— Эх, будь с нами Карла… Знаешь, а ведь она предупреждала меня об Эдуардо почти с самого начала. Видимо, синьорина Маламоко составила о нем представление по твоим рассказам. Она ему не доверяла. Конечно, парень, бросивший в воду не умеющую плавать сестренку…
Маура схватила мое запястье:
— О чем ты?
— Карла сказала, что на острове Мурано с причала тебя столкнул именно Эдуардо. Тебя это удивляет? — Мою скользкую руку подруга не удержала, я опять подняла фонтан брызг. — Панеттоне, что случилось?
Синьорина да Риальто распахнула дверь в спальню, исчезла за ней. До меня донесся звук передвигаемой мебели, скрип. Не выдержав, я выбралась из ванны и пошлепала за Маурой, оставляя мокрые следы на плиточном полу и затем на паркете.
— Понимаешь ли, Филомена, — сказала Панеттоне, стоя на коленях перед открытым сундуком синьорины Маламоко, — о том, что в воду меня бросил именно Эдуардо, я никому не рассказывала, никогда, даже батюшке. Братец так страшился наказания, что буквально вымолил мое молчание. Поэтому мы придумали ватагу островных сорванцов, которых и обвинили в несчастье. Правду знали лишь мы с Эдуардо.
Я опустилась рядом с подругой, помогая ей вытаскивать из сундука глянцевые маски Ньяга, плащи, ножны, кинжалы, тубусы с какими-то бумагами, стопки писем.
— Ты хочешь сказать, — примерив кошачью маску, я ощутила едва заметный аромат сандала, так пахла Карла, — наша Таккола тоже там присутствовала?
— Именно! Только, вот незадача, никаких девчонок я что-то не припомню.
Под руку попался кожаный несессер, я раскрыла его.
— Кракен меня раздери!
Внутри лежал бритвенный прибор: помазок, складное лезвие, брусок мыльного камня и чашечка для взбивания пены.
— Святые небеса!
Маура растянула шнурок атласного мешочка и вытряхнула содержимое себе на ладонь. Колечко было крошечным, выросшей синьорине да Риальто оно могло налезть разве что на мизинец. Она туда его и надела.
— Твое?
— Разумеется. Матушка, с детства пытающаяся привить мне хороший вкус, считала, что сапфиры подходят к оттенку моих глаз.
Я посмотрела ей в лицо:
— Не подходят.
— Тогда подходили. Три сапфира, черная эмаль. Это мое кольцо, которое я отдала за спасение мальчишке-рыбаку на острове Мурано.
— Значит, Карла на самом деле, наверное, Карло. Помнишь, она говорила, что в их семье рождаются одни мальчишки. И что ее батюшка обрадовался…
— И решил сделать девочку себе сам.
Этого Карла не говорила, но я согласно кивнула.
— Ньяга. Эту маску носят мужчины, притворяющиеся женщинами.
— Высокие воротники. Конечно, лицо можно побрить, а кадык приходится прятать.
— Мы ничего не замечали.
— Потому что наивные дуры. Он видел нас голыми.
— А мы его нет.
— Ну и зачем ты это сейчас сказала?
Я пожала плечами:
— Потому что это правда. А ты с ним еще и спала. И обнималась постоянно.
— Это ты еще не знаешь, что иногда я целовала эти лживые губы, когда он… она…
— В смысле?
— Я думала, что мне нравятся женщины! Боже мой, я ведь воображала себя грешницей. — Маура принялась забрасывать вещи обратно в сундук. — Когда я поняла, что меня влечет к подруге, я так испугалась. А он, черноглазый лживый ублюдок, наверное, потешался надо мной. Зато мне теперь понятен запрет его серенити на посещение доной Маламоко твоей спальни.
— Он знал!
— Разумеется. Они ведь кузены. А знаешь, кто еще знал? Экселленсе. Чудовищный князь так многозначительно подчеркивал «и» в слове «рагацци», когда говорил о Маламоко. Понимаешь, он называл их в мужском роде!
— Наверное, — сказала я вдумчиво, — запах мужчины чем-то отличается от женского. Погоди. Ты влюблена в Карло Маламоко?
— Дошло наконец?
— И что же теперь делать?
— Я убью этого черноглазого ублюдка, когда он вернется.
— Он вернется?
— Конечно. В сундуке остались метрики на женское имя, я только что их просмотрела.
— А еще ему понадобится свидетельство об окончании школы. Ты не хочешь вернуть на место кольцо?
— Хочу, — пропыхтела Маура, — но не могу его снять.
Мы пошли в ванную, чтоб воспользоваться мылом. Ободок соскользнул с пухлого пальчика, и Панеттоне счастливо выдохнула. В этот момент до нас донесся звук шагов, девушка спрятала колечко на груди.
Вернулись горничные. Меня засунули обратно в ванну, добавили кипятка, оттерли ноги мочалкой. Пока я стоически сносила пытки, дона да Риальто не находила себе места. Она то хмурилась, то саркастично ухмылялась, прищуривала и округляла глаза, рука ее поминутно ныряла в декольте, а ноги мерили шагами плитки мозаичного пола.
— Повесь кольцо на цепочку, и дело с концом, — предложила я.
— Чудесная мысль!
От возбуждения меня буквально трясло. Карла Маламоко. Шпионка, интриганка… интриган. Пользуясь своими личинами, он мог проникнуть в любое столичное общество. Иногда он был синьорой, иногда — юношей вольных нравов. Ньяга. Не будь мы с Маурой столь наивны, давно распознали бы маскарад. Панеттоне в него влюблена. И что? Неужели командор да Риальто позволит единственной дочери связать свою жизнь непонятно с кем? Тем более что и у Карлы есть жених в догата Негропонта. Жених? Боже мой, как это вообще возможно?
Горничные обернули меня в простыню и вывели в гостиную. Там уже стояло ростовое зеркало и суетилась стайка портних.
— Обождите, — велела Маура. — Платье наденем потом, сначала займемся лицом.
— На мне будет маска, — попыталась я безуспешно возразить.
— После полуночи, когда дона догаресса сменит официальный костюм на карнавальный наряд. — Дона да Риальто усадила меня в центре комнаты и рассматривала с видом великого живописца. — Старуха была права, две недели взаперти отразились на твоем лице не лучшим образом. Чего мы хотим добиться? Соблазнительной Филомены или величественной?
Видимо, я в состав этих «мы» не входила, потому что моими желаниями пренебрегли.
— Если позволите, — шепнула Констанс с поклоном, — до полуночи мы покажем миру величайшую правительницу, а после — самую желанную деву Аквадораты.
— Глаза? — переспросила Маура.
Горничная кивнула:
— А потом — губы и шея.
— Серебряная пудра.
— Золотая. Оттенок кожи слишком теплый для серебра.
Они продолжали перебрасываться отрывистыми фразами, понять значение которых я даже не пыталась. Девицы знают, что делают, мне остается отдаться на их волю.
Прикрыв глаза, я ощущала щекотные прикосновения беличьих кисточек, одновременно мне что-то делали с волосами.
— Поднимайся, — велела Маура.
Простыня упала к моим ногам. Мельком взглянув в зеркало, я увидела невероятно бледную, сверхчеловечески глазастую и абсолютно голую себя. Высокую башню прически оплетали драгоценные цепи, в звеньях которых мерцали некрупные сапфиры, мочки ушей украшали сапфиры огромные.
— Вот в такие моменты, — Панеттоне подпихнула локтем помощницу, — я жалею, что женщинам обязательно нужно носить платья.
— Дона догаресса прекрасна, — вздохнула Констанс.
И прочие девушки с ней согласились. Похвала, особенно после критики тишайшей свекрови, пролилась бальзамом на мое сердце.
Я приблизилась к манекенам, стоящим у глухой стены. Их было два. На одном висело платье из золотой парчи, на другом — карнавальный наряд.
— Русалка? — спросила я скептично. — Ты же собиралась представить меня морской богиней.
Маура смутилась.
— Дона догаресса выглядит сейчас в точности как Афродита, явившаяся из моря, — хихикнула одна из горничных.
И девицы принялись обсуждать, какой эффект произвело бы мое появление перед публикой в костюме богини любви.
— Прости, — шепнула Панеттоне, — синьора Муэрто заставила всех дворцовых портных шить новые покровы для храма, это все, чего мне удалось добиться.
Русалка так русалка. Подозреваю, что и в этом костюме мне долго красоваться не предстоит. Я нужна Чезаре лишь для официальной части, может, он еще до полуночи даст мне развод, и тогда мне пригодилось бы нечто немаркое, в чем удобно будет возвращаться в город.
Парчовое платье давило на плечи, натирало под мышками и поскрипывало при любом движении. Туфельки, носки которых выглядывали из-под подола, обладали скользкой подошвой и неустойчивыми каблуками.
Мне велели зажмуриться и рассыпали над моей головой горсть золотистой пудры.
— Идеально, — решила Маура.
И я поскрипела к выходу. Клюка бы мне сейчас не помешала.
Глава 2Бал у командора да РиальтоПродолжение
Процессия тишайших супругов подошла к острову Риальто на закате. В темнеющее небо взвились фонтаны фейерверков, когда главная галера причалила к пристани. Сначала на покрытые ковром доски высыпала свита, гвардейский караул занял свои места, командор да Риальто, оставив супругу, вышел навстречу и, низко поклонившись, подал руку доне догарессе. Синьора Муэрто лучезарно ему улыбнулась, но руки не приняла, опираясь на его серенити.
Дож с догарессой прошествовали в палаццо и шли столь близко друг к другу, что у публики не оставалось сомнений — в семействе Муэрто царит мир и любовь.
— Спальня в восточном крыле, — говорил некто в толпе с маской Арлекина на лице, — час после полуночи.
— Мы доставим туда синьору в костюме русалки, — отвечал господин в похожей маске.
— Юный Эдуардо не слишком пьян?
— Какая разница? Его, при необходимости, отнесут туда на руках.
— Западное крыло?
— Рыжеволосый здоровяк в костюме корсара получит записку с приглашением в условленный час.
— А его синьора?
— Она разве не в деле?
Первый Арлекин ругнулся и покосился по сторонам, не прислушивается ли кто-нибудь из толпы к их разговору, затем склонился к самому уху собеседника.
Высокая черноволосая Коломбина, стоящая неподалеку, погладила пальцами брошь в виде крошечной саламандры. Если бы клоуны не были столь увлечены друг другом, они, наверное, удивились бы тому, что ящерка от прикосновения выпустила в воздух язычок пламени.