Хроники былого и грядущего — страница 297 из 497

Арвинд Моустас откликнулся на письмо Эйриса, но не сумел, либо не захотел покинуть армию, которая шла к столице. Вместо этого он предложил встретиться со своим «приближённым человеком», который, в данный момент, присутствовал в Королевской Гавани.

«Он будет говорить от моего лица. И все его слова — что мои собственные. Как именно вы решите проблему, так я и поступлю», - вспомнились Таргариену строчки письма.

Теперь, с момента, как Рейгар убил Вариса, ему приходится самому читать свои письма.

Голос Верховного Апостола был звучен и словно бы окутывал собеседника. Но почтения в нём не слышалось. Йордан говорил с королём также, как и со всеми остальными. Напрямую.

«Как с каким-то простолюдином!», - обожгло болезненный разум Эйриса.

Нет, он конечно помнил, что когда-то, в старые времена, Верховный септон мог поспорить своей властью с королём. Во время «Восстания Святого воинства» весь Вестерос короткое время был вынужден жить по законам главы веры, «первого после Семерых». Но эти времена давно прошли.

Потом же, когда Святой Вере запретили иметь свои войска... тогда Верховный септон из серьёзной фигуры стал очередным советником, не более.

Сейчас Йордан обращался к нему так, словно Таргариен был одним из прихожан. Всего лишь простым человеком. Не королём.

«Кто дал тебе это право?», - возникла жёсткая улыбка на лице Эйриса. Его давно нечищеные, жёлто-чёрные зубы показались между губ. Но мужчина стерпел подобное унижение. Хочет быть равным? Будет!

- Зачем всё это, апостол? И почему именно здесь?! Я не хотел встречи в Красном Замке, потому что как раз надеялся на её тайну!

Йордан обернулся. Он был одет в простую белую рясу с рукавами чуть ниже локтя. На миг мужчина остановил на Эйрисе оценивающий взгляд, потом вскинул голову, прислушиваясь к глухому гомону толпы так, словно это был шум первого после долгой засухи дождя. Он был безбород, как почти весь ближний круг Моустаса. Лицо у Филиппа было широким, словно у крестьянина, и на удивление молодым.

«Сколько же тебе лет?», - невольно задумался Таргариен.

- Слушай! - прошипел апостол, указывая рукой в сторону площади, откуда доносилось одно единственное имя:

«Небесный Клинок! Небесный Клинок! Небесный Клинок!»

- Я не гордец, Ваше Высочество, но их преданность моему господину трогает меня до глубины души.

Несмотря на нелепый драматизм сцены, Эйрис поймал себя на том, что присутствие этого человека вызывает в нём чувство благоговения. На миг у короля снова закружилась голова.

- Я недостаточно терпелив, апостол. Всё моё естество требует твоего наказания за доставленные мне неудобства. Ты слышал, что сделали с северянами. Не мог не слышать. Они осмелились требовать от меня выдать свою кровь! Казнить моего сына! Каково им теперь, смотреть на нас из-за лика своих деревьев?!

Таргариен расхохотался, отчего длинная и нечёсаная грива волос рассыпалась по его лицу.

- Говори, ради чего я приехал сюда! И говори быстро, пока у меня не кончилось терпение. Я прощу твою наглость, но лишь на первый раз и в качестве доброй воли. Что хочет Моустас за своё предательство?

Филипп выдержал паузу, затем обаятельно улыбнулся. Он начал спускаться по ступеням.

- Переговоры. Вот что просил меня провести мой Бог - «Небесный Клинок». Но больше всего мне хотелось лично взглянуть тебе в глаза, король.

«Опять эта фамильярность!»

Однако, почему-то слова мужчины усилили замешательство, овладевшее Таргариеном. Выбили его из себя и даже не дали возможность сполна ощутить гнев. Эйрису, ещё до прихода сюда, следовало понять, что встреча с Верховным Апостолом окажется для него настоящим испытанием.

«И ведь даже не на кого было переложить эту задачу!»

- Скажи, - произнёс Йордан, - ты ведь действительно хотел убить Арвинда Моустаса? А потом и Тайвина Ланнистера? Планируешь ли ты сжечь Королевскую Гавань Диким огнём, если не получится выиграть в войне?

«Откуда он знает?!» - отступил король на шаг назад.

- Что?! Глупости! - Эйрис слышал, как на миг дрогнул его голос.

- Нет? - наклонил Филипп голову.

- Я оскорблен столь низкими подозрениями... - Таргариен с удивлением и страхом осознал, что... начал оправдываться. Да ещё и перед кем?!

Гнев вновь ударил в его голову, но как только король открыл свой рот, то... столкнулся с крайне необычной реакцией на свои последние слова.

Хохот апостола был внезапен, громок и достаточно звучен, чтобы заполнить собой огромный зал «Небесного Храма». Эйрис задохнулся от изумления. Вспышка его гнева также быстро улетучилась. Чтобы священнослужитель вёл себя настолько неподобающе?!

«Даже служки Моустаса не позволяют себе такого!» - он уже хотел было грозно прикрикнуть на своего собеседника, либо и вовсе развернуться, позвав стражу и приказав нарезать этого ублюдка на куски, но внезапно осознал смысл его поступка.

Таргариен понял, что Филипп позволил королю на миг заглянуть в свою душу, показал истинные эмоции. Но зачем? Ответ предельно прост. Всё это - толпы фанатичных горожан, требование встретиться здесь, в «Небесном Храме», даже скандирование имени «Небесного Клинка» - было преднамеренной грубой демонстрацией.

«Я сильнее тебя, - говорил Моустас, устами своего апостола. - Я знаю все твои тайны и секреты, твоя ложь не спрячет за собой правду».

«Этого не может быть! - шокировано округлились глаза короля. - Что будет с нашими договорённостями?!»

- Тогда прими мои извинения, король, - небрежно обронил Йордан. - Похоже, нынешнее восстание оказалось отравлено лживыми слухами, не так ли?

«Он пытается меня запугать... Ублюдок ничего не знает и поэтому пытается меня запугать! У меня есть все шансы!»

Эйрис продолжал хранить зловещее молчание. Ему подумалось, что он всегда обладал большим умением ненавидеть, чем Рейгар. Его не по летам развитый сын бывал свирепым, даже жестоким, но неизменно возвращался к той стеклянной холодности, которая так нервировала его окружение. С точки зрения Эйриса, ненависть должна была отличаться двумя основными качествами: устойчивостью и неукротимостью.

Что за странная привычка - вдруг осознал король, - эти краткие экскурсы в характер его сына. Когда, интересно, Рейгар успел стать мерилом для глубин его сердца?

- Мне нужен ответ. Поддержит ли меня Арвинд Моустас на этой войне? Его сил хватит, чтобы ударом в спину закончить это восстание, убить Баратеона, Аррена, Талли, Ланнистера и Старка. Взамен я дам ему титул Хранителя Запада. Помогу войсками, если будет нужно подавить недовольство региона! Да он и сам справится с ним!

Таргариен не выдержал и сорвался на крик.

- Другим способом он никогда не достигнет такого величия! И пусть между нами были разногласия, но я закрою на них глаза! Ради будущего и ради династии! Пусть сокрушит моих врагов и получит величайшую награду, которую не сможет даже представить..!

Король застыл, поражённый своей щедростью. Его разум в очередной раз сделал поворот на сто восемьдесят градусов.

- Что ты скажешь на это, апостол? Достойная награда для твоего хозяина? Чего ещё ему надо? Если у меня будет дочь, дай Семеро... то я готов отдать её ему. Или сын... Визерис может взять в жёны его бастардку. Вот на какие унижения я готов пойти!

- Хорошо, - всего одно слово заставило Эйриса пошатнуться. «Хорошо»? Что это значит?

Филипп сделал шаг вперёд.

- Но никакое сотрудничество не начинается без первого шага. Докажи, что сдержишь слово. Выполни нашу просьбу: отправь Элию и её детей в Дорн.

Таргариен странно ухмыльнулся, отчего его длинная, достающая до пояса, неухоженная борода дёрнулась, словно петля палача.

На какой-то миг тишина обрушилась на них, лишь привычный шум улицы мешал течению мысли.

- Пойдём, Эйрис,- наконец торжественно произнёс Верховный Апостол. - Переговоры окончены.

И король внезапно понял, какое счастливое свойство характера вознесло этого человека на такую высоту: способность наделять святостью любой момент жизни и одним словом внушать благоговение простому люду.

- Пойдём... Послушаешь, что я скажу моему народу, - махнул Йордан рукой, направляясь к воротам.

Но за время их краткого диалога, гул тысячи голосов, скандирующих имя «Небесного Клинка», стал меняться. Сперва почти нечувствительно, но потом всё более и более определённо. Он преобразился.

В крики.

Очевидно, безымянный капитан ревностно исполнил приказ короля.

Эйрис победно улыбнулся. Наконец-то он почувствовал себя ровней этому оскорбительно сильному человеку.

- Слышишь, апостол? Теперь они выкрикивают моё имя!

- Воистину, - загадочно произнёс Филипп. - Воистину.

***

Армия давно стала продолжением моей руки и опыт этот нельзя было просто взять и забыть, как нельзя было и потерять. Хоть каждый регион и имел своего грандлорда, но все они, кто добровольно, а кто не очень, склонили свои головы перед моим мастерством.

И я принял их, а после повёл вперёд. Мы продвигались по Речной дороге и вот-вот должны были дойти до Королевского тракта, когда меня настигло письмо Эйриса.

Король в очередной раз словил приступ безумия, - вздохнул я, читая эти строки. Неужели он верит, что я готов буду предать всё, ради чего так долго работал? Ударить в спину всем своим людям, предать их, понадеявшись, что Таргариен сдержит своё слово? Этот лживый кусок дерьма?!

Едва не разорвал в гневе письмо, но вместо этого в голове возникла иная идея, которая понравилась мне даже больше. Спешно написал послание главе храма в Королевской Гавани - Филиппу Йордану, достаточно компетентному и умелому мужчине. Да что уж там, я даже назначил его, в своё время, ещё в Новиграде, Верховным Апостолом.

Это... солидная должность. Каких-то особых преимуществ за собой не несёт, но здорово повышает чувство собственной важности. В принципе, он заслужил это звание, народ Филипп заводить умеет, это уж точно.

Обязал его принять предложение Эйриса, но потребовать уступки: освободить Элию с детьми и отправить её в Дорн. Хоть Роберт и согласился, с горем пополам, что моя идея, подразумевающая, что «таргариеновские выродки» останутся в живых, достаточно удачна, но лично я опасался. Мало ли как может сложиться вся ситуация?