки — верх нелепости. А любая война, как говорил Наполеон, требует три вещи- деньги, деньги и еще раз деньги. Нет денег — нет смысла воевать. Поэтому надо думать, как из этой ситуации выкрутиться.
А выкрутиться можно очень просто. Нужно быть опасным и бедным. Чтобы на фоне богатейших Вавилона, Сирии, Финикии и Египта, казаться незначимой добычей, но при этом достаточно зубастой, чтобы лезть к ней безнаказанно. Макс, как человек, все-таки учивший политологию четыре года, помнил, что нации возникли после наполеоновских войн, а до этого всем вполне хватало религиозной идентичности и принадлежности к определенному роду. У мусульман до сих все именно так. Значит, нужно сплести религию с местными обычаями, чтобы создать государство с сильным войском, но при этом достаточно бедное, чтобы не служить целью грабежа со стороны более могущественных соседей.
Макс отвел в сторонку Ахемена, пребывающего в эйфории от новой игрушки, и поделился своими мыслями.
— Мой князь, ты уже думал, как мы поступим, когда придем в твои горы?
— Мы придем в долину, я вызову князя на бой, а потом займу его место.
— А потом?
— А потом я соберу войско и завоюю соседнее племя.
— А потом?
— А потом все остальные племена персов.
— А потом?
— А потом мы пощекочем жирное брюхо аншанского царя-мужеложца.
— А потом?
— А потом я не знаю. Тебе что, этого мало?
— Нет, немало. Потом сюда придет великий царь Синаххериб со всей силой своей и не оставит тут камня на камне. И уж поверь мне, у него будут такие же седла, как у тебя. Только они будут лучше, а всадников больше. Ты же не считаешь ассирийцев дураками?
Ахемен нахмурился и глубоко задумался.
— Нет, не считаю. Они точно не дураки, и каждый второй купец передает им все, что видит и слышит. И они точно повторят наше седло, потому что купят его у кого-нибудь по весу в серебре, или украдут у пьяного, или еще как-нибудь. — Ахемен стукнул кулаком по колену. — Что делать, говори.
— Нужно изменить вашу религию.
Глава двадцатая,где в жизни местного общества наметилось оживление
— Ну, ты точно больной. И я же ведь тебя слушал, — горячился Ахемен. — Боги наши чем тебе не угодили?
— Всем угодили, нормальные боги. Только много их очень. Одного достаточно.
— А остальных куда денешь? — откровенно потешался Ахемен.
— Если хороший бог, то это воплощение Ахурамазды, а если плохой- то воплощение злого демона Ангра-Майнью. Также и огонь, и земля, и вода, и ветер- все это воплощение бога. Пойми, нам нужно сделать так, чтобы люди точно знали, что хорошо, а что плохо. А когда ваши боги похожи на людей, то у них людские слабости. Они у вас тут и лгут, и предают. А раз богу можно, то обычному человеку почему нельзя?
— Да все и так знают, что хорошо, а что плохо.
— У всех свои понятия, что такое хорошо, а что такое плохо. Ты согласился бы, если твоя жена будет ходить в храм Иштар и отдаваться первому встречному?
— Да я бы ее просто зарезал за такое.
— А сам пойдешь в храм Иштар, чтобы трахнуть мужика во славу ее? — рискнул спросить Макс.
— Да я тебя сейчас зарежу!
А для любого жителя Суз, Урука или Аншана — это благо. Люди службу великой богине служат, отдавая свое семя.
— Мы Иштар не поклоняемся, — насупился Ахемен.
— А в Вавилоне поклоняются. И кого больше, вас или их? Представь, что твои воины тоже поклоняться начнут. Просто, чтобы и этот бог помог. Тогда их жены должны будут в храм Иштар ходить.
— Тьфу, — не выдержал Ахемен. — Что за напасть? Слушай, до знакомства с тобой моя жизнь куда проще была.
— Слушай дальше. То есть быть храбрым, честным, верным, уважать родителей- значит делать угодное богу, а если ты лжешь, воруешь или предаешь, то делаешь угодное, наоборот, злому демону. Скажи мне, князь, хорошо, когда чья-то жена с другим мужиком спит?
— Да ты с ума сошел? Что же тут хорошего? — возмутился Ахемен.