— Только не твоим! — всхлипываю я. — И что такое любовь против виртаина? Все равно что поцелуй ребенка по сравнению с крутым сексом.
— А вот я предпочитаю секс! Жаль, что ты уже ни на что не способен.
— Зато мне — ни капельки не жаль! — храбрюсь я. — Когда я смогу прийти еще раз?
— Через три дня. Ровно через три и ни днем раньше!
Мне дают выпить водки. Я выпиваю ее, как воду. Именно так делают все виртаинисты, на видео это хорошо заметно.
Меня выводят из квартиры, усаживают в машину, везут к метро. Я знаю, это будет уже другая станция, и по дороге шофер несколько раз проверится. Но это ни ему, ни Афродите не поможет. За притоном уже установлена слежка. Сегодня или завтра, в крайнем случае послезавтра наступит момент, когда в квартире никого не будет. Если такой момент не наступит сам по себе, его создадут искусственно. Но в те пятнадцать-двадцать минут, когда квартира будет пуста, в ней появится наш программер. Версия виртаина будет идентифицирована. Не думаю, что у Афродиты что-то принципиально новое. Собственно, тело программы всегда одно и то же, меняется только маскирующая оболочка. А значит, за эти пятнадцать-двадцать минут программер успеет инсталльнуть заранее приготовленную заплату. Виртаин сработает еще раз пять, а потом начнет зависать — раз, другой, третий… График будет нарушен, начнутся скандалы с «покойничками», жаждущими из ласково-уменьшительных стать настоящими, и Афродита помчится к установщику. Он переустановит ей виртаин и сам станет объектом аналогичной операции. Если никто из копов не проколется, через установщика мы сможем выйти на дистриба естественно, низшего уровня.
Сколько их, этих уровней, никто толком не знает. Однажды мы прошли по цепочке аж из четырех уровней и даже вышли на лицензиата, который, как предполагается, получал виртаин у одного из разработчиков. Но лицензиат успел привести в действие маленькую адскую машинку. Вернее, она сама сработала, и лицензиат отправился в мир иной, прихватив с собой троих копов.
Надеюсь, в этот раз до такого не дойдет. У нас уже есть печальный опыт, и мы умеем делать выводы.
Глава 4
Крадучись, вкрадывается слабейший в крепость и в самое сердце сильнейшего — и крадет власть у него.
Вернувшись домой, я с удивлением узнаю, что жена готовит обед.
— А что, разве к нам кто-нибудь придет?
— Сегодня — нет. Просто мне нужно потренироваться. А вдруг ко мне в твое отсутствие захочет заглянуть босс? — лукаво улыбается жена.
Вернее, лишь пытается улыбнуться лукаво. Получается у нее — расстроенно, словно она мне не радостную новость сообщает, которую мы оба давным-давно ждем, а печальную.
Все-таки она еще недостаточно адаптировалась. Ну да ничего, для толстокожего босса сойдет.
Я подхожу к жене и, полуобняв, чмокаю ее в нос.
— Наконец-то! — радостно, как и хотел, улыбаюсь я. — Долго же он ломался.
— Ага! Целку из себя строил! — на этот раз правильно улыбается жена, вытирая руки о фартук. — Но сегодня я действовала безупречно. Когда он заходил в свой кабинет, я, стоя на подоконнике, пыталась закрыть якобы заевшее жалюзи. А была, как ты и учил, в мини. Да еще руки вверх подняла, чтобы босс успел хорошо рассмотреть мои ноги. Увидев его, я якобы засмущалась, отпустила жалюзи, начала одергивать юбку и чуть не сверзилась с узкого подоконника. Айкнула, замахала руками. Босс, естественно, подбежал, подхватил. Я даже подумала вначале, что он тут же начнет меня трахать.
— Это было бы ошибкой! — перебиваю я жену. Учишь ее, учишь… А она потом возьмет и все испортит. Все-таки ее А-коэффициент низковат для таких сложных заданий, это чувствуется.
— И приготовилась дать ему по рукам! — имитирует легкую обиду жена. Это у нее получается великолепно. Легкая обида — почти естественное состояние для красивой женщины. Жена много раз его имитировала и в конце концов освоила в совершенстве. Но молодец, не упускает случая потренироваться.
— Однако он и сам понял, что я не такая — когда после страстного поцелуя я, спохватившись, оттолкнула его и закрыла лицо руками. Видел бы ты, как ему это понравилось!
— Ты в него втайне влюблена, но замужем и ни за что не изменишь своему мужу. Если, конечно, это «что» не окажется достаточно серьезным. Так?
— Кажется, я сымитировала скрытую страсть практически безупречно! — хвастается жена.
Еще бы… Эту стандартную ситуацию столько раз репетировали…
— Он пригласил тебя куда-нибудь?
— Да, в ресторан.
— Что ж, неплохо. Не будем форсировать события. Ты, главное, изображай с одной стороны любовь, с другой — боязнь отдаться этому чувству, а следовательно, и боссу. Не забывай отталкивать его после каждого страстного поцелуя.
— А грудь? Когда можно будет позволить ему ласкать грудь?
— Ну, поскольку ты уже давно не страдаешь синдромом девственности… Пожалуй, можно будет при прощании, после ресторана. Но, как только соски начнут твердеть — ты не забыла еще, как это делается? — мягко отстранись, скажи «Не надо!» и немедленно уходи. Пусть он унесет на кончиках своих пальцев тепло твоего тела.
— Знаешь, давай все-таки порепетируем, — просит жена. — Не хотелось бы провалить всю операцию из-за такого пустяка.
Да, не хотелось бы. Мне стоило больших трудов устроить свою жену секретарем директора крупной телевизионной компании. Длинноногих красавиц возле него трется предостаточно, претенденток после того, как его любовница-секретарша погибла в автокатастрофе, было много. Пришлось еще пару кандидаток отправить в мир иной. Бедный директор уже начал думать, что его преследует злой рок. Пропостившись пару месяцев, он не выдержал и подцепил подружку своей старшей дочери. Пришлось срочно подыскивать для нее состоятельного жениха — и очень ревнивого, между прочим! Поскольку выйти замуж за босса у подружки перспектив не было никаких, она сделала правильный выбор. Босс на целых два месяца остался без ночной бабочки и даже, говорят, пробовал заниматься сексом в вирте. Но, по неопытности, напоролся на гомика, был крайне раздосадован и к вирту резко охладел. А тут под боком — топ-модель. Правда, она рожала и моложе всего лишь на пятнадцать лет. Но грудь ее по-прежнему упруга, а кожа нежна и шелковиста. В этом босс убедится очень скоро.
И тогда наша маленькая операция вступит в завершающую фазу.
— Давай, — соглашаюсь я. Да и как не согласиться? Тренинг жены и подготовка дочери — не менее важная часть моей функции, чем работа в Винтерполе.
А может, и более.
Сняв фартук, жена несмело приближается ко мне.
Молодец, уже вошла в образ.
Я, осторожно обняв ее за плечи, целую чувственные, чертовски, должно быть, соблазнительные губы. Жена отвечает вначале несмело, потом, распробовав поцелуй, словно экзотический плод, и убедившись, что он чрезвычайно вкусен, наслаждается, пьет терпкий сок эротического удовольствия.
Мои руки сами собой тянутся к ее груди, расстегивают одну пуговичку блузки, вторую…
Жена пытается отстраниться. Я, правой рукой полуобняв ее за талию, не даю сделать этого. Левая рука тем временем хозяйничает под блузкой, нащупывая соски.
— Не надо… — говорит жена голосом, означающим совершенно противоположное.
— Хорошо, — ставлю я оценку. — Но сосок должен начать твердеть раньше. Ты ведь подсознательно и сама хочешь, чтобы я — то есть босс — впился в твою грудь губами. А в остальном все хорошо.
Мы еще раз репетируем ситуацию. На этот раз жена все делает правильно.
— Умница! — хвалю я ее. — Так что у нас с ужином?
— Через полчаса накрою на стол. Пообщайся пока с дочерью, она ждет тебя в детской.
— Ты уже доложила ей про босса?
— Да. Она очень довольна.
Ну что же, пора и мне докладывать. Дочь должна быть в курсе всех событий. Для того она у нас и появилась, наша ненаглядная.
Своей дочери я, выражаясь языком обывателей, побаиваюсь. Ее опыт неизмеримо больше, чем мой, А-коэффициент выше почти втрое. Ее прислали потому, что вот-вот начнется заключительная фаза Функции, и было бы нерационально не подключить на этом этапе несколько самых опытных хранителей. Я должен гордиться тем, что для адаптации дочери выбрали именно мою семью.
Я и горжусь. Но ответственность… Слишком многое зависит от того, как дочь оценит мою работу. Поэтому, входя в детскую, я каждый раз испытываю то, что хранителям совершенно несвойственно, — эмоции.
Точнее, какое-то их подобие, какой-то эквивалент.
Это, собственно, результат того, что мой КА тоже немаленький. Вжился в роль обывателя.
— Папочка! — бросается дочь мне на шею. Я обнимаю ее маленькое (по сравнению с моим) тельце, привычно определяю температуру: 36,6. Что значит высокий КА: дочь научилась держать температуру в первую же неделю после появления на свет здешний, и за все прошедшие месяцы — ни одной ошибки.
— А чем доца занимается? — спрашиваю я, целуя розовые щечки.
— Объемные видики смотрю старые, — бесхитростно признается дочь.
— И это вместо того чтобы делать уроки!
— Да ну их… Они такие скучные… Особенно математика, — жалуется дочь. Седьмой класс уже, а они только-только производные начали проходить.
— Когда-то их вообще в школе не изучали, только в институте, — оправдываю я местные порядки.
— А мне кажется, что я впитала все эти понятия с молоком матери, улыбается дочь, спрыгивая на ковер. — Я правильно выражаюсь?
— Правильно. Причем и в буквальном, и в переносном смыслах.
— Ну, насчет буквального ты, предок, загнул! — смеется дочь.
— А вот так выражаются только уличные мальчишки! — хмурюсь я. Воспитанные девочки так не говорят. Ты ведь у нас воспитанная девочка?
— Видно, еще не вполне, — улыбается дочь. — Но я стараюсь, пап! Ты на меня не сердишься?
Дочь берет меня за руку, виновато заглядывает в глаза. Ну разве можно сердиться на такую лапочку? Когда-нибудь она точно так же будет заглядывать в глаза своему высокопоставленному мужу, выпрашивая что-нибудь полезное для Функции. Молодец, не упускает ни одного случая потренироваться.