Я вздохнул.
– Не уверен. Я ещё плохо их знаю, – сказал я, качая головой и уткнувшись в пол перед собой. Мне всё ещё неловко, что я играл здесь без Бето и Майка. Что я им скажу? Что присоединился к новой команде? Показываю другим наши особые приёмы? Раскрываю секреты победы? Не хочу, чтобы они считали меня предателем.
Родители остановились на конце улицы и помахали ребятам, которые уже разминались. Я бросил спортивную сумку на землю, достал любимую биту и схватил перчатку.
Ава пристально следила за мной, когда я вставал.
– Что? Что-то с моей техникой игры не так? – спросил, поддразнивая сестру. Я поправил бейсболку, сдвинув её ещё ниже на затылок.
Ава открыла маленький блокнот, который достала из рюкзака, и покачала головой.
– Нет, – сказала она. Затем улыбнулась и провела карандашом по странице, показывая, что готова делать заметки.
– Хорошей игры, – сказал папа, когда я взял биту и начал надевать перчатку. На поле я выходил первым.
– Мы недолго здесь будем. Нам ещё Блэки выгулять надо, – пообещала мама, но я уже не слушал её. С моей перчаткой было что-то не так.
Сначала я подумал, что у меня разыгралось воображение, но внутренняя сторона перчатки оказалась влажной. И это я понял, когда надел её.
– Ава! – вскрикнул я, когда вытащил руку и увидел, что она покрыта чем-то склизким и прозрачным.
Мама в ужасе вскрикнула.
– Держи chucho, – сказала она Аве, передавая поводок Блэки. Мама взяла перчатку, чтобы осмотреть. – Дай-ка глянуть.
– Что это за ерунда? – отец дотронулся до липкой массы, размазанной по руке. Он попробовал на ощупь, а потом понюхал.
– Вазелин! – прошептала мама, глянув свысока на Аву, которая почти подпрыгивала от волнения.
– Ха! – сказала она, написав что-то в блокноте и показывая его мне. – Поймала тебя. Видел бы ты своё лицо, Джеймс. Совсем не ожидал этого, да?
– Ава, это не смешно! – сказала мама, открывая перчатку пошире и пытаясь разглядеть, сколько в ней вообще вазелина.
– Смешно ведь! И он заслужил за то, что похитил моих кукол.
– Но я не поступил так же подло… – пробормотал я, пока мама рылась в рюкзаке. Она нашла маленькую упаковку влажных салфеток, которую положила туда для Авы. Раньше она клала такие же и для меня, но я убедил маму перестать так делать с момента, когда пошёл в среднюю школу и сменил рюкзак на спортивную сумку.
Когда мама вытирала мне руку, отец взял несколько салфеток и начал доставать вазелин из перчатки.
– Бесполезно, – сказал он. – Прямо сейчас достать всё не получится.
Я взял у мамы ещё несколько влажных салфеток, чтобы убрать остатки вазелина с руки. Но как бы усердно я ни тёр, скользкая плёнка на пальцах всё равно чувствовалась.
– Джеймс? – позвал меня Джек. – Ты в порядке?
Я обернулся и увидел, что он идёт к нам.
– Ничего не говори, – сказал я Аве. Затем повернулся обратно к Джеку и крикнул:
– Да, всё хорошо. Сейчас приду, подождите.
– А твоя перчатка? – спросила мама. – Ты не сможешь играть без неё.
– Может, кто-то из мальчиков одолжит, – сказал отец, и я кивнул.
Ава показала на сумку, стоящую между нами на земле.
– Всё в порядке. Я положила старую перчатку в боковой карман.
Я взглянул в её полные надежды, широко раскрытые глаза и понял, что она пыталась загладить вину. Но мои пальцы всё ещё казались скользкими, так что простить сестру я не был готов.
– Что ж, надеюсь, что смогу держать биту, – сказал я, доставая из сумки старую перчатку.
Отвернувшись от родных, я посмотрел на Джека. Он стоял на другой стороне улицы, наблюдая за мной. Казалось, что он беспокоился, отчего желудок начало крутить. Это последнее, чего я хотел. Рассказать Бето и Майку о выходке сестры – это одно. Они понимали, что нам нравилось подшучивать друг над другом, что всё происходящее – большая игра, в которую мы играем. Игра, которая иногда заходит слишком далеко. Но Джек ведь не знал об этом. И он мог неправильно истолковать ситуацию. Я не хотел, чтобы кто-нибудь из них осуждал мою сестру. Потому что такая она, сестра, и я люблю её. Не хочу, чтобы она кому-то не нравилась.
– Ты готов? – спросил я, и он кивнул.
С правого поля я увидел, как Стефани отбила мяч. Он летел в мою сторону, но я не паниковал. Потому что понимал, что он летел ближе к земле и я мог его поймать. Поэтому побежал к мячу, словил его и бросил на первую базу. Но Стефани добежала первой и оказалась в безопасности.
Дэниел отбивал следующим, и хоть он не попал по мячу, Стефани использовала возможность захватить вторую базу. Я следил за тем, как она бегала, словно гепард, двигаясь очень быстро. Она оказывалась на земле и касалась базы прежде, чем я успевал поправить кепку. Признаюсь, даже немного завидно. У меня не получалось так просто украсть базу. Это слишком рискованно.
Ава тем временем записывала что-то в блокнот. Родители хлопали в ладоши, а Блэки нюхал воздух и смотрел на птицу над головой. Я следующий, поэтому подбежал к домашней площадке, сбросил перчатку и схватил биту. Мои пальцы скользкие, мерзкие и противные. Каждой клеточкой я чувствовал, что вазелин впитался в кожу, из-за чего очень беспокоился, что пальцы соскользнут.
На насыпи Джек снова и снова закидывал мяч в перчатку. Он повернулся. Я отрабатывал замах и чувствовал, как остатки вазелина прилипли к руке. Сделав шаг назад, усиленно вытираю руку о джинсы. Бесполезно. Уверен, ощущение скользкости во время отработки замаха теперь исходит от биты. Убеждая себя, что вазелина не осталось нигде, я кивнул Джеку, подавая сигнал о готовности.
Джек поднял ногу и быстро бросил мяч. Мне казалось, будто я слежу за мячом с помощью медленной съёмки. Идеальный бросок для меня. Я поднял биту и замахнулся.
– Страйк! – крикнул Ронни, и я в испуге бросил биту. Перед глазами всё расплылось, а кровь бежала по венам так быстро, что даже начала немного кружиться голова. Я закрыл глаза, сделал глубокий вдох и медленно выдохнул.
Я только что пропустил мяч? Но этого не случалось уже целых два сезона! Это был личный рекорд в Младшей лиге. Глупый вазелин. Глупый розыгрыш. Ава даже не представляет, что она натворила. И что это значило для меня.
Я снова открыл глаза и посмотрел на сестру, стоящую в стороне. Она больше ничего не писала. Ава стояла, прикусив губу и уставившись так, словно у меня выросли копыта и хвост. Она выглядела такой взволнованной, что я не смог выдержать и отвёл взгляд.
– Ты в порядке? – спросил Ронни.
Я заморгал. Сглотнул. Кивнул. Прежде чем Джек или кто-то другой успел что-то сказать, я снова взял свою биту и сделал пару вдохов. Наконец-то сердцебиение немного замедлилось.
У меня всё получится. Подогнув колени, я свернулся всем телом, словно cochinilla. На моих пальцах нет вазелина. Ничего не может помешать мне снова забить хоумран.
– Второй страйк! – закричал Ронни.
Я опустил биту, бросив взгляд в сторону родителей. Они улыбались. Натянуто, сдержанно – словно показывая, что они не волнуются. Но я знал правду. По-другому эти обеспокоенные улыбки нельзя было объяснить.
Ронни встал и посмотрел на Джека.
– Ты становишься лучше, – сказал он. Затем, видя моё подавленное состояние, обратился и ко мне. – Не волнуйся. Отобьёшь следующий.
Я сжал биту пальцами, проведя по ней ладонью. Просто чтобы убедиться, поднёс её к носу, понюхать. Бесполезно. Чувствуется только запах вазелина. Скользкого, склизкого и противного. Сделав глубокий вдох, мысленно я понимаю, что могу не ударить по следующему мячу. И хочется взять биту, окунуть в грязь. Оттереть вазелин. Или песком. Или гравием. Чем угодно, пока не смогу уверенно держать биту в руках.
– Третий страйк! – закричал Ронни. – Ты выбыл!
– Что? – спросил я, ведь даже не заметил полёта мяча. Так быстро, что я снова пропустил его. – Я не был готов.
– В следующий раз ты точно попадёшь!
Но я никогда не вылетал из-за страйков! Мне хотелось кричать. Я никогда не промахивался. Да, пусть не всегда ловлю летающие мячи и не краду базы, но я всегда отбивал мяч. Это моя единственная способность. Талант. Аве даны естественные науки, математика, формулы и цифры, но это мой дар. Бейсбол.
Я оглянулся на родителей. Они хлопали. Хлопают! Правда? Почему?
На глазах выступили слёзы, потому что я был смущён. Чувство боли, беспокойства и стыда от того, что мог расплакаться. Но я не допущу этого, и потому постарался сдержаться. Затем отошёл от базы, отбросил свою биту в сторону остальных.
– Всё в порядке, – сказал Джек, протягивая мою старую перчатку, и я отошёл, потому что следующим должен бить он. – Ты же не собирался отбивать каждый мяч. Это ведь нереально. Не дави на себя, нельзя так.
Я отвернулся от Джека и Ронни. Они не поймут. Никто не поймёт. Это конец моей карьеры. Конец послужного списка. Что я скажу Бето и Майку, когда они начнут рассказывать про свой сезон? Что я выбыл? Что здесь я неудачник? Поймут ли они? И насколько плохо это для меня? Что я чувствую по этому поводу? Будут ли они дразнить меня? Скажут ли, что мне пришлось проехать через всю страну ради победы? Или они просто обрадуются, что я не помогаю выигрывать другой команде?
Когда мы возвращались домой, родители молчали. За исключением пары похлопываний по спине и нескольких фраз «хорошая работа» они ничего больше не говорили. Решили не раздувать из мухи слона и пошли на кухню готовить ужин. Даже Ава знала, что лучше ничего не говорить, пока намазывала маслом ломтики французского хлеба. Сестра протянула их мне, чтобы я посыпал их чесноком прежде, чем поставим в духовку.
Ава не просто испортила мне игру. Она перешла черту и знает это. То, что глупое письмо не напугало меня, не означало, что она могла провернуть ещё один розыгрыш. Лучше бы она умела вовремя останавливаться. Но пока я дал понять ей злобным взглядом, что будет лучше, если она не станет лезть.
После ужина Стефани и её мама, миссис Джонсон, постучались к нам вместе с другой соседкой, миссис Мартин. Когда я открыл дверь, то увидел Стефани с тарелкой, наполненной брауни. Миссис Джонсон стояла позади с подарочной корзиной.