У Мод и ее мужа детей не было. «Это замечательно!» – тихо говорил ее отец Кириллу, если кто-то поднимал эту тему.
Когда родители постарели и стали чаще болеть, Глэдис заботилась о них. Она кормила и купала их, старалась сделать их жизнь по возможности комфортной. Мод иногда присылала из Шотландии ненужные подарки. Когда родители умерли, Мод приехала на похороны и очень расстроилась. В соответствии с завещанием деньги, хранившиеся на банковском счету, были поделены поровну между сестрами, а в знак признания преданности Глэдис родители оставили ей дом. Но в завещании была приписка, которая позже стала причиной многих бед. Она гласила, что, если когда-нибудь Мод окажется бездомной, она сможет жить на Коппер-стрит до тех пор, пока ее положение не улучшится. Эта приписка была сделана родителями по доброте сердечной на случай, который, как они полагали, скорее всего, никогда не будет иметь места. Но «скорее всего» – не «невозможно», и, умерев, муж Мод оставил ее без крыши над головой и без единого пенни. У нее не нашлось слов, которые могли бы выразить ее ярость. Он проиграл в карты все состояние и, очевидно, опасаясь признаться в этом Мод, взял и умер.
Мод вернулась на Коппер-стрит в виде сосуда с ядом, имеющего форму уже немолодой женщины. Спокойная, счастливая жизнь Глэдис закончилась в ту минуту, когда Мод переступила порог ее дома и потребовала у сестры денег, чтобы заплатить за такси. Не знающая, что такое благодарность, Мод привела с собой нового гостя – несчастье. В ее репертуаре было предостаточно мелких издевательств, и она изводила сестру на каждом шагу. Она добавляла соль ей в чай, поливала цветы уксусом и повсюду оставляла за собой беспорядок. Она отказывалась и пальцем пошевелить, чтобы помочь Глэдис в работе по дому, сидела целыми днями, толстея и вздуваясь, поглощая сливочную помадку, складывая пазлы и слушая радио на всю громкость.
Друзья Глэдис перестали к ней захаживать, и она выходила погулять, только когда могла это себе позволить. Но по возвращении ее всегда ожидало наказание – разбитое дорогое украшение или прожженное утюгом любимое платье. Мод даже прогоняла птиц из сада, отпугивала их, выбрасывая содержимое кормушек в мусорное ведро и добавляя отбеливатель в поилки. Глэдис никогда не смогла бы пойти против воли родителей, а любые попытки найти общий язык с Мод заканчивались либо презрительными замечаниями, либо насилием. Для Глэдис Мод была чем-то вроде точильщика – нежеланный паразит, который поселился в ее доме, превратив ее счастье в пыль. И еще она стучала пальцами. Стучала, прямо как точильщик[9]. Пухлые пальцы стучали по столу, подлокотнику кресла, краю умывальника. Именно этот стук стал худшей из всех пыток. Непрерывный и агрессивный, он преследовал Глэдис и днем и ночью. Макбет зарезал сон[10], а вот Мод убьет покой.
В тот день она сидела в столовой, постукивая пальцами по столу и пристально разглядывая огромный, наполовину собранный пазл, который лежал перед ней. Это была «Телега для сена» Констебла – точнее, ее чудовищная копия из тысячи мелких кусочков, должно быть, оказавшаяся самой сложной головоломкой из всех, какие она когда-либо решала. Она должна была стать ее шедевром. Мод присела, как жаба, перед пазлом, и ее огромные ягодицы свисали со стула, который кряхтел под ее весом.
Глэдис тихо закрыла за собой дверь и пошла вниз по Коппер-стрит, улыбаясь ветру, который кружил и увлекал за собой шуршащие осенние листья. В кармане она проводила пальцами по краям маленького обработанного кусочка картона. Он был голубого цвета с небольшим белым пятнышком.
Пальцы Энтони погладили края фрагмента пазла, и он снова задумался, чьим крошечным кусочком жизни был этот пазл. Или не крошечным. Может быть, его потеря вызвала несоизмеримо непропорциональные последствия, как, например, бегущие слезы, вспышки ярости или разбитое сердце. Итак, этот давно потерянный кусочек хранился у Энтони. В глазах мира этот пазл был маленькой безделушкой, которая ничего не стоила, но в глазах Энтони его ценность была слишком высока, чтобы ее вообще можно было бы определить. То, что эту вещь кто-то потерял, было для него грузом, давящим на плечи. Жестоким напоминанием об обещании, которое он нарушил. Единственное обещание, которое Тереза попросила его дать и которое он нарушил, подвел ее.
И поэтому ему пришлось собирать вещи, которые кто-то потерял. Это была его единственная надежда на искупление. Его очень беспокоило, что он так и не сумел воссоединить с хозяином ни одну потерянную вещицу, а времени у него осталось мало. Но он надеялся, что хотя бы нашел того, кто сможет заменить его, – человека молодого и смышленого, полного новых идей, человека, который сможет найти способ вернуть потерянные вещи туда, где они должны быть. Он уже повидался с адвокатом-солиситором и подкорректировал завещание. Он откинулся на спинку стула, и ее выпуклости впились в позвоночник. Высоко на полке слабо поблескивала коробка из-под печенья. Как же он устал! Ему казалось, что он уже давно отжил свой век, но достаточно ли он сделал? Может, уже наступило время поговорить с Лорой, сказать ей, что он уходит? Он уронил фрагмент пазла на стол и взял стакан с джином и лаймом. Нужно сказать ей, да побыстрее. А то будет поздно.
Глава 6
Юнис
Июнь 1974 года
Юнис бросила ключи от маленькой коробки для мелочи на их постоянное место и закрыла ящик. Свой ящик. В своем столе. Юнис работала на Бомбера уже целый месяц, и он попросил ее купить булочек с сахарной глазурью на троих, чтобы отпраздновать это событие. Месяц пролетел незаметно для Юнис, которая с каждым днем приходила все раньше, а уходила все позже, стараясь подольше побыть на работе, в хорошей компании, где перед ней открывались широкие возможности. За эти короткие четыре недели она узнала, что Бомбер – честный и щедрый босс, что он очень любит свою работу, собаку и фильмы. У него была привычка цитировать фразы из любимых фильмов, и вскоре Юнис начала следовать его примеру. Их вкусы отличались: ей нравились более современные фильмы, но он учил ее ценить лучшие работы Ealing Studios[11]. Ее увлеченность заразила его настолько, что он согласился сходить в местный кинотеатр, дабы посмотреть несколько новинок. Они сошлись на том, что фильм «Добрые сердца и короны» – просто изумительный; «Короткая встреча» – трагичен; «Изгоняющий дьявола» удивил, но момент с вращающейся головой был довольно забавным; «Плетеный человек» – леденящий кровь; «Оптимисты девяти вязов» – волшебный; «А теперь не смотри» – впечатляющий и запоминающийся, но оголенные ягодицы Дональда Сазерленда – это уж слишком. Юнис даже подумывала купить красное полупальто, похожее на то, какое в фильме носила девочка, чтобы самой отправиться на охоту. Ну и, безусловно, «Большой побег» был самим совершенством. Бомбер как-то сказал: «Классная вещь – книги. Это же как фильмы, которые воспроизводятся в твоей голове».
Еще Юнис узнала, что Дугласу нравится прогуливаться в одиннадцать часов дня, особенно проходить мимо булочной, где продавались неимоверно вкусные булочки с глазурью, и что он всегда сначала слизывал глазурь, а потом ел саму булочку. Ну и наконец, она узнала, что ядовитая Порша настолько же отвратительна, как и гниющие потроха.
Бомбер делал в кухне чай, а Дуглас, стоя рядом, его поторапливал, капая слюнями на его каштановые ботинки фирмы «Loake» в ожидании булочки с сахарной глазурью. Из окна Юнис выглядывала на улицу, расстилающуюся под ней, на которой сегодня суетились люди и бурлила жизнь. Совсем недавно улицу временно будто парализовало из-за одной смерти; пешеходы и движение на проезжей части остановились, когда у них на глазах одно сердце остановилось навсегда. Миссис Дойл из булочной утверждала, что Юнис была на месте происшествия. Но она вообще ничего не видела. Миссис Дойл вспомнила дату и точное время, вспомнила все до мельчайших деталей. Будучи страстной фанаткой криминальных сериалов, она гордилась тем, что могла бы стать идеальной свидетельницей, если подвернется случай. Миссис Дойл внимательно рассматривала незнакомых покупателей, отмечая ленивые взгляды, редкие усы, золотые зубы и проборы на левую сторону – признаки, как она полагала, человека сомнительной репутации. Никогда нельзя доверять женщине в красной обуви или с зеленой сумкой. У погибшей молодой девушки не было ни того ни другого. На ней было бледно-голубое летнее пальто и такого же цвета туфли и сумка. Она упала и умерла прямо возле булочной, это произошло на фоне выставленных напоказ лучших пирожных и печенья. Случилось это в тот день, когда Юнис было назначено собеседование, ровно в 11:55. Миссис Дойл был уверена, что произошло это именно в 11:55, потому что у нее в печи как раз находилась партия булочек с цукатами, которые она должна была вынуть ровно в двенадцать.
– Они сгорели к черту, – сказала миссис Дойл Юнис. – Я совсем забыла о булочках, потому что звонила в «скорую». Но я не виню ее. Она не виновата, что шла себе по улице – и вдруг отдала концы. Вот бедняга! «Скорая» быстро приехала, но они все равно не успели: она уже была мертва. Никаких признаков насильственной смерти, между прочим. Думаю, сердечный приступ. Мой Берт говорит, что это могла быть «анновризма», или как там это называется, но я уверена, что у нее был сердечный приступ. Ну, или инсульт.
Юнис помнила столпотворение и отдаленный звук сирен, но это было все. Она печалилась при мысли, что лучший день ее жизни оказался чьим-то последним днем. А их отделяло всего несколько метров асфальта.
– Чай готов! – Бомбер с грохотом опустил поднос на стол. – Мне разлить чай?
Бомбер начать разливать чай по чашкам, потом разложил булочки с глазурью. Дуглас зажал булочку между лапами и уже вовсю работал над глазурью.
– Итак, моя дорогая, скажи мне, что ты думаешь по поводу последнего предложения старика Понтпула? Неплохая работа или это можно сразу отбросить на скользкую дорожку?