Христианская демократия в современной Франции — страница 8 из 25

Центр социальных демократов

Создание, структура и идеи центра социальных демократов

Весной 1976 г. завершается объединительный процесс в рядах христианской демократии. Внешне это выглядело как исправление «недоразумения», возникшего в 1969 г. из-за разных взглядов на политическую стратегию. Теперь, когда обе партии являлись составляющими правительственного большинства, логика продолжения политического существования требовала единства не только действия, но и структур[529]. Однако объединительный процесс также вписывался в логику президентской стратегии по объединению всего центра, в рамках которой создание новой христианско-демократической партии было необходимым этапом.

Хотя об объединении центра в правительственных кругах говорили с момента избрания Жискара президентом, велась подготовительная работа, именно кантональные выборы 7 и 14 марта 1976 г. сделали этот процесс необратимым. Они открыли новый избирательный цикл. Впервые правящее большинство проиграло выборы, что заставило наблюдателей с осторожностью прогнозировать результат муниципальных выборов, которые должны были состояться в следующем году. Христианская демократия использовала сложившуюся ситуацию как возможность проявить автономию, снизить давление «независимых республиканцев» и завершить объединение центристов на своих условиях. Но это также был ответ на наступательную тактику голлистов и Ж. Ширака, в которых христианские демократы по-прежнему видели старого врага[530].

21-23 мая 1976 г. на учредительном съезде христианских демократов в Ренне было объявлено об объединении «Демократического центра» Ж. Леканюэ и П. Абелена с Центром «Демократия и прогресс» Ж. Дюамеля и Ж. Фонтане и о создании Центра социальных демократов (ЦСД). Третьей составляющей новой партии стали клубы «Новая демократия». На съезде присутствовало порядка 1200 активистов, делегации из Португалии, ФРГ, Испании, Италии и Бельгии, что призвано было подчеркнуть значимость события и международный авторитет французской христианской демократии.

Учредительный съезд в Ренне можно рассматривать с трех ракурсов. Во-первых, это руководство и структура новой партии. В уставе партии были прописаны три важных принципа: демократия (выборность на всех уровнях), солидарность (коллегиальность действий, индивидуальное членство), федеративность (ЦСД – это федерация департаментских центров). Председателем ЦСД стал Ж. Леканюэ, генеральным секретарем – А. Дилижан, казначеем – М.-Р. Симонне. Таким образом, руководящие посты оказались в руках бывших членов «Демократического центра», некогда начинавших свою политическую карьеру в МРП. Данный факт частично уравновешивался паритетом в выборах четырех вице-председателей и двух заместителей генерального секретаря.

В структурном плане принцип организации и кооптации, принятый еще в период существования МРП, был сохранен в общих чертах. В партийных инстанциях – политическом бюро, руководящем комитете и национальном совете ЦСД было ощутимо доминирование бывших членов «Демократического центра». Политическое бюро включало председателя партии, генерального секретаря, вице-председателей, заместителей генерального секретаря, казначея, национальных секретарей (всего их было 23), рупора партии, членов правительства, представителей парламентских фракций, председателей парламентских комиссий и главных докладчиков по бюджету-членов ЦСД, членов Экономического и социального совета, троих активистов, не являющихся депутатами и выбираемых руководящим комитетом. Руководящий комитет включал всех членов политического бюро, а также 17 национальных советников, помощников национальных секретарей и 30 человек, не являющихся депутатами и избираемых национальным советом. Национальный (политический) совет собирался дважды в год, решал в основном вопросы соглашений с другими партиями, избирал вице-председателей партии и 20 человек, не являющихся депутатами, в руководящий комитет на два года, включал всех членов руководящего комитета, депутатов, председателей региональных и генеральных советов, являющихся членами партии, представителей регионов, 10 представителей «команд» или национальных ассоциаций, 10–15 представителей клубов. Таким образом, руководящие инстанции состояли из делегатов от департаментских федераций, специализированных «команд» и депутатов, что призвано было с одной стороны подчеркнуть влияние низовых структур, но с другой уравновесить их за счет присутствия депутатов. Политическое бюро и национальный совет должны были переизбираться каждые два года съездом. Съезд партии собирался один раз в два года, избирал председателя и генерального секретаря партии, включал делегатов департаментских центров, ассоциаций и специализированных «команд». Численность партии оценивалась ее организаторами в 30 000 членов[531].

Во-вторых, это ориентиры для доктрины партии. Они были определены в серии докладов на съезде, сделанных Ж. Леканюэ, П. Абеленом, П. Шьелем, А. Дилижаном, Б. Стази, Ж. Барро и Ж. Сейтленже. Так же, как и МРП, ЦСД отказывался от этикетки христианской демократии, апеллируя ко всем конфессиям, всем тем, кто хочет «строить братский мир на службе человека» (но Ж. Барро говорил на съезде о «старом наследии» партии, а Ж. Леканюэ о приверженности персонализму). Кроме того, представители европейских «братских» партий присутствовали на учредительном съезде, что служило подтверждением реальной идентичности и принадлежности к определенной политической культуре. Ж. Леканюэ подчеркивал: «Мы – социальные гуманисты, без какой-либо религиозной принадлежности, мы обращаемся ко всем французам, которые выступают за подлинную социальную демократию, ни коммунистическую, ни марксистскую, ни ориентированную к крайне правой». Точно также были воспроизведены общие лозунги и ценности послевоенной христианской демократии: справедливость, свобода и ответственность.

В то же время на съезде в ряде выступлений имела место актуализация ряда требований, обсуждавшихся в политических кругах на протяжении 1960-х– начала 1970-х годов. По сути, социальные демократы сделали акцент на такие аспекты доктринального дискурса, в которых жискардисты были уязвимы (хотя и много о них говорили в своих выступлениях). Например, Ж. Барро призвал к возвращению к пропорциональной избирательной системе. А. Дилижан выступил за сокращение срока президентского мандата с семи до пяти лет, упразднение принципа ответственности правительства перед Национальным собранием, упразднение права роспуска главой государства парламента, преобразование Конституционного совета в Верховный суд, усиление законодательных и контролирующих функций парламента, повышение роли партий в политической жизни страны. В духе христианско-демократической традиции социальные демократы подчеркивали социальную часть своей программы. Но словам П. Абелена, «социальная демократия имеет целью постепенное, но быстрое снижение социального неравенства, примат интереса сообщества над личными интересами», активного участия граждан и трудящихся в принятии решений на уровне национального сообщества и Европы. Было уделено внимание и региональной реформе, обещанной президентом Жискар д’Эстеном, но не реализованной. По мнению П. Шьеля, цель «локальной демократии» дать коммунам источники финансирования, средства, развитие сотрудничества между государством и местными коллективам (через заключение соглашений о сотрудничестве, программы), реформу местных финансов и развитие информированности граждан[532].

Итоговое заявление съезда критиковало от имени «промежуточных сообществ» эксцессы общества потребления и «чрезмерную централизацию власти», экономические и социальные барьеры в обществе. Оно делало акцент на социальном изменении (социальной демократии): «постепенном, но быстром снижении неравенств […], возрастающем участии граждан и трудящихся в принятии решений, которые их касаются» на всех уровнях, равенстве шансов, начиная со школы и в течение всей жизни через непрерывное образование, «глобальной семейной политике», дающей возможность матерям оставаться у домашнего очага, «примате коллективных интересов над индивидуальными интересами», активном участии граждан в принятии решений на уровне профессиональной и семейной жизни, национального сообществ и Европы, развитии социального страхования, создании региональных планов занятости, сокращении рабочего времени, снижении возраста выхода на пенсию. Лозунг экономической демократии подразумевал сохранение планирования экономики, расширение участия рабочих в жизни предприятий, проведение децентрализации (регион должен обеспечивать задачи оснащения, экономического развития и создания мест) с автономией местных коллективов и перераспределением ответственности. «План как императив для общественных приоритетов, – отмечалось в резолюции, – предписывает строгий контроль стратегий согласования и влияния, будь они национальными или международными. Политическая власть даст средства эффективного осуществления на национальном уровне. Она должна стать эффективной в рамках Европы. План не должен ставить под угрозу условия развития конкурентной экономики и инициативы. В этом духе национализации не будут поддержаны как средство укрепления всемогущества бюрократии и политических партий над государственной властью, но рассматриваются как метод демократического управления, в особенности сдерживающий монополии». В духе христианской демократии ЦСД требовал политической демократии (усиление исполнительной власти, достижение равновесия властей, повышение роли парламента и промежуточных корпусов). В качестве целей ЦСД фиксировал ускорение европейской интеграции в направлении федерализма, включая интеграцию национальных вооруженных сил, в тесной связи с Соединенными Штатами, проведение выборов в Европейский парламент, помощь странам «третьего мира»[533]. Таким образом, в плане доктрины, ЦСД демонстрировал определенную преемственность в отношении своих предшественников.

В-третьих, политическая стратегия. Выступая за дальнейшие шаги по достижению единства, Ж. Леканюэ заявил на учредительном съезде ЦСД: «Президенту-реформатору должно соответствовать реформаторское большинство. В этой перспективе я предлагаю нашим друзьям-реформаторам и “независимым республиканцам” организоваться, чтобы усилить свое сотрудничество и противостоять любым коллизиям сроков»[534]. Однако идея Леканюэ о подписании «преференциального» избирательного соглашения с НФНР (что на деле означало тесный альянс с этой партией) вызвало критику участников съезда, равно как и некоторые политические решения Жискара.

Например, жаркие дискуссии вызвала идея введения 15 %-ного барьера для выхода во второй тур голосования. В целом делегаты съезда были склонны согласиться с таким решением при определенных условиях, принимая во внимание логику объединительных процессов и возможность избежать нежелательных кандидатур среди самих социальных демократов, но в большинстве все же настаивали на снижении барьера. Отдельно затрагивались вопросы, связанные с возможностью сближения между центристами и «независимыми республиканцами». Однако многие аспекты этого сближения упирались в наличие высокого избирательного барьера для прохождения во второй тур. Сама правительственная стратегия объединения центра и заключения соглашения между сторонниками Жискар д’Эстена и центристами встретила понимание со стороны участников нового движения, хотя активисты ЦСД по-прежнему подчеркивали свое отличие от классических правых и различие политической культуры[535].

Обосновывая свою центристскую позицию, социальные демократы традиционно подвергали критике голлизм, называя его «сложной и двусмысленной идеологией». Они указывали, что мажоритарная система выборов является «дьявольской машиной», которая благоприятствует крупным избирательным блокам и снижает шансы тех, кто оказывается зажатым между ними. ЦСД подчеркивал, что «без пропорциональной системы центр невозможен», что в существующих условиях он испытывает серьезное давление, как справа, так и слева. Но участники съезда считали, что центр все же сохранился и существует, хотя не обладает своим правом голоса, автономной парламентской жизнью и четким образом[536]. В выступлениях делегатов съезда сохранился традиционный для христианской демократии антикоммунизм. В заключительной речи Ж. Леканюэ отметил: «Чередование предполагает вступление антагонистов в одну и ту же систему ценностей цивилизации, принятие одних и тех же правил институтов, принятие одного и того же глобального типа общества…. Если социалисты одержат верх с помощью коммунистов, они не осуществят чередование, они откроют революционный процесс»[537].

В целом, ЦСД рассматривался его руководством как «истинный» центр и как главная сила расширенного большинства. Ж. Барро в своем докладе подчеркивал: «…мы провозглашаем наше желание быть социологически наиболее богатой партией большинства, широко открытой всем социальным категориям и предлагающей свой голос всем тем, кто лишен его, кто не признан как желаемый собеседник, будь он рабочим или крестьянином, саларье или инженером, молодым или старым, безработным по необходимости или без профессии. (…) Мы являемся партией гражданского мира»[538]. Такая амбиция, с одной стороны, свидетельствовала о новой попытке сыграть решающую роль в политическом раскладе сил, подобной роли МРП в годы IV Республики, а с другой, несла в себе зародыш будущих конфликтов, ибо, пожалуй, впервые столь явно христианская демократия декларировала готовность сотрудничать с различными политическими силами, одновременно настаивая на своей оригинальности. ЦСД, по сути, выступает как единственный наследник политической традиции христианской демократии.

Но поддерживая политику Жискара, ЦСД лишался важного аспекта своего существования как национальной политической партии – права иметь собственного кандидата на президентских выборах. Поддержав В. Жискар д’Эстена в 1974 г., социальные демократы должны были поддержать его ив 1981 г. В этом плане президенциализация ЦСД (как и других крупных политических партий) оказалась незавершенной. Партия лишила себя возможности завоевать власть в соответствии с логикой институтов. Впоследствии вступление в СФД еще больше усугубит ситуацию[539].

О состоянии ЦСД в момент образования новой партии дает представление записка одного из советников Жискара Ф. Сен-Марка, подготовленная в июне 1976 г. для секретариата президента. Автор записки фиксирует трудное положение ЦСД вследствие заявлений Ж. Леканюэ о возможном слиянии с «независимыми республиканцами» с целью создания «военной машины» против голлистов. Оппозиция намерениям Леканюэ в рядах социальных демократов делится на три течения: 1) «те, кто, повернувшись к левому центру и немарксистской левой, отвергают систематический и постоянный альянс с республиканцами, исключающий открытость влево»; 2) «те, кто, придя из ЦДП, отказываются вести войну против голлистского движения»; 3) «те, кто, будучи подлинными демократами, не допускают, что председатель партии мог бы «ангажировать» свою партию по какой-либо проблеме, без того, чтобы эта позиция была предварительно обсуждена и одобрена активистами. Это тем более тяжело, так как большинство имеют впечатление быть «пойманными в ловушку»: после трех дней съезда, чтобы создать новую партию, ее председатель ее «убивает» в день ее рождения, делая все возможное для ее слияния с “независимыми республиканцами”». Отсюда, по мнению Ф. Сен-Марка, «явный разлом в вопросе рекрутирования членов, который можно было ждать от слияния двух некогда разделенных братских партий: ЦДП и “Демократического центра”». Почему такое произошло? Все дело в том, что партии, поддержавшие избрание В. Жискар д’Эстена, составили т. н. «президентское меньшинство», что подтвердилось опросами общественного мнения. Следовательно, главная цель для них «отвоевать 3–4 % голосов левого центра и немарксистской левой» на местных выборах, в муниципалитетах и департаментах. «В этом отвоевании, – пишет Ф. Сен-Марк, – ЦСД должен играть главную роль, если он прежде всего утверждает свою идентичность в рядах большинства, вместо того чтобы быть преобразованным в машину гражданской войны внутри большинства, чтобы удовлетворить несколько личных амбиций». По его мнению, ЦСД должен вновь обрести голоса, утраченные после роспуска МРП и перешедшие к социалистам. «Это нужно сделать, утверждая свою оригинальность в рядах президентского большинства, будучи наиболее народным, наиболее регионалистским, наиболее экологистским, наиболее гуманистическим и наиболее европейским крылом большинства. Не нужно забывать, особенно в провинции, о весе «социологических данных». В настоящем состоянии социальных и ментальных структур ЦСД может пополнить свои кадры в рядах ФКХТ, ФКДТ, среди крестьянской молодежи и активистов «католического действия», которые не присоединились к «независимым республиканцам» из страха – по поводу или без повода – вновь оказаться в тесной компании нотаблей своего департамента. Тем более психологическое давление рабочей или крестьянской среды будет сильнее против вступления в ряды «независимых республиканцев» – традиционно рассматриваемых в провинции как консерваторов – чем против вступления в ряды ЦСД, большинство ответственных лиц которого имеют хороший образ левых». Благодаря такой стратегии ЦСД сможет обрести дополнительный электорат, недостающие 4 %, от которых будет зависеть его результат на предстоящих выборах. В заключении Ф. Сен-Марк подчеркивает, что большинство должно состоять из четырех частей: «независимые республиканцы», ЮДР, радикалы и социал-демократы, ЦСД[540].

Последующие муниципальные выборы в 1977 г. продемонстрировали слабость влияния ЦСД на местном уровне. Опора только на активистов бывшего «Демократического центра» не могла дать желаемого результата. Единственным приемлемым вариантом, по мнению руководства партии, было продолжение предвыборного сотрудничества с «независимыми республиканцами». Именно такую стратегию проводил председатель ЦСД Ж. Леканюэ. Исходя из этого, следует понимать его инициативу по заключению предвыборного соглашения с «независимыми республиканцами». Сама инициатива была предпринята лично Ж. Леканюэ без консультаций с активистами ЦСД еще до учредительного съезда, на котором, как уже отмечалось, вызвала волну критики. Однако, руководству партии удалось навязать это решение, мотивируя его итогами кантональных выборов в марте 1976 г. (ЦСД «получил» только 20 городов с населением 9 тыс. жителей)[541].

Тем не менее, принимая логику политических институтов, ЦСД был готов признать, что премьер-министр Ж. Ширак (даже будучи лидером голлистской партии) должен был координировать правительственное большинство. Но отставка Ж. Ширака 25 августа 1976 г. и назначение спустя несколько дней новым премьер-министром Р. Барра меняла политический расклад. Р. Барр не имел серьезного политического веса. Между жискардистами и голлистами вскоре начался острый конфликт. ЦСД оказался вовлеченным в эту борьбу, что стало доказательством правильности стратегии, избранной Ж. Леканюэ.

22 сентября 1976 г. Р. Барр представил план по борьбе с инфляцией. Тогда же В. Жискар д’Эстен потребовал от него финансовой поддержки системы социального страхования и гарантии сохранения благосостояния ее пользователей, имея заявленную еще в начале президентства цель распространить социальное страхование на всех французов к 1978 г. Поддержка социальных мер, борьба с инфляцией и решение проблемы занятости останутся приоритетами до конца президентства.

Предложенные правительством меры включали временное замораживание цен на продукцию частных (до 31 декабря 1976 г.) и государственных (до 1 апреля 1977 г.) предприятий, аналогичные действия в отношении торговой прибыли и квартирной платы; снижение налоговой ставки на добавленную стоимость с 1 января 1977 г. с 20 до 17,6 % и разрешение с того же времени свободно устанавливать цены в отраслях, действующих в условиях активной конкуренции; установление максимального уровня допустимого повышения цен на товары и услуги в 1977 г. в размере 6,5 %; ограничение роста заработной платы в 1977 г. – 6,5 %; увеличение налогов на бензин, регистрацию автомобилей, доходы наиболее состоятельной части населения, на внешние признаки богатства; дифференциация некоторых видов налогообложения. В апреле 1977 г. после муниципальных выборов эти мероприятия были дополнены новыми, в большей степени обращенными на увеличение занятости, повышения покупательной способности низкооплачиваемых слоев населения. Одновременно как мера стимулирования производства были расширены государственные капиталовложения[542].

В сентябре 1976 г. политическое бюро ЦСД выступило в поддержку антиинфляционного плана, предложенного правительством, отмечая, что он будет иметь успех при условии «значительного снижения неравенства», что могло быть реализовано посредством «фискального усилия», «займа солидарности», повышения налоговой нагрузки на высокие доходы и крупные состояния. Выступая на заседании политического бюро, Р. Монори отметил: «Надо следить за тем, чтобы бюджет не только был представлен, но и исполнен в финансовом равновесии, чтобы государственное вмешательство было нейтральным в том, что касается объема денежной массы… Необходимо обуздать объемы кредитования… и сдерживать бюджетную массу, усилие экономии должно основываться больше на функционировании (выдаваемых субсидиях), нежели на оснащении. Действительно, регулирование доходов и прибыли будет принято и эффективно в том случае, если проводится политика снижения неравенств, в особенности включающая поиск лучшего налогообложения»[543].

Комментируя поведение социальных демократов, газета «Монд» писала в те дни: «Жискар д’Эстен неправ полагая, что те умеренные христианско-демократического толка, которых он собрал в 1974 году, им окончательно присоединены. С одной стороны, ФСП по-прежнему искушает некоторых из них, с другой стороны, некоторые реформы нравов разочаровали большое их число, толкая к сдержанности. Судьба дала ЦСД по случаю недавней смены правительства возможность усугубить эту эволюцию»[544]. В то же время ЦСД понимал, что для победы на муниципальных выборах необходимо поддержать Р. Барра, заявившем о себе как надпартийном кандидате и координаторе большинства. С этой целью Ж. Леканюэ и Ж. Барро предприняли в октябре 1976 г. поездку по стране для контактов со своими активистами и объяснения позиции руководства партии[545]. Несколько позже, выступая перед прессой, Ж. Леканюэ говорил: «Премьер-министр говорил с нами языком истины и суровости. Он выразил свою волю установить тесные отношения с партиями большинства. Большинство должно остаться единым, но разнообразным. Мы полностью согласны с ним»[546]. В ноябре 1976 г. политический совет ЦСД снова выступил с резолюцией поддержки Р. Барра и правительственной политики, хотя и констатировал очевидное ухудшение социально-экономической ситуации в стране[547]. Необходимо отметить, что поддержка социальными демократами Р. Барра имела под собой некоторые идеологические основания (первый синтез христианской демократии и барризма). «Для Раймона Барра, – пишет его биограф К. Рембо, – социальный диалог является одновременно естественным и необходимым. Если он твердо верит в эффективность либеральной экономики, то он также вдохновлен – как и генерал де Голль – социальным католицизмом в его воле найти справедливое равновесие, чтобы строить современную демократию»[548].

Накануне муниципальных выборов ЦСД умножил свои атаки на Ж. Ширака и голлистов, считая, что их поведение наносит ущерб большинству. Ж. Леканюэ отмечал: «Ширак пытается сохранить господство своей партии, которое было рефлексом прошлой ситуации и которое не соответствует больше требованиям настоящего и будущего. Надлежит переформатировать большинство, чтобы оно больше соответствовало ориентациям президента Республики». По мнению Ж. Леканюэ, это должен сделать премьер-министр как арбитр большинства[549].

С января 1977 г. Жискар актуализирует концепцию «плюралистичного большинства», как отражение реалий внутренней схизмы среди правых. По его мнению, новая формула была лучше способна представлять «систему ценностей и интересов французского народа».

Кроме того, такое определение позволяло оправдать возможное поражение на муниципальных выборах отсутствием структурного единства большинства. Как заметил М. Бернар, «признание плюрализма не означает принятие доминирования ОПР. Оно, напротив, проходит через переформатирование составляющих большинства, которое толкает президента полностью ангажироваться в политических вопросах при приближении срока парламентских выборов»[550].

Во время муниципальных выборов 13 и 20 марта 1977 г. ЦСД ослабил свои позиции, особенно в крупных городах, что дало наблюдателям повод говорить об «исчезновении центра» как почти свершившемся факте. Для ЦСД оказались «потеряны» 10 городов с населением более 30 тысяч жителей из 18 имевшихся до первого тура, а также обозначилась потеря большого числа муниципальных советников, особенно в городах, контролировавшихся левыми (36 из 43 городов с населением менее 30 тыс. жителей)[551]. После муниципальных выборов марта 1977 г. ЦСД, по сути, замыкается в узких (в основном сельских) электоральных рамках. Последующие парламентские выборы подтвердят эту данность. Обозначаются разделительные линии между наследниками христианской демократической традиции и сторонниками президента В. Жискар д’Эстена. В силу своей укорененности ЦСД оказывался больше приверженным идее социальной справедливости, нежели установлению экономических равновесий, за которое выступали «независимые республиканцы». Поддержка ЦСД правительственной политики приносила сторонникам президента голоса его электората, но в то же время служила и сдерживающим фактором при приведении более либеральной политики. Тем не менее, Ж. Леканюэ единственный выход выживания ЦСД в биполярной логике продолжал по-прежнему видеть в избирательном соглашении с «независимыми республиканцами».

В этот период ЦСД официально указывает свою численность в 30 тыс. членов, хотя в реальности, как отмечает К. Исмаль, он насчитывает менее трети от нее, сконцентрировавшись вокруг 24 депутатов, 56 сенаторов и 62 мэров крупных городов. Слабостью ЦСД продолжало оставаться отсутствие своего кандидата на президентские выборы, отказ явственно вписаться в христианско-демократическую традицию в пользу центристского выбора, потеря политической автономии из-за статуса партии большинства и предвыборных соглашений с «независимыми республиканцами»[552].

Социальные демократы вновь призвали правительство и президента выполнить обещание и отойти от мажоритарной системы выборов. В конце марта 1977 г. руководящий комитет ЦСД одобрил предложение Жискара о заключении «мажоритарного пакта», но потребовал возврата к пропорциональной системе, которая обеспечила бы победу на парламентских выборах и предотвратила бы столкновения в рядах большинства[553]. 28 апреля 1977 г. последовало коммюнике политического бюро партии: «Политическая деятельность не должна быть противопоставлена экономической и социальной деятельности. Эти два действия должны быть солидарными. Выборы будут выиграны для большинства на трех условиях: 1) продолжение экономического и социального оздоровления, предпринятого Раймоном Барром; 2) подтверждение правительством политической воли бороться против Совместной программы, которая породит беспорядок и нищету, и выдвижение программы действий, действительной не только для ближайших десяти месяцев, но на ближайшую легислатуру; 3) конец политических разногласий и чрезмерных обещаний и демонстрация союза всех сил большинства»[554].

С весны 1977 г. начинает активно обсуждаться проект политической программы социальных демократов. ЦСД заявлял о своем намерении быть «левым крылом большинства», выступая за диалог с теми, кто поддерживал более глубокую политику в социальной сфере. Ж. Леканюэ заявлял, что готов управлять с Миттераном, Фабром или Шираком, лишь бы вывести страну из кризиса. По его словам, само желание президента управлять из центра на пути реформ и изменения позволяет «начать в данный момент диалог с демократическими силами и социалистами, находящимися в оппозиции»[555].

Однако политическая стратегия Ж. Леканюэ продолжала вызывать критику в рядах партии. В начале мая 1977 г. эта критика явно прозвучала на собрании специальной комиссии «молодых социальных демократов» (возглавляемых Ф. Бодри)[556], а затем на политическом совете партии при закрытых дверях 14 мая (среди критиков были И. Корнезье, Ж. Бриан, Ж.-М. Дайе, Ф. Бодри, А. Дилижан). И. Корнезье представил совету манифест, в котором, в частности, отмечалось: «Необходимо глубоко обновить руководящие команды. Мы не хотим больше ответственных лиц, назначенных практически пожизненно, мы не хотим больше быть подметками президента Республики и отсутствовать на большинстве электоральных консультаций». Ж. Леканюэ был вынужден согласиться на созыв внеочередного съезда, обновление политического бюро партии и скорейшее принятие новой программы и новой стратегии. Но под угрозой своей отставки Леканюэ и Барро добились перенесения сроков внеочередного съезда с июня на сентябрь или октябрь (за это решение проголосовало 194 члена бюро против 31)[557]. На этом же совете А. Дилижаном был представлен проект новой платформы ЦСД, который включал четыре основных пункта: борьба против неравенств, развитие личности, экономическое и социальное развитие, реальная демократия[558].

Летом 1977 г. Ж. Леканюэ заявлял, что в случае победы левых на парламентских выборах президент вправе распустить Национальное собрание. Он поддерживал в этом заявления Жискара, который подчеркивал, что останется на своем посту в случае неблагоприятного исхода выборов, но не исключал свой отъезд в Рамбуйе (президентскую резиденцию) и блокирование решений левого правительства, а в случае резкого ухудшения внутренней и международной ситуации – роспуск Национального собрания весной или осенью 1979 г.[559]

20 мая 1977 г. ЦСД дал положительный ответ на соответствующе предложение Ж. Ширака по заключению «мажоритарного пакта». В резолюции политического совета ЦСД, состоявшегося 25 июня 1977 г., отмечалось, что «предвыборное соглашение, которое из этого последует, учитывая нынешнюю мажоритарную систему, должно гарантировать каждой партии большинства парламентское представительство, пропорциональное ее влиянию в стране»[560]. Переговоры были открыты 19 июля и завершились к 5 сентября 1977 г. подписанием совместного манифеста ОПР, РП, ЦСД и НЦНК.

В начале октября 1977 г. состоялся второй, внеочередной съезд ЦСД. За лето и начало осени руководству партии удалось несколько выправить ситуацию, минимизировав требования реформы устава партии. В итоге, «критики» руководства оказались разочарованы. Один из членов национального совета И. Лолан говорил: «Съезд ЦСД рискует быть даровым съездом. Мы будем присутствовать и не один раз на мессе единства. Но единство не надо было усиливать… Реформа устава, за которую недавно выступало меньшинство активистов, должна была подтолкнуть к обновлению руководителей и, особенно, к их выбору самим съездом. Отныне эта амбиция отброшена. Лионский съезд рискует привести к формированию аппарата, полностью назначенного или кооптированного, что влечет риски явного склероза». Реагируя на критику, докладчик комиссии по реформе устава П. Фошон отметил, что пересмотр устава должен быть рассмотрен руководящим комитетом или 1 /3 членов политического совета, а затем стать предметом обсуждения среди членов партии, по крайней мере, за месяц до съезда. По его словам, «эти условия не были выполнены». Отсюда следует невозможность дальнейшей ревизии устава партии. Тем не менее, каких-то изменений «оппозиции» все же удалось добиться. А. Дилижан был назначен генеральным секретарем вместо Ж. Барро. Вице-председателями партии стали Ж. Барро, Б. Стази, П. Шьель и Ж.-М. Дайе. Произошли некоторые изменения в составе руководящего комитета. Наконец, была принята новая платформа партии – «Другое решение»[561].

Анализируя новую программу партии, а также ряд публикаций в прессе и близких по духу и времени документов, можно выделить несколько ее специфических черт.

Прежде всего, это апелляция к истокам. ЦСД видит их в идеях М. Санье и «Сийон», традициях социального католицизма, философии персонализма Э. Мунье, идеях Ж. Маритена и наследии Э. Борна (которое выступает не только как дань христианской демократии, но и как идеологическая преемственность сМРП). В политическом плане – это антимюнхенская позиция до войны, проекты Ж. Дрю и участие в Сопротивлении, деятельность партии МРП[562]. Иными словами, ЦСД выступает как продолжатель дела МРП. Пожалуй, «Другое решение» это единственный документ тех лет, в котором апелляция к историческому наследию проступает столь явно. При этом остается неизменным отрицание этикетки христианской демократии и католической партии. По этому поводу Б. Стази говорил: «Для меня это понятие является двусмысленным и устаревшим, осуществлением смешения жанров и ввязыванием духовного в сомнительные политические сражения. Христианско-демократическая партия – это чрезмерная амбиция. Нет христианской политики. Мы не черпаем из Евангелия политику, какова бы она ни была (…). Политические акции неизбежно являются неполными, относительными. Смешивать с ними религию, веру, значит ставить ее под угрозу»[563]. Христианская демократия для социальных демократов означает некий социальный (заботу о народных интересах) и политический (демократия) идеал, желание сделать духовные и нравственные ценности основой всякого политического действия.

Платформа социальных демократов, в целом, была либеральной по духу, хотя и делала акцент именно на социальной политике (сглаживание неравенств, политика в пользу семьи, меры в пользу финансирования частной школы и др.). Основные темы: гуманизм, свобода, солидарность, ответственность, прогресс, верность, демократия.

Одной из главных идеологических составляющих программы социальных демократов являлся гуманизм. Они видели в нем наилучший оплот против тоталитаризма. И именно альтернативе тоталитаризм / демократия они отдавали предпочтение перед альтернативой правые / левые. «Мы верим в достоинство человеческой личности», – провозглашалось в программе. Однако «человек не один», он не является абстрактным и изолированным существом. Он член «человеческого сообщества», основанного на принципе «естественного равенства людей». Поэтому социальные демократы отвергали «всякий примат расы, нации, класса, происхождения». Между человеком и сообществом людей есть семья, регион, культура, родина, которые не антагонистичны, а дополняют друг друга. Человек нуждается в них, чтобы себя реализовать. «Свободный, но солидарный, он становится ответственным». Социальные демократы отвергали революцию, противопоставляя ей «непрерывную реформу» на пути к большей справедливости. В духе традиции они отвергали эгалитаризм и тоталитаризм, «любое общество, которое делает человека инструментом, средством на службе другой цели, будь это прибыль, партия, класс, государство»[564].

В этом пункте христианская демократия отчетливо коррелирует с «передовым либерализмом» Жискара, который также делает акцент на эволюционном развитии общества, движении к прогрессу и единству, потребности общества в постоянном изменении. Жискаровское понятие эволюции и христианско-демократическои «непрерывной реформы», по сути, тождественны. Обе политические культуры также совпадают в своей апелляции к гуманизму и человеку. Антропоцентризм и расцвет личности, о которых пишет Жискар, перекликаются с понятиями достоинства человеческой личности, членства в «человеческом сообществе», солидарности, о которых говорили христианские демократы. Но у Жискара человек сам управляет своей жизнью, будучи свободным и ответственным существом (понятие личной ответственности индивида за свою судьбу), тогда как для христианской демократии важнейшим звеном выступают семья, регион, культура, родина, призванные помочь человеку себя реализовать. Обе культуры считают важным наличие связей солидарности между людьми, личной свободы, проявлений творческой активности и участия в политическом и социальном обустройстве «своего социального мира» (то есть, если следовать жискаровской мысли, каждый человек должен иметь «социальное сознание»).

По мнению социальных демократов, ценности демократии формируют связную систему. Во введении к программе партии говорится: «Если мы выбрали демократию, то не через исключения и смирение, а потому что, согласно формуле Марка Санье, она способствует максимальному развитию сознания и ответственности каждого, позволяя ему по мере своих способностей и своих сил, принимать эффективное участие в управлении общими делами»[565]. В итоге, ЦСД представляет себя как «демократическую, персоналистскую и общностную» партию, подчеркивая связь с общностным персонализмом Э. Мунье. Фактически, данная апелляция есть попытка подчеркнуть свою оригинальность перед лицом жискардизма, хотя В. Жискар д’Эстен тоже обращался к наследию Мунье и христианским истокам современного общества.

От персонализма, как отмечают Б. Роше и В. Лион, ЦСД заимствовал заботу о личности, оставляя либералам концепцию индивида. Понятие индивида полностью не отбрасывается, но рассматривается как точка отсчета. Личность определяется социальными демократами как «индивидуальная история», воплощенная в постоянном контакте с сообществами, которые способствуют ее расцвету и реализации, в которых она утверждается, и судьба которых воздействует на ее внутреннюю жизнь. Таким образом, концепция личности предстает более приспособленной к человеческой реальности и различным формам человеческого сообщества: семье, ассоциации, предприятию, кварталу, коммуне, региону, Европе. Все люди могут реализовать себя как личности только через сообщества. Личность должна иметь свободу и не подавляться коллективом. Но это предписывает «личную ответственность за использование свободы и социальную ответственность в общинной жизни». Кроме того, следуя духу персонализма, социальные демократы делают человека «базой и мерой» политической конструкции. Они выступают за примат личности над государством, коллективом и администрацией. Предпочитаемые социальные структуры должны быть выстроены в форме промежуточных корпусов, главным принципом организации которых стала бы ассоциация[566].

Из названия партии проистекала другая важная составляющая – внимание к социальной сфере и социальной демократии, сочетаемой с экономической и культурной демократией[567]. Социальная демократия в представлении социальных демократов – это, прежде всего, специфическая концепция экономики, поиск пути между либерализмом и социализмом. В данной программе речь идет о развитии помимо частного и национализированного сектора кооперативного, основанного на взаимном страховании и разделении ответственности. Этот тип управления предписывает активное участие рабочих (т. е. реформу предприятия), что должно привести к сглаживанию «неравноправной структуры капитализма, в которой патрон решает, а рабочие исполняют». Он способствует развитию инициативы мелких коллективных единиц и стимулированию в них духа ответственности. Таким образом, построение социальной экономики вносит коррективы в законы рынка. Свобода – это наилучший способ управления предприятием, но она должна быть полной. Государство должно играть роль регулятора и новатора, создавать «нить безопасности», помогая «слабым» и нуждающимся. В итоге, построение социальной демократии должно привести к развитию «контрактного общества», в котором «ассоциации, промежуточные корпуса, профсоюзы полностью выполняли бы свою роль, выражая фундаментальные устремления граждан и создавая богатую и живую ткань социальных отношений»[568].

Требования справедливости и равенства шанс нашли отражение в предложениях, сформулированных в докладе А. Дилижана на съезде в Лионе: введение гарантированного минимума дохода (RMG) для престарелых и инвалидов, не имеющих достаточных средств, и введение налога на состояния (1 % с состояний более 200 млн. старых франков, что исключило бы «фискальную инквизицию» и помогло бы предотвратить бегство капиталов)[569].

Программа реализации социальной справедливости близка жискаровской. Речь также идет об устранении нищеты, которая видится источником всех зол, привилегий, неравного доступа к образованию. Христианские демократы, как и неолибералы, признают естественный характер происхождения социального неравенства, но считают возможным и необходимым их исправление, поскольку общество имеет обязательство перед своими членами (социальную заботу). Отсюда, к слову, их поддержка жискаровской политики, направленной на улучшение качества жизни.

Социальная забота пролегает через децентрализацию и реформу образования. В последнем пункте требование свободы образования уже граничит с тезисом о его «республиканском духе» (т. е. светском) – следствие той эволюции, которую обозначит еще партия МРП. Не случайно, требование социальной справедливости дополнялось в программе ЦСД требованием равенства шансов, которое мыслилось как организация качественного образования и отказ от системы «больших конкурсов», что должно было обеспечить широкий доступ населения к образовательным услугам[570]. «Для нас, свобода образования является главной свободой, вписанной в Конституцию и связанной с республиканским духом. Как и любая свобода, она должна иметь материальные средства выражения (…), более чем когда-либо, мы хотим, чтобы свобода образования уважалась и контролировалась»[571].

В основе предложений в области образования был положен принцип селективности. Прежде всего, социальные демократы предлагали диверсифицировать образование, т. е. предложить во время школьного обучения разные шансы в зависимости от способностей (создание разных типов коллежей с равной ценностью дипломов). Что касается высшего образования, то его целями должны стать «формирование людей», содействие творчеству, поддержке и распространению культуры, обеспечивать средства и условия научного поиска, сглаживание неравенства. Высшее образование должно дополнять профессиональное образование. Реализация этой цели возможна при выполнении двух условий: «программа обучения, делающая возможным подготовку к четко определенной профессиональной жизни», установление системы непрерывного образования (что позволило бы повышать квалификацию, переобучать, продолжать исследования и т. д.)[572].

С идеей социальной справедливости у социальных демократов также связано понятие свободы. Ж. Барро на съезде в Лионе отмечал: «Свобода предпринимательства, соревнование, личная ответственность. Мы отвергаем любую систему, которая претендовала бы на определение каждому от колыбели до могилы его маленького, невыразительного и серого места в обществе с запретом выйти из него. Мы хотим, чтобы было возможным движение, мы хотим свободы, но мы хотим ее для всех. Инициатива, ответственность – да, но широко распространенные и обращенные ко всем тем, кто хочет их исполнять»[573]. Иными словами, в отсутствии свободы нет предопределенности, можно выйти из несвободного состояния, преодолев социальные границы. Отсюда проистекали требования самоуправления как «ответственной деятельности», подчиненной закону рынка (наследие левой христианской демократии), и децентрализации. Именно в отходе от принципов самоуправления и децентрализации социальные демократы обвиняли социалистов. В целом, в этих пунктах, сближаясь с Жискаром, христианская демократия осуществляет конвергенцию социального и либерального католицизма, примиряя две традиции и создавая пространство для дальнейшей эволюции.

Социальные демократы выступали за децентрализацию управления страной, выражали поддержку социальной политике Жискара, требовали повышения гарантированного пенсионного минимума (70 % от минимальной заработной платы и 100 % для семей из двух человек), социальной помощи малоимущим, улучшения образования (увеличения количества стипендий, децентрализация университетов и др.)[574].

Традиционной для христианских демократов была семейная политика. Ее трактовка охватывала анализ проблем демографии («Франция стареет»), повышения покупательной способности семей, «свободный выбор» для матери («создание социального дохода матери семейства, дающего возможность ей свободно выбирать во время периода, когда дети находятся на домашнем обеспечении»), улучшение социальной среды, развитие социальной инфраструктуры[575].

Не остались социальные демократы в стороне от популярной в 1970-е гг. идеи «нового роста». «Рост необходим, – говорил А. Дилижан на съезде в Лионе. – Мы не смешиваем его с производительностью любой ценой, а предлагаем многочисленные меры, чтобы устранить возрастание насилия против человека, чтобы сохранить основные естественные равновесия, чтобы сберечь богатства земли. То, что мы назвали новым ростом, является ростом иной природы. Он влечет за собой постепенное изменение курса в социальных, экономических и культурных проектах. Он будет экономичным для известных на данный момент богатств. Он будет снижать неравенства. Он переоценит человека и, разумеется, придаст важность проблемам окружающей среды и безопасности»[576]. Об этом же пишет В. Жискар д’Эстен в своей книге «Французская демократия», но его рост более «экономичен», ориентирован на полную занятость, тогда как «новый рост» социальных демократов выглядит «социальным» и «экологичным».

Новая модель социально-экономических отношений предполагает помимо традиционных областей уделять внимание развитию и сохранению окружающей среды, безопасности, развитию урбанизма и городских агломераций, экономии энергии, созданию рабочих мест, информации (в том числе передача знаний и технологий, понимание реальности, доступ к административным и прочим решениям, касающимся повседневной жизни), культурной жизни и образованию, досугу населения. «Сильная экспансия делает теоретически возможной полную занятость, но не гарантирует реальную полную занятость. Вот почему два бедствия – инфляция и безработица – свирепствуют независимо друг от друга и суровым образом», – пишут авторы. В их представлении «новый рост» – это «меньше неравенств в доходах, условиях жизни, труда и образования»; «меньшее разбазаривание естественных, не возобновляемых ресурсов»; «адаптация наших производственных структур к новому международному экономическому порядку». В то же время «новый рост» мыслим только в рамках общеевропейской политики и общей гармонизации законодательства[577].

В программе присутствует ставший уже традиционным для христианских демократов и доставшийся в наследие от МРП ярко выраженный антикоммунизм, критика марксистской модели общества, исходящей из трех данностей – свободы, солидарности и ответственности[578]. Наследие МРП ощутимо и в другом пункте доктрины социальных демократов – антиголлизме. ЦСД декларировал враждебность чрезмерному усилению функций президента и призывал преодолеть слабость парламента и усилить влияние «промежуточных корпусов», выступал за «отказ от избирательной монархии»[579].

В области институтов социальные демократы выступали за изменение законодательства в пользу создания полноценного президентского режима с пропорциональной системой голосования (выразителем этой идеи выступал П. Кост-Флоре). Социальные демократы сформулировали требование «идейного большинства», которое должно прийти на смену текущему политическому большинству. Правительство и премьер-министр должны быть ответственны только перед президентом, а парламент не мог быть распущенным президентом[580].

Развивая свои идеи, П. Кост-Флоре утверждал, что демократия является «постоянной процедурой прогресса общества, чтобы гарантировать свободу и счастье граждан, в зависимости от эволюции техники, способа производства и социального прогресса, которые должны к ней привести». Следовательно, демократическое государство должно быть «вдохновителем и гарантом» такой эволюции, делая общество более справедливым и братским, защищая слабых, способствуя личностному расцвету, уважая свободу. П. Кост-Флоре критикует либеральное и тоталитарное государства за пренебрежение человеческой личностью и достоинством, деспотизм[581]. По его словам, режим V Республики вроде бы устанавливает классический парламентский строй, но ограничивает его за счет «зарезервированной области» за президентом и его выборами всеобщим голосованием. Отсюда возникает «гибридный президентский режим». «Такая система может функционировать без излишних затруднений, когда президентское большинство и парламентское большинство совпадают. Но ясно, что серьезные трудности могут возникнуть в случае, когда эти два большинства будут различными». В свете этой проблемы П. Кост-Флоре предлагает «президентский режим по-французски» с четырьмя главными характеристиками: 1) президент республики, избранный всеобщим голосованием, определяет и проводит политику нации; 2) правительство и министры ответственны только перед президентом, а не перед парламентом; 3) Национальное собрание не может быть распущено; 4) соблюдение четкого разделения между исполнительной, законодательной и судебной властью. В последнем случае он предложил создание «связующих звеньев» между исполнительной и законодательной властью: доступ министров в Ассамблеи и парламентские комиссии, чтобы защищать правительственные проекты, разведение сроков президентских и парламентских выборов из-за различной продолжительности мандатов, возвращение к пропорциональной системе на выборах в национальное собрание (что позволило бы обеспечить равновесное представительство различных течений и дало бы возможность президенту решать крупные проблемы, опираясь на «большинство идей»). Для реализации этих предложений необходима ревизия отдельных статей конституции, ограничение совмещения мандатов и т. п.[582]

В области правосудия предложения касались требования независимости магистратуры от давления двух ветвей власти и групп, введения выборности судей, а не их назначения властью, создания нового Высшего совета магистратуры (новый состав, принцип разделения между обязанностями и заработной платой), доступа граждан к правосудию, права граждан на защиту, реформы исправительной системы[583].

Социальные демократы почти не говорили о «плюралистичном обществе» в жискаровской терминологии, хотя и подразумевали такой характер его современного состояния. Все атрибуты демократического государства присутствуют в их мысли и постоянно подчеркиваются: партии, разделение властей, полномочия Конституционного суда, местное самоуправление, ассоциации и т. п. Но поддержка Конституции 1958 г. сводится к выстраиванию до логического конца именно президентского режима за счет перераспределения полномочий и прав ветвей власти и изменения избирательной системы. Поэтому вряд ли возможно ставить знак равенства между жискаровским тезисом – «мы имеем исторический шанс обладать одновременно эффективными и демократическими институтами» – с позицией христианской демократии в данном вопросе, которая делает упор на диалог с парламентом и «промежуточными корпусами» и развитии основ субсидиарности. Христианские демократы почти ничего не говорят о чередовании, которое для них лишено смысла: голлизм после де Голля серьезно ослаб, а приход коммунистов и социалистов к власти традиционно трактуется как катастрофа.

Наконец, в программе «Другое решение» подчеркивалась приверженность европейскому строительству, и содержались призывы преодолеть разногласия по этим вопросам[584]. В других вопросах внешней политики можно отметить синтез предложений различных течений христианской демократии. Наследием левохристианского тьермондизма стала работа П. Абелена на посту министра сотрудничества в новом правительстве Р. Барра. По его инициативе были созданы три рабочие группы, которые должны были определить политику в отношении франкоговорящих стран Африки, от Сахары до Мадагаскара[585]. К лету 1978 г. фактически перестали быть предметом заметных разногласий в правительственном большинстве вопросы военной политики. Никто, в том числе и христианские демократы, не ставил уже под сомнение основы военного сотрудничества и структуру вооруженных сил (включая ударную силу)[586].

В целом, в своих программных документах социальные демократы больше предпочитали говорить о ценностях и идеях, чем об идеологии или доктрине, избегая жестких догматичных формулировок. По всей видимости, здесь возобладала точка зрения Э. Борна, который считал, что доктрина ЦСД «антиидеологична» и считал идеологию «тоталитарной системой»[587]. На эту особенность указывает историк Ж.-П. Риу, уделяя повышенное внимание преамбуле «Другого решения», в котором провозглашается кредо, акт веры социальных демократов. В его понимании, «Другое решение» – это свод наследия христианской демократии, который будет использоваться активистами вплоть до начала XXI в. В реальности же, вдохновляя активистов, программа христианской демократии утрачивала свое действие во время избирательных кампаний, когда речь шла не о реформах или преодолении прежних разногласий, а об объединении президентского большинства, поддержке политики президента с ее «передовым либерализмом» как основой такого объединения[588].

Создание ЦСД в целом вписывалось в жискаровскую стратегию организации центра. Р. Барр, сменивший Ж. Ширака на посту премьер-министра, отмечал, что с ноября 1976 г. Ж. Леканюэ, М. Понятовский и Ж. Серизе начали реализовывать на практике структурирование и организацию различных партий, которые в отличие от ОПР, могли бы поддерживать президента Республики. В феврале 1977 г. Р. Барр после консультации с В. Жискар д’Эстеном дал указание подготовить первичные выборы в рядах пропрезидентских партий. В апреле 1977 г. была создана рабочая группа, с октября того же года начались регулярные заседания ответственных лиц трех партий – ЦСД, Республиканской партии и радикалов. 7 декабря 1977 г. между партиями большинства было подписано соглашение об инвеститурах, подразумевавшее проведение 373 первичных выборов. По замечанию М. Бернара, система первичных выборов использовалась для достижения единства кандидатур как средства переформатировать большинство. Отсюда длительность переговоров, продолжавшихся вплоть до начала следующего года. 13 января 1978 г. был опубликован первый список из 213 кандидатур[589].

Социальные демократы и создание СФД

Приближение парламентских выборов 1978 г. побудило В. Жискар д’Эстена активизировать усилия по консолидации президентского большинства ввиду фактически открытого противостояния не только Союзу левых сил, но и голлистской ОПР. С июля 1977 г. действовал «избирательный комитет» партий большинства, созданный в перспективе парламентских выборов 1978 г. для определения общих кандидатур. Тогда же начинает действовать «Ассоциация за демократию» (АД), которую возглавили жискардисты М. Басси, Ф. де Сесмэзон, Ж.-П. Суассон и П. Баке. Цель ассоциации – объединить силы, поддерживавшие Жискара, но находящиеся в разных организациях. АД издавала пропагандистский бюллетень, в котором содержался анализ избирательных округов для подготовки инвеститур и состояние каждой социо-профессиональной категории (было поручено П. Вейю и А. Лансло). Через АД проходили регулярные контакты с журналистами и влиятельными политиками (ими ведали А. и П. Дюамель, И. Мурузи), организация дебатов (Р. Барр в Шамбери, М. Бижар в Туле, Э. Фор в Реймсе, С. Вей в Лилле), выпуск фильмов, дисков, комиксов, направленных против Совместной программы левых сил (с участием М. Жарра), встречи по конкретным проблемам кадров республиканцев, «молодых жискардистов», социал-демократов, ЦСД, радикалов идр., поддержка публикаций интеллектуальных групп «новых экономистов» (Э. Альфандери), «новых философов» (Ж.-М. Бенуа), деятелей культуры и искусства[590]. В январе 1978 г. М. Пентон писал Ж.-П. Суассону, что для создания новой партии остается осуществить три важные операции: определить общие кандидатуры на парламентские выборы, дать единую аббревиатуру и хартию ценностей, организовать избирательную кампанию[591].

Как отмечает М. Бернар, первоначально ЦСД настороженно воспринял идею создания крупной пропрезидентской федерации, опасаясь растворить в ней собственную идентичность. Понадобилось давление президентских советников Ж. Риолаччи и М. Пентона, чтобы убедить социальных демократов вступить в нее[592]. 27 января 1978 г. В. Жискар д’Эстен произнес свою знаменитую речь в Верден-сюр-ле-Ду о «правильном выборе» для Франции. 1 февраля 1978 г. накануне выборов было объявлено о создании либерально-центристской федерации Союз за французскую демократию (СФД). ЦСД вопреки первоначальным намерениям вступил в новую федерацию, а его лидер Ж. Леканюэ стал ее председателем.

Назначение Ж. Леканюэ председателем СФД имело под собой веские основания: важная роль ЦСД в правительственном большинстве, относительная неудача ЦСД на парламентских выборах (число его депутатов составило 35, тогда как критическая отметка для создания собственной фракции была в 30 депутатов), желание сохранить ЦСД в рамках единой парламентской фракции СФД, наконец, опасение жискардистов, что их гегемония рискует развалить СФД. В то же время «избрание» главой парламентской фракции республиканца Р. Шино было осуществлено по принципу простого единодушного голосового одобрения и без внутреннего голосования в партиях. Пребывание Ж. Леканюэ, который не был в строгом смысле слова «жискардистом», на посту председателя СФД тем самым уравновешивалось присутствием представителя РП, «жискардиста», во главе единой парламентской фракции.

Создание СФД было положительно встречено большинством избирателей республиканцев и центристов. Согласно опросу СОФРЕС 20 и 25 февраля 1978 г. 56 % их считали создание СФД благоприятным для правящего большинства[593].

На парламентских выборах СФД выставил 378 кандидатов в 474 округах метрополии, к которым теоретически добавлялись еще 345 кандидатур, позиционирующих себя в центре или справа. В первом туре 12 марта 378 общих кандидатов СФД противоборствовали с кандидатами ОПР. СФД получил поддержку 23,89 % избирателей (19,63 % для собственных кандидатур и 4,26 % для других правоцентристских), тогда как ОПР– 22,84 %. По итогам второго тура 19 марта СФД получил голоса 21,4 % избирателей и 137 мест в Национальном собрании. Итоги парламентских выборов для партий СФД выглядели следующим образом: РП имела 71 депутата (ранее было 61), ЦСД – 35 депутатов (в 1973 г. было 28), но президентское большинство уменьшилось с 38 до 33 депутатов. Из других партий: ФКП получила 86 мест, ФСП– 114, ОПР– 154 места[594]. В общем раскладе СФД доля голосов, полученных социальными демократами (согласно партийным данным) составила 5,37 % (1 508 000 голосов), то есть четверть всех голосов федерации. Но большее количество мандатов ЦСД получил на юго-востоке и востоке страны, а также в Эльзасе[595].

Результаты парламентских выборов явили собой новую электоральную реальность для центристов. Цель, заявленная руководителями ЦСД во время учредительного съезда, состояла в том, чтобы за короткий срок привлечь на свою сторону т. н. «промежуточные слои» – независимых рабочих, кадры, инженеров, служащих. Однако действительность оказалась несколько иной. Стратегия Ж. Леканюэ по интеграции в большинство не только привязала социальных демократов к жискаровской политике, но и фактически лишала автономного существования. Более того, как показали результаты выборов, оказалось невозможным на данный момент преодолеть стагнацию электорального влияния центристов. В 1978 г. руководители партии оценивали ее численность в 30 тыс. человек. ЦСД имел 35 депутатов в Национальном собрании, 56 – в Сенате, 62 мэров крупных городов с числом жителей свыше 30 тыс. Социальный состав партии состоял из 75 % саларье, 39 % рабочих, служащих и «средних кадров». В конфессиональном плане в партии насчитывалось 47 % католиков[596].

Согласно опросу, реализованному СОФРЕС накануне выборов, электорат ЦСД давал следующую картину. Во-первых, выделим четкие дифференциации относительно социально-экономической политики: 78 % избирателей ЦСД предпочитали безопасность изменению, 34 % поддерживали национализацию банков, 22 % считали установление СМИГ в 2400 фр. одной из главных мер борьбы с неравенством, 52 % считали французские нравы слишком либеральными, но 44 % считали, что легализация аборта улучшила положение женщины, 68 % высказывались за продолжение европейского строительства, 72 % полагали, что внешняя политика В. Жискар д’Эстена вписывается в деголлевскую линию на национальную независимость, наконец, 73 % были хорошего мнения о политике США в мире. Из этого опроса следовало, что избиратели ЦСД сдержанно оценивали либеральную политику президента, делая акцент на социальные проблемы, вызванные реформами, но также сдержанно относились к инициативам Союза левых сил. Зато ощутимой выглядела поддержка внешней политики Жискара и выражение симпатий в отношении США. Их общий настрой оставался весьма консервативным, что следовало также из конфессиональной принадлежности избирателей.

Во-вторых, ЦСД, несомненно, был светской партией. Снижение влияния католических настроений отражало общий процесс секуляризации французского общества. Из 100 опрошенных избирателей ЦСД 43 % называли себя практикующими католиками, 11 % практикующими католиками от случая к случаю, 41 % не соблюдали религиозных обрядов, 2 % принадлежали к другой религии, 3 % были вовсе неверующими. Таким образом, было бы неверным называть ЦСД, как ранее МРП, католической партией. Хотя французский историк Ф.-Ж. Дрейфюс называет социальных демократов «партией католического и сельского электората»[597], это не означает полного тождества. Поскольку на селе традиционно сильно влияние религии, чем в городе. Крестьянин вполне мог быть правоверным католиком и консерватором, но отнюдь не всегда клерикалом и реакционером. Другой исследователь – П. ван Кемсеке – считает, что ЦСД не был клерикальной партией, хотя его отношения с церковью были хорошими, и партия, видимо, пользовалась ее поддержкой на местах. Но при этом большинство католиков не голосовали за ЦСД: в 1978 г. только 18 %, тогда как за ОПР 54 %, за социалистов 15 %[598].

В-третьих, электорат социальных демократов давал значительный плюрализм в плане восприятия других политических культур. 2 % избирателей ЦСД симпатизировали умеренным левым, 52 % симпатизировали центру, 33 % умеренным правым, 10 % правым, 1 % крайне правым. Партийные симпатии разделились следующим образом. 10 % избирателей ЦСД предпочитали ФСП, 16 % Движение левых радикалов (МРЖ) и правых радикалов, 53 % избирателей предпочитали РП, 16 % предпочитали голлистов[599]. Как отметил социолог Ж. Жаффре, комментируя данные опроса,13 % избирателей, симпатизирующих ЦСД и радикалам, предпочитали формулу существующего большинства, 51 % высказывались за его расширение в сторону социалистов, а 23 % за создание коалиции между СФД и ФСП[600]. Иными словами, избиратели социальных демократов продолжали балансировать между правым и левым центром в зависимости от политической конъюнктуры.

В 1979 г. другая анкета французских социологов К. Исмаль и Р. Кейроля, распространенная среди участников съезда СФД, в том числе делегатов от ЦСД, показала более детальную картину. 32 % делегатов от ЦСД признавали, что их доходы составляют более 10000 фр. в месяц. 47 % представителей ЦСД имели высшее образование. Данные показатели свидетельствовали о некотором росте «элитарности» социальных демократов. 55 % делегатов ЦСД заявили о себе как о практикующих католиках. Можно отметить «феминизацию» ЦСД сравнительно с «Демократическим центром» (19 % против 12 % в прежние годы, из которых 27 % составляли домохозяйки и 9 % пенсионерки). Возрастная структура была подобной структуре «Демократического центра» с небольшими изменениями: примерно равный процент молодежи до 35 лет (17 %), рост числа лиц в возрасте более 55 лет (38 % против 34 %).

Социо-профессиональный состав делегатов ЦСД также свидетельствовал об «обуржуазивании» партии. Снижается количество рабочих (до 2 %) и крестьян (также до 2 %), равно как и число служащих (до 4 %), представителей смежных профессий и учителей (до 17 %), число глав предприятий (до 7 %, особенно в сфере торговли и ремесленничества). Зато растет число представителей либеральных профессий (с 7 % до 14 %), высших кадров и профессуры (с 19 до 30 %). В целом они составляют 44 % делегатов съезда против 26 % во времена «Демократического центра». Но в то же время группа высших кадров включает меньше половины (47 %) саларье частного сектора, значительное число функционеров (29 %) и профессуры (24 %), что сближает ЦСД с социалистами[601].

Эту картину можно дополнить комментариями П. ван Кемсеке, который отметил, что большинство социальных демократов имеют высшее образование и занимают высокие социальные позиции в отличие от МРП. Также отсутствует прямая связь с профсоюзами ФДКТ и ФКХТ, что было присуще МРП и в меньшей степени «Демократическому центру», хотя отмечены контакты с Национальным советом французского патроната, Всеобщей конфедерацией мелких и средних предприятий[602].

Исходя из данных упомянутого опроса, 58 % членов ЦСД по-прежнему позиционировали себя в левом центре. Не случайно ЦСД в момент своего основания говорит о своей принадлежности к левому центру и в обосновании такого позиционирования выдвигает на первый план две основы своей программы: социальную справедливость и свободу. Но словам Ж. Барро, речь в данном случае шла о «подлинном демократическом и социальном центризме, сконцентрированным на глубинных целях трансформации общества, близком к реформистскому социализму»[603]. Стремление быть в левом центре нашло выражение в дебатах на учредительном съезде в Лионе, когда прозвучал лозунг стать «левым народным крылом большинства», и когда Ж. Леканюэ в заключительной речи апеллировал к народным слоям общества. «Мы не представляем самые привилегированные социальные категории, – говорил он. – Мы представляем независимых и наемных рабочих. Это центральный избирательный корпус, из которого мы вышли, то есть рабочие, крестьяне, мелкие торговцы, кадры, мелкие промышленники, либеральные профессии, все те, кто живет своим трудом, своими горестями и своими усилиями (…). Наша миссия – выражать их стремления к социальной трансформации через большую справедливость»[604]. Правда, необходимо отметить, что данный демарш находил весьма слабое подтверждение в социальном облике членов ЦСД, приведенном выше, особенно по части непривилегированных категорий. К тому же вступление ЦСД в СФД привело к большей интеграции социальных демократов в правоцентристское большинство и размежеванию с социалистами. Данное обстоятельство позволяет утверждать о завершении правого разворота христианской демократии и позиционировании ЦСД как правоцентристской партии не только стратегически, но и на электоральном уровне. Тем не менее, ответственные руководители социальных демократов, например А. Дилижан, периодически продолжали озвучивать иллюзии относительно сближения с социалистами или создания с ними социал-демократической партии[605].

Итоги парламентских выборов 1978 г. продемонстрировали победу правящего большинства. Но в то же время они закрепили разделение страны на четыре блока (голлисты, жискардисты, социалисты и коммунисты), что свидетельствовало о крахе президентской идеи «управлять из центра». У В. Жискар д’Эстена было большинство в стране, но не было большинства в парламенте. Объединив правый центр в рамках СФД, Жискар упустил левый центр, который остался верен социалистам.

23-24 апреля 1978 г. состоялся политический совет ЦСД. Рассматривалось два варианта руководства партией ввиду назначения Ж. Леканюэ председателем СФД: созыв внеочередного съезда для выборов нового председателя, определение одного из вице-председателей как рупора движения вместо Ж. Леканюэ. Политический совет выбрал второе решение. Ж. Леканюэ, оставаясь председателем СФД, передал часть своих полномочий председателя ЦСД Б. Стази (официальный рупор) и А. Дилижану (генеральный секретарь), чтобы сосредоточиться на организационном становлении СФД. Было отмечено, что ЦСД будет «левым крылом» СФД и будет олицетворять левый центр, поддерживая правительство и президента[606].

Однако в жискардистских кругах создание СФД как избирательного картеля мыслилось как первый шаг на пути к формированию более тесной федерации партий. На национальном конвенте СФД в июле 1978 г. генеральный секретарь федерации М. Пентон попытался придать новый импульс интеграции партий, поддерживавших президента. В своем выступлении он подчеркнул два урока прошедших парламентских выборов: победа Жискара как арбитра, предложившего «правильный выбор» для страны, и хороший счет СФД. По его мнению, теперь СФД должен проделать путь от простого «избирательного пакта» к «федерации партий». На съезде были созданы специальные комиссии исследований и рабочие группы по подготовке предложений в различных вопросах политики[607].

Такая постановка вопроса вызвала некоторые опасения (доктринальные и стратегические) со стороны руководства ЦСД. Не случайно в октябре 1978 г. А. Дилижан подчеркивал: «Большинство французов являются социально, а не либерально настроенными. Правительство еще не преуспело в определении своей социальной политики с большим социальным проектом, направленном на полное уважение людей и семьи». Эта же идея прослеживалась в докладе Р. Партра об экономической ситуации, сделанном на политическом совете ЦСД 7 октября 1978 г., в котором выражалась поддержка правительственной политики, но проскальзывала сдержанность по отношению к либеральным мероприятиям Р. Барра[608].

Последнее имело под собой серьезные основания. Начиная с 1978 г. в экономической политике правительства можно отметить явно выраженный «либеральный поворот», выразившийся в освобождении промышленных цен, повышении ряда тарифов на услуги, стимулировании экономической активности, то есть свертывании различных форм государственного регулирования. «Программа Блуа», обнародованная Р. Барром в январе 1978 г., помимо продолжения политики социальных гарантий, призвана была поддержать покупательную способность населения, то есть не допустить дальнейшего роста безработицы и инфляции. В этом ключе социальные демократы сделались своего рода гарантами продолжения и сохранения активной социальной политики, что нашло отражение в некоторых технических мерах правительства: учреждении дополнительных семейных пособий, децентрализации (весьма слабой, но дававшей местным коллективам дополнительные финансовые средства для обустройства территории), экологических мероприятиях, планах профессиональной подготовки молодежи, повышении заработных плат. Правительство фактически простилось с идеей достижения полной занятости, признав необратимый характер роста безработицы. Одновременно была начата структурная перестройка промышленности и стимулирование развития новых технологий.

В 1978 г. в политическую декларацию СФД под давлением социальных демократов было внесено требование социальной справедливости (которое, правда, диссонировало с требованием восстановления основных экономических равновесий, внесенного республиканцами)[609]. Выбор Б. Стази как разработчика доклада по проблеме занятости (представлен на обсуждение в СФД в феврале 1979 г.) отражал влияние социальных демократов в этой области.

Установив хорошие отношения с Р. Барром, социальные демократы в целом поддерживали его политику. Но эта «дружба» с Барром влекла за собой дальнейший поворот христианской демократии к либерализму. Он прослеживается как в деятельности министров-членов ЦСД после 1978 г. (например, Р. Монори), так и в серии публикаций. Можно заметить, что ЦСД постепенно становится на четко выраженные позиции социального либерализма. Поддерживая либерализацию цен, осуществленную правительством Р. Барра, Ш. Давиль отмечал ее позитивные эффекты: «Прежде всего, дать возможность наиболее передовым предприятиям развиваться через конкуренцию в ущерб менее способным, и восстановить таким образом их маржу самофинансирования и их собственные фонды. Затем дать потребителям, благодаря постоянному сопоставлению спроса и предложения, лучший продукт или лучшую услугу по равной цене, без искусственного повышения стоимости жизни. Наконец, посредством этого воздействия на торговую борьбу подготовить наших производителей к международным рынкам». В такой политике акцент должен быть сделан на развитие «здоровых предприятий» в регионах, когда единственным критерием остается рентабельность и стабильность рабочих мест[610]. В дискурсе ЦСД уделяется больше внимание ценностям, близким к жискардизму: безопасность граждан, защита окружающей среды, экология. Социальные демократы в этот период по-прежнему активно реагируют на политику в области занятости или регулирования роста цен. Но в то же время повседневные нужды отодвигают на второй план размышления о природе режима V Республики, критику биполярности и разделения страны на правый и левый блоки[611].

ЦСД активно поддерживал европейскую политику Жискара. Но в 1979 г. список СФД на выборах в Европейский парламент ведет С. Вей, а не Ж. Леканюэ, отстраненный от него по желанию Жискара[612]. Сам Жискар так писал по этому поводу в своих мемуарах: «Дискуссия была по-человечески деликатной. Очевидно, что Жан Леканюэ, председатель движения, хотел вести список. Но он был изолирован в своем желании. Большинство руководителей во главе с Мишелем Понятовским рекомендовали символическую личность, далекую от знаменитой дискуссии генерала де Голля и Жана Леканюэ о Европе в 1965 году, которая символизировала бы обновление. Они сменяли друг друга около меня, чтобы побудить поддержать выбор в пользу Симоны Вей»[613].

27-28 января 1979 г. состоялся политический совет партии, посвященный предстоящим выборам в Европейский парламент. Накануне совета членам партии были разосланы анкеты с целью выявить их мнение относительно европейской интеграции. Большинство опрошенных высказались за отдельный список ЦСД. Однако под давлением руководства СФД было решено сформировать общий список конфедерации, что было поддержано 62 % членов совета. При этом было поставлено четыре условия поддержки: 1) консолидация экономического и институционального опыта Сообщества; 2) развитие новых совместных политик, трансформация Общего рынка в «рынок Сообщества» с отказом от главенства принципов «laissez-faire»; 3) создание эффективных и демократических институтов – Европейский совет должен определять основные ориентации европейской политики и способствовать совместным действиям за пределами договоров; усиление исполнительных функций Комиссии, наделив ее правом инициативы, а также передать Европейскому парламенту часть законодательных полномочий в социально-экономической области; 4) создание Европейского союза[614].

В этот период П,СД уделяет повышенное внимание внешнеполитическим проблемам, что проистекало из общего обострения международной обстановки и поворота к новой конфронтации между СССР и США. «Экспансионистская политика СССР, продолжающееся усиление его военного могущества, его растущие посягательства на права человека заставляют задуматься, особенно после вторжения в Афганистан, о серьезной угрозе свободному миру», – говорилось в резолюции политического совета партии. Чтобы противостоять таким устремлениям Советского Союза, социальные демократы предлагали продолжить диалог с Востоком при активном участии Франции, поддерживали бойкот летних Олимпийских игр 1980 г. в Москве, требовали вывода советских войск из Афганистана, призывали возродить «климат доверия» посредством продолжения сокращения вооружений и контроля над ними, поддерживали усилия правительства в области укрепления национальной обороны, развития связей с союзниками, углубления сотрудничества между странами ЕЭС. Социальные демократы призывали консолидировать и закрепить успехи ЕЭС, достигнуть «новой солидарности» в области энергетики, промышленности, социальной сфере, региональном развитии. По их мнению, такая консолидация сообщества позволит осуществить его расширение на разумном этапе», избегая поспешности из-за риска слабости институтов. Вступление Португалии и Испании в Сообщество рассматривалось ими как «политический императив», соответствующий достижению «лучшего равновесия между Севером и Югом Сообщества, в котором Франция занимала бы центральное место. Что касается проблем Ближнего Востока, то ЦСД признавал право Израиля на безопасность, но в то же время выступал за гарантию границ, право палестинских арабов на свою родину, существование Ливана как суверенного государства. Общая линия ближневосточной политики должна вписываться в рамки Кэмп-Дэвидских соглашений и мира между Израилем и Египтом, заключенных в 1979 г. Наконец, уделялось внимание странам «третьего мира», страдавшим от экономического кризиса. ЦСД призывал оздоровить диалог «Север-Юг», организуя «новые отношения солидарности» между Европой, Африкой и Средним Востоком[615].

22-24 февраля 1980 г. состоялся III съезд ЦСД в Страсбурге. На нем присутствовало около 3 тысяч делегатов, представлявших 30 000 членов партии. В начале работы съезда было оглашено письмо поддержки Р. Барра. Сам съезд был посвящен проблеме атлантической солидарности и европейской обороне, что было логичным на фоне развернувшихся во Франции дискуссий и роста международной напряженности. Во внутренней политике, как заметил Ж. Леканюэ, «пришел час центра». Три основные линии дискуссий прослеживались в докладах и обсуждениях: 1) Роль ЦСД в СФД. Ж. Леканюэ отметил свободный выбор социальных демократов в их желании вступить в СФД. По словам Б. Стази, обе структуры необходимы друг другу, тем более, что по итогам парламентских выборов без поддержки федерации ЦСД вряд ли имел бы 35 депутатов в Национальном собрании. 2) Контуры внутренней политики. А. Дилижан подчеркивал общие социально-экономические проблемы всех западных стран (занятость и рост цен, а также последствия второго «нефтяного шока»), считал необходимым дальше поддерживать правительство Р. Барра в его усилии по оздоровлению, критиковал предложения левых сил. 3) Внешняя политика, которая заняла господствующее место. Ж. Леканюэ требовал продолжения политики разрядки и европейской интеграции. Отдельная ремарка А. Дилижана поясняла нюансы позиций социальных демократов, обвиняемых их политическими противниками в чрезмерном атлантизме: «Если атлантизм означает, что мы являемся верными лагерю свободы, нашим союзам, Атлантическому пакту, который принимают даже европейские компартии, тогда мы являемся атлантистами. Но если атлантизм означает, что мы хотим создать нечто вроде протектората в руках американцев, тогда мы не являемся ими». Важным моментом в выступлениях руководителей партии на съезде стало воскрешение ссылки на христианскую демократию, что связано, возможно, с большим представительством европейских и латиноамериканских партий на съезде и представительством социальных демократов в общеевропейских структурах.

По итогам работы съезда был обновлен мандат Ж. Леканюэ как председателя партии (92 % голосов), хотя часть активистов выступила в пользу избрания таковым Б. Стази, который стал «делегированным председателем», сохранив прежние обязанности. А. Дилижан остался генеральным секретарем партии. Четырьмя вице-председателями стали Ж. Бриан, Ж.-М. Дайе, П. Шьель, Ж.-П. Абелен. С точки зрения последующей истории христианской демократии знаковым можно назвать появление в руководстве партией Ф. Байру[616].

С сентября 1980 г. ЦСД открыл кампанию поддержки избрания В. Жискар д’Эстена второй срок. 29 ноября 1980 г. состоялось специальное собрание политического совета партии на тему перспектив второго президентства. В итоговой резолюции были зафиксированы три желаемые ориентации будущего президентства. В области экономики – политика в пользу занятости, солидарность в вопросе доходов, развитие мелких и средних предприятий и экономические полномочия регионов. В области внутренней политики – развитие демократической жизни, восстановление роли парламента, широкая региональная децентрализация и развитие ассоциативной жизни. В области внешней политики – гарантия безопасности Франции через развитие и углубление европейской интеграции[617].

С поражением В. Жискар д’Эстена на президентских выборах в мае 1981 г. завершается жискардистский этап существования французской христианской демократии, который имел важные последствия в плане обретения единства и интеграции в либерально-центристский полюс. Социальные демократы сохранили свое присутствие на политической сцене, но, приняв жискаровскую стратегию, оказались поставлены под контроль жискардизма (что закреплял назначение Ж. Леканюэ председателем СФД). Вступив в СФД, христианская демократия вынуждена была интегрировать в его программу свои ценности и ориентиры, адаптируясь и находя компромисс с либерализмом. Ее программа конкретизируется, становится более конъюнктурной и более либеральной. Единственное, что позволяло ее явно отличать от жискардизма, это апелляция к истокам и приверженность социальному реформизму. В конечном итоге, это, действительно, позволило им остаться социальным крылом правительственного большинства. Как и в 1974 г., христианская демократия в 1981 г. поддержала Жискара, отказавшись от выдвижения собственного кандидата. Но поражение Жискара на выборах возродило прежние дискуссии и стремление вновь обрести свою автономию. Последнее выразилось в смене руководства партии и поиске национальной фигуры, способной конкурировать на президентских выборах с кандидатами других политических сил.

Часть III