Христианская демократия слева
Подъем и кризис христианской левой в конце 1960-х – начале 1970-х годов
В период Освобождения партия МРП задумывалась ее основателями как концентрированное выражение политических идеалов и требований всей французской христианской демократии, сформулированных в предшествующие годы, но также и как продолжение деятельности и идей Сопротивления. Встретив противодействие как слева, так и справа, а также столкнувшись с непреодолимым политическим плюрализмом французских католиков, народным республиканцам достичь этой цели не удалось. По мере снижения влияния МРП снова возрастал политический плюрализм организаций христианско-демократического толка, разбросанных по разным спектрам политического пейзажа. В особенности это наблюдалось на левом фланге, где уже несколько десятилетий существовало устойчивое левохристианское течение. Его подпиткой стали христианской прогрессизм, преследуемый официальными церковными властями, а также многочисленные левые диссиденты из рядов МРП. Что касается организаций правого толка, которые никогда полностью в МРП не интегрировались, то они либо вернулись в рамки католицизма, переживавшего не лучшие времена (что подтверждает кризис организаций «католического действия»), либо продолжали действовать в тени преемников МРП, не вступая с ними в тесные контакты.
Между тем, желание открыться влево и преодолеть межблоковые барьеры стимулировало в послевоенные десятилетия ряд интересных опытов, которые сыграли свою важную роль в общем процессе эволюции французской христианской демократии. Так же, как и в случае периода между двумя мировыми войнами, в середине XX века мы наблюдаем тесное соседство, даже переплетение собственно левохристианских движений, часто имевших не только политические цели, и собственно политических структур. Этот факт создает довольно противоречивую и неоднозначную картину. Тем не менее, принимая подобную сложность, попытаемся ответить на главный вопрос: какова специфика и влияние движений подобного толка?
После Второй мировой войны левое течение христианской демократии оформляется параллельно и внутри МРП. В первое время МРП его поглощает, давая многочисленным левым активистам, вступившим в партию, надежду на «лейборизм по-французски». По мере того, как надежда угасала, а МРП сдвигалась волею парламентской фракции и своего руководства вправо, на политической сцене возникают различные левохристианские группировки пытавшиеся реализовать свою мечту о христианской социализме. Эта тенденция совпала с началом широких обновленческих движений во французском католицизме, подъемом движения христианского прогрессизма. Поэтому «диссиденты» из МРП легко находили поддержку и опору среди многочисленных и динамичных групп левого толка, а также молодежных католических течений, в свою очередь оказавшихся перед выбором между верностью церкви и секулярностью.
Специфика левохристианских групп проистекала не только из религиозной принадлежности или социального происхождения, которая облегчала мобильность их адептов, но из сложности политической карьеры и интеллектуальных исканий. Традиционная структура подобных групп опиралась на социо-профессиональные или возрастные категории, что выводило их из прямой юрисдикции церковной иерархии, которая могла осуществлять лишь духовное (доктринальное) или финансовое воздействие. Одновременно в силу открытости различным социальным категориям такие группы часто приобретали прямо противоположную идеологическую направленность (например, марксистскую). Причем и религиозное, и марксистское вдохновение в этом контексте преследовали общую цель – социальную справедливость. По мнению историка и социолога Ж. Боберо, активисты христианских групп и движений «боролись, прежде всего, против “правой” ориентации церковной иерархии, за возможность иного выражения христианской веры. Они требовали тогда плюрализма: большинство из них утверждают сейчас, что церкви, чтобы “быть верными их господу Иисусу Христу”, должны решительно вставать на сторону бедных и угнетаемых. Плюрализм часто рассматривается как алиби, аналогичное “свободной конкуренции”, продвигаемой капиталистической системой. В действительности, плюрализм оставлял нетронутой власть доминирующей идеологии. Для большинства, марксизм выстраивает дискурс, который позволяет адекватным образом говорить о социальной реальности, привилегированной сфере христианской практики»[84]. Стремясь не отождествляться напрямую с политическими партиями, подобные движения нередко попадали под их влияние в политической борьбе. Политические партии были заинтересованы в расширении своей массовой базы за счет движений подобного толка, хотя это и несло определенную угрозу «чистоте» их рядов и доктрине. Но и левохристианские группы использовали политические партии для реализации своих программных целей и манифестаций.
Такие тенденции подпитывались серьезным социокультурным конфликтом, когда церковь как легитимный институт, была поставлена под вопрос поколением «бэби-бум». В декабре 1965 г. завершается работа консилиума Ватикан II. Но позиция церковной иерархии меняется гораздо медленнее эволюции общества. 25 июля 1968 г. следует энциклика «Humanae vitae», осудившая аборт, контрацепцию и «любое действие, препятствующее рождению».
В целом, «католическая левая» как политическая сила рождается из правительственного опыта П. Мендес-Франса (июнь 1954 – февраль 1955 г.), который первым объединил для своей поддержки левое крыло МРП, активистов «Молодой республики» и сторонников группы «Ви нувель»[85]. Две трудности стояли перед ней: враждебность и недоверии к ней со стороны СФИО и ФКП, оппозиция такому движению со стороны Ватикана. Три варианта политической ангажированности отмечены историком Д. Пелетье: 1) профсоюзный путь (объединение меньшинства ФКХТ вокруг группы «Реконструкция» П. Виньо и Ш. Савуйяна), борьба за деконфессионализацию профсоюза, освобождение от всякого влияния церкви и автономию; 2) создание и вступление в ОСП, чему способствовали общие истоки – борьба против войны в Алжире и за обновление СФИО; с 1957 г. по инициативе К. Виаля, генерального секретаря «Молодой республики», создается «Союз социалистической левой» (UGS), балансирующий между социалистами и коммунистами, но малочисленный, а в I960 г. создается ОСП, в которой 29 % членов христиане; 3) клубы, из которых главные «Citoyens 60» и «Objectif 72»; первый был основан Ж. Делором с целью «примирить демократию и социализм» и пропагандировать демократическое планирование как средство перехода к социализму, поддерживал тесные связи с Э. Деканом, ФКХТ и группой «Ви нувель», второй был создан Р. Бюроном, одним из бывших руководителей МРП[86].
Один из участников майских событий 1968 г. Р. Давезье выделяет две причины политической ангажированности христиан. Во-первых, потому что они уже участвовали в «политической или профсоюзной борьбе». Во-вторых, потому что «даже если они радикально критиковали церковь, они никогда не намеревались ее покинуть, напротив, они оставались решительно в рядах церкви и выражали желание совершить в ней революцию»[87].
Таким образом, особенностями структурирования левохристианских течений выступали (часто синхронно): 1) духовное влияние церкви, 2) существование в рамках церкви (идея революции изнутри); 3) принятие различных форм организации – от католических молодежных движений до политических клубов различной направленности (именно через них они в наибольшей мере могли контактировать с христианской демократией). Пример возникновения группы «Objectif 1972» Р. Бюрона, о которой речь пойдет ниже, является показательным с точки зрения продвижения левого варианта христианской демократии.
Прежде чем перейти к собственно истории возникновения и эволюции данной группы, необходимо остановиться на специфике левохристианского дискурса в 1960-е годы, который широко исследован в историографии[88]. Выделим несколько важных, на наш взгляд, пунктов.
Во-первых, новая модель политического поведения, которая была сформирована следующим образом: 1) я являюсь христианином, и это определяет мое политическое поведение; 2) поскольку я христианин, то естественно противостою коммунизму, который антирелигиозен. Но, провозгласив эти аксиомы, католик оказывается перед противоречием: как примирить социальную практику и официальный дискурс церкви, как соотнести происходящие политические события во Франции и в мире с официальной позицией церкви, как соотнести веру и современные доктрины, нацеленные на решение конкретных или глобальных проблем.
Во-вторых, апелляция к марксизму. Почему именно марксизм? Левохристианские интеллектуалы и активисты попадали под его притяжение двумя способами. Одни находили в нем «плодотворную шкалу интерпретации социальной реальности». Другие считали, что «через верность Христу надо выступать в пользу бедных и угнетаемых на стороне партии, которая ведет эту борьбу, то есть коммунистов». Следовательно, марксизм выступал теорией и практикой, которые «придают смысл реальности и критерии для действия». В этом контексте становилась уместной критика капитализма, которая делает возможным «мессианский» перенос борьбы в направлении пролетариата и обездоленных[89]. Таким образом, коммунизм оказывался как бы включенным в христианство, в его систему ценностей и практик. Симпатизирующие коммунистам рабочие были не против религии, а просто находились вне ее. Это создавало возможность соприкоснуться с миром труда.
В-третьих, христианский тьермондизм. Например, группа, действовавшая под эгидой левокатолической газеты «Темуаньяж кретьен» выпускала регулярный бюллетень под названием «Наша борьба», в котором освещались внешнеполитические проблемы и в частности национально-освободительная борьба стран «третьего мира». В октябре 1965 г. среди французских католиков обсуждается визит папы Павла VI в ООН и его призыв «Нет больше войне» («Plus jamais la guerre»), давая толчок левохристианским манифестациям. 21 апреля 1966 г. вышел специальный номер газеты, посвященный войне во Вьетнаме под заглавием «За мир во Вьетнаме: христиане Франции призывают к Джонсону». В этот период разворачивается кампания писем с требованиями остановить войну, происходит «идеологическая радикализация» католического общественного мнения[90].
В марте 1967 г. папская энциклика «Populorum progressio» о «развитии народов» символизирует рождение официального католического тьер-мондизма (наследия миссионерства, этнологии, католического активизма). Его характерными чертами выступают осуждение экономического империализма и неравного обмена, защита идеи нового международного экономического порядка. Но его сторонники не делали акцента ни на теории империализма, ни на продвижении европейской революционной утопии в страны «третьего мира». Они защищали «развитие всего человека и всех людей». Все мы находимся с бедными», – пишет один из них– Монтарон на страницах «Темуаньяж кретьен» в ноябре 1966 г. Этот тьермондизм простирался от простых манифестаций в защиту Вьетнама до активной антивоенной борьбы (которая дала рождение такому экзотическому течению как христианский маоизм)[91].
В этом движении оставалось опереться на встречную реакцию со стороны коммунистов, которые в 1930-е годы протянули католикам руку на почве совместной борьбы с фашизмом. Однако в 1960-е годы ФКП находилась в зените могущества и влияния, да и фашизм был уже побежден. Ортодоксия взяла верх над прагматичными политическими соображениями. Руководитель ФКП Ж. Марше в интервью газете «Круа» отмечал: «Мы, коммунисты, придерживаемся материалистической и диалектической философии. Мы не хотим создавать иллюзии по этому пункту: между марксизмом и христианством нет возможного теоретического примирения, нет возможной идеологической конвергенции. Коммунистические рабочие имеют свое видение мира, католические рабочие – свое»[92].
Формы организации левохристианских движений в 1960-е годы были различными. Прогрессизм, подавленный в предшествующее десятилетие официальными церковными властями, нашел свое выражение в профсоюзной (группа «Реконструкция», основанная П. Виньо и Ш. Савуйяном, выступившая за деконфессионализацию ФКХТ) и антиколониальной борьбе. В ФКХТ до осени 1964 г. шли напряженные дискуссии между традиционалистами и сторонниками деконфессионализации. 6–7 ноября 1964 г. состоялся внеочередной съезд, на котором большинством голосов был принят новый устав, в котором отсутствовали ссылки на «христианскую социальную мораль» как основу деятельности, и было принято решение о создании Французской конфедерации демократических трудящихся (ФКДТ). Официальной доктриной стала программа «демократического планирования» и «самоуправляющегося демократического социализма»[93].
Одновременно конфликты стали сотрясать организации «католического действия». В их эпицентре был вопрос о соотношении политики и «католического действия». Подчинится ли церкви «католическое действие»? «Да», считали активисты, рассматривающие себя как «христианскую элиту» своего поколения, ангажированную в политической борьбе. «Нет», отвечали епископы, которые видели в этой ангажированности нарушение данного мандата и которые хотели защитить рядовых членов от радикализма их руководителей[94]. В середине 1960-х годов напряженность переросла в открытое противостояние с руководителями молодежных структур «католического действия».
Левохристианские группы в разных вариациях присутствовали в майских событиях 1968 г., выдвигая свои лозунги и требования, проходя через политическую социализацию и идеологическое крещение. Но этот всплеск стал не только одним из симптомов кризиса, но и началом спада популярности марксизма во Франции. По замечанию социолога М. Вьевьорки, гошизм стал после мая 1968 г. «старческой болезнью коммунизма», он объявляет в начале 1970-х годов о «конце коммунизма»[95]. Этот спад естественно затронул и левых христиан.
Тем не менее, события мая 1968 г. возродили дискуссии об отношениях между христианской демократией и коммунизмом, между католиками и коммунистами. На короткий период марксизм стал доминирующим в католических интеллектуальных кругах. «Христос – единственный революционер» – гласило одно из настенных граффити этого периода. Католицизм по-прежнему оставался религией большинства французов (82 %, согласно опросу 1968 г., причисляли себя к католикам), хотя сами категории верующих различались в зависимости от степени верования. Но уже сама по себе постановка вопроса о возможном сотрудничестве не вызывала жесткой реакции, как раньше. По-прежнему политические партии занимали антикоммунистические позиции и исключали любое возможное взаимодействие, способствуя тем самым биполяризации, тогда как различные христианские движения на практике реализовывали сближение.
Майские события непосредственно дали толчок появлению т. н. христианского гошизма, обращенного уже непосредственно в сферу политики. Его сторонники апеллировали к призывам «красного папы» Иоанна XXIII, черпали вдохновение в трудах структурализма и особенно Л. Альтюсера с его критикой религии как «идеологического аппарата государства», говорили о маргинализации церковных институтов и формировании модели священника-гражданина, требовали реформы образования. Свои истоки представители данного течения усматривали в традициях социального католицизма, критике либерального капитализма и тоталитаризма, социальной и культурной эволюции современного мира, политической активности организаций «католического действия». Отсюда цель – придать «новый импульс» христианству через структурирование движений и организаций и их связь с «секуляризированным» миром. Это свидетельствовало о кризисе католицизма в сознании его приверженцев и поиске нового проекта, направленного на выполнение тех задач, которые ранее возлагались на христианство и церковь. Данное течение можно рассматривать и как реакцию на явное смещение церковных властей и официальных католических движений вправо. Для них политический выбор должен оставаться плюралистичным. Церковь может выступать как проводник нового общества, но может быть отброшена из-за своей непригодности и консерватизма.
Политическая эволюция Н. Бульта, руководителя Христианской студенческой молодежи (ХСМ), иллюстрирует данный тезис. Он подал в отставку в 1965 г., затем вступил в Христианскую университетскую молодежь, участвовал в «Движении 22 марта», был членом группы «Пролетарская левая», работал на заводе Рено, проповедуя опыт «священников-рабочих». Типичный путь от христианского активиста к гошисту, утратившего веру. Тем не менее, большинство подобных активистов, участвовавших в гошистских группах (антирелигиозных и антиклерикальных по сути) хотели сохранить свою двойную идентичность (быть одновременно христианами игошистами). Это желание вело к их изоляции во «второй левой», ограничивало их участие специфическими группами, «единственных способных взять на себя одновременно социальную революцию и революцию в церкви»[96].
Влияние этих гошистских групп, несмотря на их немногочисленность (они насчитывали порядка 20–25 тыс. человек) было крайне эффективным. Можно выделить два основных течения – «христиане-марксисты» и «христиане-критики». Первые пытались реинтерпретировать христианство в свете марксистской теории («перечитать Марка через Маркса»), вторые выступали за революцию внутри самой церкви. Они группировались вокруг журнала «Леттр» и газеты «Темуаньяж кретьен», «кружка Иоанна XXIII» в Нанте, движений «Ви нувель» и т. п. Их политическая деятельность заключалась в поддержке борьбы народов «третьего мира» за их освобождение, за улучшение социальной жизни, а также в провозглашении марксизма «методологическим атеизмом», в сражении с религиозной идеологией, которая отвлекает людей от реальных проблем.
Наряду с этой классификацией необходимо также отметить участие христиан в специфических левацких группах, что стало в некотором роде наследием христианского прогрессизма, десталинизации и движения за мир. Перед лицом этих процессов и захваченные студенческим активизмом, сторонники этих групп считали устаревшими формы оспаривания, предлагаемые ФКП или ВКТ, продвигая, по примеру Ж. Мюри, идеализированную модель китайской культурной революции и китайского пути к социализму. Как отмечает Ж.-Ф. Сиринелли, сочетаемое с протестной культурой и различными формами неомарксизма, пропитавшими дух времени, это оспаривание «в 1968 году благоприятствует прежде всего расцвету экзотических революционных моделей в рядах европейских крайне левых, но также, более широко, их распространению среди западной молодежи через проникновение массовой культуры и, следовательно, фактически через капиллярность, начиная с собственно идеологической территории»[97]. Такой процесс проходит через две знаковые фигуры: Че Гевары и Мао Цзедуна, героизированные и идеализированные в рядах крайне левых. Причем их героизация накладывалась на «антиимпериалистические» обязательства, которые принимались в борьбе против войны во Вьетнаме, принявшей транснациональный характер, в поддержке деколонизации и мирного сосуществования. «Мы читаем Евангелие как маленькую красную книгу»[98], – напишет позднее Мария Феррье, ответственное лицо ХСМ.
Однако вступление христиан в такие группы встречала два препятствия: с одной стороны, враждебность большинства троцкистов и маоистов церкви и религии, с другой, строгая партийная дисциплина, в которой они оказывались подчиненными другим членам, что затрагивало чувства потенциальных либертарных кандидатов. Протестуя против церковного авторитаризма, они не были готовы принять еще большую строгость дисциплины. В итоге, христиане-социалисты массово оказывались в рядах ОСП, а не в гошистских группировках[99].
Такая ситуация подтверждается рядом фактов. Например, журнал «Ви нувель» к 1971 г. утверждает свое «присоединение» к марксизму и высказывается в пользу самоуправленческого социализма. Точно также проникновение в программные документы ХСМ марксистских тем ведет к провозглашению «борьбы за социализм» на национальном совете в 1970 г. Ряд структур «католического действия» также одобряют «христианский социалистический гуманизм» и становятся попутчиками политических организаций, тогда как миссионерские движения остаются вне политики[100]. Таким образом, освобождение проходит через борьбу против церкви, а религиозная мобилизация становится частью «новых социальных движений», которые возникают в течение 1970-х годов[101]. Об этом свидетельствуют многочисленные демарши, организованные уже после Мая 1968 г.: «За церковь солидарную с освобождением людей» (1970), «Христиане в классовой борьбе» (1971), «Ассамблея христиан за революцию» (1973), «Вера, христианские сообщества и социализм» (1976) и др., равно как и попытка создать христианское социалистическое движение в середине 70-х годов.
В целом, левохристианское движение тех лет может быть охарактеризована через пять ключевых пунктов: 1) отказ от долговременной традиции и преемственности в сочетании с закреплением деконфессионализации; 2) разрыв между религиозной верой и политической деятельностью; 3) тезис о том, что демократия и христианство не взаимосвязаны, а могут соседствовать друг с другом (т. е., по сути, отказ от этикетки христианской демократии); 4) сочетание персонализма и принятия классовой борьбы как двигателя прогресса; 5) опора на некатолические организации. Что касается политической стратегии, то речь шла о двух вариантах ее развития. Во-первых, обновление самой церкви, которая могла бы стать локомотивом трансформации нового общества. В этом плане особая роль отводилась католическим прогрессистским организациям. Во-вторых, отрицание способности церкви реформироваться в силу реакционности ее аппарата. В этом плане христиане вели антиинституциональную борьбу за новый мир и новую церковь, чтобы придать смысл своему социальному обязательству.
Р. Бюрон и движение «Objectif 1972»
Робер Бюрон (1910–1973) был известным и авторитетным политиком послевоенной французской христианской демократии. До войны активный участник правых католических организаций и профсоюзного движения, член Народной демократической партии (НДП) с 1938 г., участник Сопротивления, пропагандировавший идеи «лейборизма по-французски» (сотрудничал в группе Э. Амори, наряду с Э. Пезе, Ж. Урденом и Л. Терренуаром), летом 1944 г. он стал одним из основателей партии МРП и лидером ее левого фланга. Неоднократно выступал на съездах партии и на заседаниях ее руководящих органов по социально-экономическим и европейским проблемам. В октябре 1945 г. он впервые был избран депутатом от Майенна, а в 1953 г. стал его мэром. На рубеже 1940-1950-х годов Р. Бюрон был активным деятелем различных проевропейских организаций левого толка (например, «Движения за Соединенные Штаты Европы»). Он выступал против войны в Индокитае. В июне 1954 г. вследствие своей поддержки П. Мендес-Франса, левого кандидата на пост премьер-министра, Р. Бюрон был на время исключен из состава парламентской фракции партии МРП. В 1958 г. он поддержал возвращение к власти генерала Ш. де Голля и эволюцию алжирской политики Франции, участвуя в подписании Эвианских соглашений 1962 г. и став министром труда в его правительстве. В начале 60-х годов Р. Бюрон дистанцируется от курса руководства партии МРП во главе с Ж. Леканюэ. В 1963 г. он впервые с момента основания партии не был избран в состав руководящих органов. Тем не менее, он поддержал переговоры христианских демократов с Г. Деффером по созданию Федерации демократических и социалистических левых сил (ФДСЛС). После провала переговоров и создания «Демократического центра» вместо МРП Р. Бюрон окончательно покинул партию. На президентских выборах 1965 г. он призвал в первом туре голосовать за Ж. Леканюэ, но во втором туре поддержал социалиста Ф. Миттерана.
Начало инициативы датируется летом 1965 г., когда Р. Бюрон вместе с 7 другими активистами вышел из партии МРП. В их числе были Ф. Лакамбр, Ж.-М. Дайе, Ф. Лефевр, Ж. Мастиас, Ж.-П. Прево, Р. Дюма, Ф. Буксом. По словам Ф. Лакамбра их целью было создать «подлинно современную политическую силу, привлекательную для всех граждан, привязанных к идее прогресса, и способную предложить стране выбор нового большинства, вдохновленного социализмом, приспособленным к нашему времени»[102]. К ноябрю 1966 г. были собраны сторонники нового движения (порядка 300 человек). В декабре 1966 г. по инициативе Р. Бюрона были созданы «группы исследований и политического действия», которые позже получили название «Objectif 1972». Имелась в виду дата очередных президентских выборов (Ш. де Голль был повторно избран президентом в декабре 1965 г. на семь лет). В их перспективе предусматривалось объединение социалистических течений и групп, как во Франции, так и в Европе, выработка новой программы.
Активисты движения высказывались за «социалистическое общество» и не гнушались лозунгов классовой борьбы. Пример Ф. Лакамбра показателен. Он писал: «Социализм является для меня одновременно мифом и реальностью, историей и проектом, фактом и творением. Между временем, когда я хотел быть активистом в рядах Социалистической партии, и временем, когда я стал активистом в Социалистической партии, существует преемственность. И вначале – стремление ниспровергнуть этот капиталистический режим, эту систему примата прибыли, которая называется неокапитализмом, передовым либеральным обществом, царством технократов и т. п. В этой системе люди являются вторичными по отношению к вещам. Власть и деньги сконцентрированы в руках некоторых. Свобода является лишь лозунгом, подставным лицом, тенью, тогда как огромная часть бедных людей и народов порабощена». И далее он отметил методы и цели борьбы: «Без сомнения, необходимо национализировать, заставить подчиниться многонациональные фирмы, дать свободу информации, но также дать слово рабочему, потребителю, пользователю, гражданину, и для этого сделать его участником процесса принятия решений с самого низового уровня: то, что охватывает самоуправление в рамках демократического планирования и непрерывного контроля мандатариев со стороны наделяющих мандатом»[103]. Наконец, резюмирующее кредо, чтобы определить свое политическое позиционирование: «Я не являюсь ни социалистом, потому что христианин, ни христианином, потому что социалист. Я отвергаю этикетку «христианский демократ», чтобы отвергнуть также смешение «христианский социалист». Я являюсь христианином и социалистом»[104]. Касаясь отношений с компартией, он подчеркнул свое отличие: «Я отказываюсь вступать в ФКП, я не принимаю ее теории, я оспариваю ее претензию быть единственной партией рабочего класса. Я оспариваю ее утверждение, что материализм является инструментом, необходимым для освобождения рабочего класса. Но я отказываюсь с еще большей жесткостью от антикоммунизма и его использования для разделения рабочего класса и обеспечения доминирования правящих классов»[105]. Мотивы достаточно показательны для левых христианских демократов того периода: здесь и стремление к сотрудничеству во имя неких общих целей, и стремление сохранить свою идентичность. Сам Р. Бюрон говорил о социалистическом и федералистском выборе своего движения, считая неизбежным сотрудничество с коммунистами, несмотря на расхождения[106].
В серии выступлений и статей Р. Бюрон подробно разъяснял цели и задачи своего движения. В качестве его истоков он указывал на попытку создания лейбористской партии после Освобождения, которую характеризовал как преждевременную в тот момент, на правительственный опыт и стиль П. Мендес-Франса, на деятельность левого фланга в рядах МРП, наконец, на инициативу Г. Деффера в 1965 г. по объединению левых и демократических сил. Однако к концу 1966 г., когда состоялись первые собрания сторонников нового движения, выявилось отсутствие стратегии у оппозиции. По его словам, на парламентских выборах 1967 г. оппозиция голлизму проявлялась по вопросу институтов и конституции: «это было для левых поводом еще раз уступить искушению легализма и рассуждать о средствах», придавая всей дискуссии «статичный характер», тогда как надо было «определить модель гуманистической и социалистической цивилизации». Следовательно, «постголлизм не должен быть ни голлизмом без де Голля, ни возвратом к прошлому, а динамичной открытостью к будущему», для чего нужна команда людей, способных решить конкретные проблемы[107].
В декабре 1967 г состоялся первый национальный конвент «Objectif 1972». Главными вопросами, которые обсуждались, стали единство и модернизация левых, биполяризация, отказ от «центристского выбора» (в том числе из-за антикоммунизма центристов), отказ от вступления в ФДСЛС, проблемы научно-технической революции и федерализма. Была представлена первая команда движения: Р. Бюрон (председатель), Ж. Мастиас (генеральный секретарь), Ж. Робен, Ж. Шарль, Ф. Лакамбр, Ж. Розенталь, Ж.-П. Прево, Р. Тромелен, Ж. Сави, Б. Сеньёр, Ж. Офредо, Ж.-Л. Бресон[108]. Изначально движение не рассматривалось как политическая партия, отказавшись участвовать в избирательных кампаниях, хотя и допускалось двойное членство (в том числе в ФДСЛС, ОСП и др.). «Наши формы действия, – подчеркивал Р. Бюрон, – заключаются в исследованиях и политической педагогике. В последнем пункте «Objectif 1972» старается побудить циркулировать идеи, которые он помогает отобрать, среди мужчин и женщин, которые сами по профессии или характеру продолжают педагогическую деятельность в отношении других: ответственных профсоюзных деятелей, преподавателей, исследователей, руководителей домов молодежи или культуры, кадров, молодых сельскохозяйственных руководителей и т. д.»[109].
Поскольку большинство членов «Objectif 1972» вышли из левого фланга, то вставал вопрос об отношении движения к социализму. Р. Бюрон так пояснял этот аспект: «Сегодня СФИО представляет социал-демократию, доктрина которой вдохновляется необходимостью примирить традиционные якобинские устремления французской левой с уважением парламентской демократии, с одной стороны, и увеличением экономической роли государства, с другой». Но надо стремиться к другому социализму, в котором «господство коллективного интереса признано по отношению к личным интересам, где свободная инициатива и законный поиск прибыли упорядочены относительно высших целей, экономического роста, социального прогресса и полной занятости, человеческого продвижения и демократизации культуры». В таком режиме государственная власть «имеет стратегическую миссию, состоящую в содействии планированию, свободно обсуждаемому в организованных социо-профессиональных кругах (демократия участия), добровольной деятельности, осуществляемой через кредитование, налогообложение, внешнюю торговлю, но также в поощрении исследований и модернизации образования, в том, чтобы вести сегодня нацию, группы объединенных наций к модели цивилизации, больше заботящейся о расцвете человека и его семьи»[110].
В течение нескольких месяцев 1967 г. движение «Objectif 1972» конкретизировало свои позиции, высказываясь по различным вопросам внутренней и внешней политики. Например, во втором номере своего ежемесячника движение выступило за переговоры между Израилем и арабскими странами, потребовало воссоздать основы коллективной безопасности в международных отношениях, подчиненных давлению великих держав, СССР и США, потребовало пересмотреть представительство в ООН с точки зрения разделения мира на регионы[111]. В другом номере выражалась весьма сдержанная позиция относительно вступления Великобритании в ЕЭС[112]. В сфере внутренней политики, например, имела место сдержанная критика политической стратегии Ж. Леканюэ, который фактически принял правила игры, продиктованные де Голлем, как в 1965 г., так и в 1967 г. Его позиция, по словам издания, была политически оправданной, но лишала свободы маневра и создавала кризис доверия в отношениях с избирателями[113]. В феврале 1968 г. «Objectif 1972» одобрило заключение избирательного соглашения между ФДСЛС и ФКП, знаменовавшего «конец великой схизмы»[114].
Хотя движение «Objectif 1972» не участвовало напрямую в событиях Мая 1968 г., тем не менее, они стали темой отдельного номера. Кризис рассматривался как: 1) студенческий бунт против архаичной системы образования; 2) конфликт поколений; 3) стремление реформировать цели и смысл образования, решить вопросы социального продвижения и т. п. События Мая в представлении «Objectif 1972» – это «первый этап поиска путей реализации современного социализма», выражение воли народа идти к социализму, сохраняя свои свободы, увеличение «идеологического смешения», желание трудящихся стать информированными, ответственными гражданами, участвовать в жизни общества[115]. Последующие внешнеполитические события лета 1968 г. дали повод для нового обсуждения отношений французских левых и коммунистов. В «драме Праги» и реформах А. Дубчека сторонники Р. Бюрона увидели пример возможной эволюции коммунизма: установление «внутреннего федерализма» в институтах, либерализацию жизни в стране и внутри компартии, желание создать более эффективную экономическую систему и отказаться от централизованного планирования, утверждение национальной независимости[116].
7-8 декабря 1968 г. прошел II национальный конвент «Objectif 1972». Представлены были в основном левые партии и группы: ОСП, Конвент республиканских институтов, «Союз клубов за обновление левой», «Социалистическая власть» и др. В докладе Ж. Мастиаса, посвященного политическим проблемам, подчеркивалось неприятие голлистской модели общества, но также критиковалась идея по созданию новой левой партии (в связи с чем ставился закономерный вопрос: как быть с остальными партиями?). Ж. Мастиас предложил три гипотезы развития политической ситуации в стране: внезапный уход генерала де Голля, ухудшение социальной и экономической ситуации, президентские выборы. В своем выступлении Р. Бюрон напомнил, что движение создавалось в перспективе 1972 г., должно быть распущено в соответствии с уставом к 1973 г. и к этому времени должно выполнить свою миссию[117].
Однако в апреле 1969 г. после провала референдума об административной реформе и отставки Ш. де Голля движение «Objectif 1972» оказалось в растерянности. В майском номере отмечалось, что впервые с момента основания V Республики «левые кандидаты не имели никакого шанса уравновесить своих естественных противников». Вслед за этим ежемесячник констатировал, что «левые проиграли сражение до того, как вступили в него»[118].
К осени 1969 г. движение оказывается в двусмысленной ситуации. С одной стороны, отмечается падение числа членов и подписчиков одноименной газеты в несколько раз (из-за чего редакция вынуждена была изменить периодичность: новый формат предусматривал выход один раз в два месяца)[119], с другой, активизировались доктринальные дискуссии, уводившие движение в сторону большего теоретизирования. В сентябре 1969 г. Р. Бюрону были представлены разработанные доктринальные предложения. Затем они обсуждались на региональных конвентах движения. 28 февраля 1970 г. секретарь движения Ж. Офредо представил итоговый доклад на III национальном конвенте, который затем лег в основу коллективной книги под руководством Р. Бюрона «Политика для завтрашнего дня. Размышления о другом обществе»[120].
Основные идеи, представленные движением, вращались вокруг проблем, как традиционных, так и новых для христианской демократии. Кроме того, в представленных идеях заметно влияние технократизма, популярного в исследуемый период.
Во-первых, концепция человека, который предстает как индивид и как «социальное существо», опирающееся на «естественные группы» (например, семью). Отсюда классическая христианско-демократическая идея: необходимо освободить человека от внешних принуждений, чтобы ничто не препятствовало его эволюции и расцвету личности[121]. В этом вопросе главное внимание предлагалось уделить «экономическому освобождению» человека. «Завтра, в другом обществе, – отмечалось в книге, – отношения между людьми не будут основываться на эталоне денег, основы любой ценности, то есть на отношениях между торговцами, которые их производят. Придет час, когда будет возможным, наконец, заменить традиционные финансовые счета, еще необходимые сегодня, счетом социальной ценности производства. Решающий шаг будет сделан, чтобы изменить природу экономической системы»[122]. Иными словами, изменение общества пролегает через изменение его экономической системы, что является близким левой идее «разрыва с капитализмом». Позднее Р. Бюрон также писал: «Я уверен, что самые могущественные в техническом и военном отношении цивилизации будут навязывать свои ценности другим. Я убежден, что мир придет к катастрофе. Но так как я не люблю идею катастрофы, так как я имею вкус к жизни, все то, что блокирует жизнь, является для меня злом и врагом. Я буду бороться насколько смогу против того, что мне кажется неизбежным. Я очень пессимистичен. Я убежден, что западные технократы создадут нечто вроде мирового фашизма, опирающегося, конечно, на западные ценности. Я буду бороться всеми своими силами против этих технократов»[123].
Во-вторых, традиционное для французской христианской демократии отрицание экономического либерализма и капиталистической системы. Авторы книги не отрицают их прогрессивного значения на определенных этапах развития цивилизации: «Принципы либерализма и частного капитализма лежат у истоков начала индустриализации, в основе экспансии. Между тем они непригодны для удовлетворения потребностей, которые рождает эта индустриализация: защита природы, увеличивающаяся потребность в коллективном оснащении, необходимое распространение государственных услуг как в области транспорта, так и в области здравоохранения, как в области безопасности, так и в области образования»[124]. Не отрицая их роли в создании индустриального общества, авторы книги подчеркивают, что в новых условиях нужен иной тип организации. Они пишут: «Фазе механизации, которая характеризовала капитализм XIX века и создания централизованного и жесткого социализма в СССР наследует уже другая фаза организационного типа, которая принимает в расчет новые техники – автоматизацию и кибернетизацию, трансформируя в убыстряющемся темпе производственные отношения, установленные в прошлом веке»[125].
С этой целью, отвечая произошедшим изменениям, необходимо изменить природу отношений между людьми, изменить ментальные структуры каждого человека с помощью образования, чтобы избавить его от «естественной агрессивности» и дать возможность ему «освободиться»[126]. Четыре базовых принципа лежат в основе такого действия: знание через образование, федералистская организация отношений между людьми, «общество приема» (т. е. уравнение шансов и стартовых возможностей, помощь нуждающимся и наиболее предприимчивым и т. д.), концепция свободы и ответственности[127].
Комментируя данные принципы, авторы предлагают ряд рецептов, призванных помочь выстраиванию новых отношений. Речь идет о нескольких важных проектах. Прежде всего, развитие непрерывного образования, основанного на принципах демократизации и модернизации методов обучения, которое поможет трансформировать общество, адаптировать политические структуры к прогрессу, эволюции науки и техники, осуществляя, таким образом, трансферт знания[128]. Затем, «демократия участия», которая придет на смену прямой демократии. В этом плане необходима реорганизация местных коллективов через слияние или перегруппировку коммун, определение новых полномочий и компетенций муниципальных ассамблей, создание институциональных секторов или кварталов в городских агломерациях и т. п. Этим задачам должна также способствовать региональная реформа, которая должна будет: «стимулировать чувство солидарности и культурную деятельность»; ввести автономное управление с реальным участием заинтересованных лиц; привести к созданию восьми крупных регионов, объединяющих 4–6 млн. жителей, и основанных на нуждах современной экономической жизни; ввести порядок избрания территориальных ассамблей прямым всеобщим голосованием; создать консультативный Экономический и социальный совет, к которому профсоюзные организации и культурные и семейные ассоциации имели бы доступ; дать собственные фискальные ресурсы регионам (за счет перераспределения прямого и косвенного обложения), которые позволят местным органам осуществить инфраструктурные проекты; передать управление от префекта, назначаемого из Парижа, к «избранным властям», при которых префект региона играл бы роль простого комиссара правительства, следящего за распределением полномочий между государством и регионом[129]. Такую региональную систему затем следует перенести на европейский уровень, реализовав, таким образом, федерализм в европейском масштабе. Наконец, речь идет о ряде мер, призванных изменить повседневную социально-экономическую политику: «уравновешенная политика доходов», замена частной собственности некоторыми формами самоуправления, фиксация целей производства в зависимости от общего интереса, сохранение государственного контроля над экономикой через создание «Национального общества инвестирования» или региональных касс, увязка национального плана с региональными и европейским, адаптация сельскохозяйственного производства к требованиям пищевой промышленности, создание «кооперативных холдингов», которые дали бы возможность фермерам участвовать в прибылях и контролировать производство, поиск новых форм взаимодействия между рабочими и предпринимателями внутри предприятий, выходя за их «чисто финансовый статус»[130].
В-третьих, политическая стратегия. Р. Бюрон и его единомышленники предлагали две стратегии для французских социалистов: 1) организоваться по образцу американской левой, чтобы оспаривать извне «одномерный режим»; 2) завоевание власти через мобилизацию в европейском и мировом масштабе, создание новых структур, имплантацию на местах, политическое воспитание граждан[131].
Отставка Ш. де Голля в апреле 1969 г. и избрание президентом голлистаЖ. Помпиду заставила «Objectif 1972» скорректировать стратегию. Движение отказывается от неучастия в политической борьбе и выборах, от автономии по отношению к другим левым партиям, начинает активно сближаться с социалистами[132]. Формы активности «Objectif 1972» в этот период состояли в демонстрациях против произвола властей, против колониальных войн, протесты против «антисоциальной» политики правительства. Движение группировалось в департаменте Майенн (депутатом от которого был долгое время Р. Бюрон), а также имело поддержку в других 40 департаментах, главным образом в профсоюзных, студенческих и преподавательских кругах.
В феврале 1970 г. «Objectif 1972» и итальянская «Ассоциация культурной политики» организовали серию встреч в Риме о перспективах и стратегии европейских левых. Движение постоянно поддерживало контакты с представителями европейских левых партий и групп.
В феврале-марте 1970 г. состоялся III национальный конвент движения, на котором было решено отказаться от поста председателя и ввести «коллективный секретариат»[133]. Но Р. Бюрон остался его бесспорным лидером. На этом же конвенте активно обсуждались две темы: Европа и Франция.
Общая тональность доклада о будущем Европы сводилась к следующему: 1) европейская интеграция не должна быть только экономической, поскольку «будучи инструментом капитализма» она проигрывает не только странам народных демократий, но и скандинавскому опыту; 2) Европа должна включить все страны континента, за исключением СССР, с которым предлагалось подписать договор о европейской безопасности; 3) предлагалось провести выборы в Учредительное собрание всеобщим прямым голосованием, затем созвать Европейскую законодательную ассамблею, которая создаст реальную политическую власть и исполнительные органы; 4) основать единую европейскую социалистическую партию и установить контакты между национальными профсоюзами; 5) включить исследования европейских проблем в школьные программы.
Что касается Франции, то доклад, посвященный проблемам страны, был построен вокруг проекта нового общества. Предлагалось учитывать атомную, информационную и биологическую революции. Отмечалось, что либеральная система неспособна решить ключевые проблемы – достижение всеобщего мира, проблему загрязнения, императив роста, изменения в природе труда и условиях жизни, неравенства (социальные, культурные, биологические). В свете этого проект нового общества должен быть сконцентрирован на «релятивистском образовании», решении экономической эффективности (инвестиции, план, исчезновение понятия собственности, исследования, самоуправление), федерализме (сначала на локальном уровне, где регионы должны отвечать потребностям экономической жизни, где должны избираться всеобщим голосованием местные ассамблеи, имеющие собственные финансовые ресурсы и формирующие исполнительную власть)[134].
Развивая идеи федерализма, движение «Objectif 1972» организовало т. н. «национальные дни» 21–22 ноября 1970 г., посвященные муниципальной политике. В одной из резолюций отмечалось: «Деградация, социальной, экономической и политической ситуации особенно проявляется через отказ от планирования, одобрение частичной безработицы, неприемлемых условий жизни гражданина в его труде и коммуне (окружающая среда, урбанизация, транспорт); констатируется, что репрессии на всех уровнях (улица, завод, пресса, условия содержания в тюрьмах) имеют целью устрашить граждан открыто выступать против болезни, порождаемой этой ситуацией»[135].
Съезд Социалистической партии в Эпине в июне 1971 г. побудил движение в очередной раз приспосабливать свою стратегию и задачи. 18 марта 1971 г. Р. Бюрон участвует в крупном митинге «Союза левых сил», состоявшемся в Париже, наряду с руководителями Коммунистической и Социалистической партий, призывая христиан примкнуть к левым. Он живо реагировал на события съезда в Эпине, приняв в нем личное участие. В июне 1971 г. на страницах печатного органа движения публикуется манифест «За Социалистическую федерацию, ориентированную влево», в котором формулируются четыре основных требования: 1) социализм не должен «застывать ни в догме, ни в отупляющей партии»; 2) «социалистическая партия не будет иметь монополии на социализм, но партия неизбежно должна представлять гибкую и федеративную структуру, которая принимает, координирует и способствует продвижению политически исследований и действия индивидов и групп (политических, социокультурных и др.), принадлежащих к социалистическому течению левой»; 3) обновление структур партии (коллегиальное руководство, децентрализация, выборы на съездах); 4) широкие альянсы: от гошистов до коммунистов[136].
Съезд социалистов в Эпине оказал большое влияние на сторонников Р. Бюрона. В ноябре 1971 г. на IV национальном конвенте «Objectif 1972» после жарких дискуссий меняет название и реформирует структуры (появляются федеральный комитет с представительством от 10 регионов и руководящий комитет, фиксируется статус региональных ячеек), став «Objectif socialiste». Общий идеологический посыл проходит под знаком ощущения кризиса мирового капитализма и необходимости преобразования капиталистической системы в социалистическое и федеративное общество, объединить социалистические силы[137]. Движение подтверждает свою верность объединительной стратегии левых сил, но считает взятие власти лишь электоральным моментом, тогда как реформирование общества требует решения более глубоких задач. Для приспособления структур движения к новым задачам создается «временная комиссия» для разработки устава, издания бюллетеня и актуализации программы. От нее же требовалось установить стабильные контакты с ФСП, ОСП, ФКП, ВКТ и ФКДТ. Однако коммунисты и ВКТ оставили инициативу без ответа[138].
Взяв курс на поддержку стратегии «Союза левых сил» на парламентских выборах 1973 г., движение все теснее идеологически сближалось с социалистами. Об этом, свидетельствует, например, совместное заявление «Центра коммунистической инициативы», «Objectif socialiste», ОСП под названием «Шесть часов для социализма»[139].
В ноябре 1972 г. состоялся II съезд «Objectif socialiste». В его перспективе в октябре в специальном номере партийного бюллетеня была представлена подробная картина состояния движения. Во-первых, была упорядочена структура. В апреле 1972 г. временная комиссия была преобразована в федеральный комитет (40 членов, из которых 40 % избирались национальным конвентом, а 60 % определялись локальными группами), генеральный секретариат был реорганизован в исполнительную комиссию (7 членов, из числа которых избирались председатель, секретарь и казначей движения). Были предусмотрены наличие и активность локальных и секторальных групп движения (минимум 5 членов в каждой, с полной автономией и членскими взносами как источником финансирования) на различных собраниях или коллоквиумах, проведение летней сессии для активистов и членов, установление отношений с прессой (например, с газетами «Комба», «Круа», «Монд») и профсоюзами (исключая ВКТ и «Форс увриер»), партиями (исключая ФКП), международными организациями (например, европейской левой). В отдельную структуру были выделены региональные группы, которые должны были создаваться с разрешения руководства локальных групп. Наконец, фиксировался статус национального съезда как основного партийного органа, но число членов которого должно было определяться ежегодно, исходя из состояния численности движения.
Во-вторых, были конкретизированы задачи движения. Ими стали: «поиск новых форм изучения политических проблем, политических действия и структуры, интегрируя в наш демарш конкретные и повседневные проблемы французов, выражающиеся в самой разной социальной борьбе, и в нашей перспективе социалистического и федеративного общества, толкающие к самоуправлению во всех областях».
В-третьих, в плане деятельности и идей констатировался политический упадок Европы, зажатой между двумя блоками и неспособной выбрать свою идентичность, нерешенность проблем стран третьего мира – во внешнеполитическом плане, эволюция общества и отсутствие политической альтернативы и изменения (хотя Совместная программа левых сил стремилась заполнить эту пустоту) – во внутриполитическом плане. Таким образом, по мнению членов «Objectif socialiste», предстоит выбор между двумя социализмами: этатистским, авторитарным и федералистским, самоуправленческим. Выбор должен пролегать исключительно через парламентский и легальный путь взятия власти[140].
Смерть Р. Бюрона в апреле 1973 г. стала моральным ударом для его сторонников. Новым руководителем движения становится Андре Жансон, выходец из социалистических кругов. Снова был взят курс на возврат к автономии и интеллектуальной деятельности. «Objectif socialiste» все активнее вовлекается в дискуссии о самоуправленческом социализме. В движение интегрируются «Центр исследований и социалистических инициатив», «Социалистический фронт» (производное от Конвента республиканских институтов, некогда руководившегося Ф. Миттераном). Теперь снова речь идет о том, чтобы остаться структурами исследования, образования и приема, продолжая ассоциироваться с левыми силами. Первоначальная цель – занять пространство между коммунистами и социалистами – была отброшена.
Об этом, в частности, свидетельствуют материалы III национального съезда «Objectif socialiste», состоявшегося 10–11 ноября 1973 г. В своем докладе А. Жансон подчеркнул выбор в пользу поддержки
Союза левых сил, а также готовность участвовать в дискуссиях о самоуправлении наряду с ОСП и ФКДТ, и подтвердил членство в рядах «Комитета связи за социалистическое самоуправление» (объединившего крайне левые группы и ОСП М. Рокара). В итоговой резолюции съезда отмечалась важность информации и изучения вопросов стран «третьего мира», науки, политики, европейской интеграции, образования, самоуправления, социальных проблем; необходимость участия в политической жизни и акциях; поддержка членов «Objectif socialiste» в их внешних обязательствах; приверженность построению социалистического общества на базе самоуправления; продолжение деятельности «Комитета связи за социалистическое самоуправление» и его открытость всем партиям и активистам[141].
Однако такой поворот в стратегии и задачах вызвал неоднозначную реакцию внутри движения. По сути, это вело к размыванию политической самостоятельности. В ноябре 1973 г. руководством перед членами «Objectif socialiste» ставится выбор – или членство в Социалистической партии, или вступление в ОСП. Оставшись в меньшинстве, социалистические активисты во главе с Ж. Офредо покидают движение.
На президентских выборах 1974 г. движение поддержало кандидатуру Ф. Миттерана от имени «самоуправленческого социалистического течения», но выступило умеренным критиком Совместной программы левых сил. В специальном коммюнике подчеркивалось, что «такое единство не должно ни в коем случае означать, что различные течения социализма отказываются выражать, каковыми являются вне избирательной кампании их перспективы»[142].
Однако итоги президентских выборов 1974 г. вызвали разочарование в «Objectif socialiste». Летом того же года движение поддержало призыв к проведению «Национальной конференции социализма» (Assises Nationales du socialisme) со стороны Ф. Миттерана, на которых должно было решиться будущее «Objectif socialiste». Этот вопрос обсуждался на специальном заседании федерального комитета 5 октября 1974 г., но конкретного решения принято не было[143].
В октябре А. Жансон активно участвовал в социалистических конференциях (assises du socialisme), призванных выработать и актуализировать стратегию левых сил. Их итоги обсуждались на «национальном дне» «Objectif socialiste» 1 декабря 1974 г. Тогда прозвучала критика Совместной программы, которая виделась членам движения больше как «разрыв», нежели как «проект реформы капиталистического общества», обсуждалось ухудшение экономической ситуации в стране из-за нефтяного кризиса, констатировалась неудача «национальных конференций» из-за разногласий среди левых. Вновь была повторена цель движения: «стать самоуправленческим течением»[144].
19 апреля 1975 г. IV национальный съезд движения принял решение о новой смене названия на «Социалистические перекрестки» и руководства движения[145]. Но лишенное финансовых средств, движение не смогло пережить новую трансформацию и окончательно прекратило свое существование к 1977 г.