Пес снова глянул на меня – на сей раз, как мне показалось, саркастически.
Из темноты за спиной Следопыта выступил Одноглазый, меч его был занесен для удара. Проклятье! Я даже не заметил, как он подкрался. И без всякого колдовства.
Я выдал Одноглазого, дернувшись от изумления, – Следопыт и его псина обернулись. Обоих появление колдуна удивило. Пес вскочил, вздыбив шерсть, потом повернулся так, чтобы держать нас обоих в поле зрения, и снова опустился на землю.
Но тут столь же незаметно появился Гоблин. Я улыбнулся. Следопыт глянул через плечо, глаза его задумчиво сузились, как у человека, сообразившего, что шулеры, с которыми он сел играть, хитрее, чем ему казалось.
– Очень хочет к нам, Костоправ, – хихикнул Гоблин. – Повели его вниз.
Рука Следопыта дернулась к сумке. Псина зарычала. Следопыт закрыл глаза, а когда открыл, то уже полностью овладел собой. Улыбка вернулась.
– Костоправ, да? Так я нашел Крепость?
– Нашел, приятель.
Медленно, чтобы никого не встревожить, Следопыт вытащил из сумки сверток – двойник того, который я получил утром, – и протянул мне. Я засунул сверток за пазуху:
– Где ты его взял?
– В Весле.
Он рассказал такую же историю, как и первый вестник. Я кивнул:
– Не близкий свет.
– Верно.
– Придется его вести вниз, – сказал я Одноглазому.
Тот понял меня. Мы столкнем вестников лицом к лицу и посмотрим, не полетят ли искры. Одноглазый ухмыльнулся. Я взглянул на Гоблина. Тот не возражал.
Никому из нас Следопыт не понравился. Не знаю почему.
– Пошли, – сказал я.
Вставая, я оперся на руку, которой держал лук. Следопыт глянул на мое оружие, открыл было рот, но от реплики удержался – словно узнал его. Я усмехнулся, отворачиваясь. Может, он подумал, что попал к Госпоже в лапы?
– Иди за мной.
Следопыт пошел. Гоблин и Одноглазый следовали за нами, но вещей новоприбывшего они не взяли. Пес ковылял рядом, уткнувшись носом в землю. Прежде чем зайти в пещеру, я озабоченно глянул на юг: когда же вернется Эльмо?
Следопыта и дворнягу мы посадили в камеру и приставили охрану. Они не возражали. Растолкав дрыхнувшего без задних ног Масло, я отправился к себе, попытался заснуть, но проклятый пакет беззвучно вопил на столе.
Я вовсе не был уверен, что хочу прочесть его содержимое, но пакет победил.
7Второе письмо(Из послания)
Боманц глянул в прорези теодолита, навел диоптр на верхушку Великого кургана. Потом отступил, заметил угол, развернул одну из приблизительных полевых карт. Именно в этом месте он откопал секиру теллекурре.
Если бы только описания Оккула были не столь туманны. Тут, вероятно, стоял фланг их строя. Ось строя должна быть параллельна остальным – значит Меняющий и его рыцари должны были стоять вон там. Проклятье!
Земля в этом месте чуть бугрилась. Это хорошо – грунтовые воды меньше повредят погребенные предметы. Но вот подлесок… Падуб. Шиповник. Ядовитый плющ. Особенно ядовитый плющ. Боманц ненавидел это вездесущее растение. От одной мысли о нем волшебник начинал чесаться.
– Боманц!
– Что? – Он обернулся, поднимая грабли.
– Эй, спокойно! Не бушуй, Бо.
– Да что с тобой такое? Что за привычка подкрадываться? Это не смешно, Бесанд. Или мне граблями с твоей морды идиотскую ухмылку содрать?
– Ой какие мы сегодня злые!
Бесанд был тощим стариком, примерно ровесником Боманца. Плечи его горбились, голова выдавалась вперед, точно он вынюхивал след. По рукам змеились толстые синие вены, кожу испещряли печеночные пятна.
– А ты чего ожидал? Кидаешься на людей из кустов…
– Кустов? Каких кустов? Тебя, часом, не совесть мучает, Бо?
– Бесанд, ты пытаешься подловить меня с незапамятных времен. Что бы тебе не бросить эту затею? Сперва меня пропесочила Жасмин, потом Токар скупил у меня все, что мог, так что мне придется откапывать новый запас, а теперь я еще с тобой любезничать должен? Сгинь, я не в настроении.
Бесанд ухмыльнулся широко и криво, обнажив частокол гнилых зубов:
– То, что я тебя не поймал, Бо, не значит, что ты невиновен. Это значит только, что я тебя не разоблачил.
– Если я виновен, то ты, должно быть, полный кретин, раз за сорок лет не поймал меня за руку. Ну какого черта ты не можешь облегчить жизнь нам обоим?
– Скоро я у тебя с шеи слезу, – хохотнул Бесанд. – Меня выгоняют на пенсию.
Боманц оперся на грабли и внимательно поглядел на стражника. Бесанд исходил кислой вонью боли.
– Правда? Сочувствую.
– Верю. Может, у моего сменщика хватит ума взять тебя за жабры.
– Расслабься. Хочешь знать, что я делаю? Прикидываю, где полегли рыцари теллекурре. Токар требует шикарных вещей, а это лучшее, что я могу для него добыть, не забираясь на курганы и не давая тебе повода меня повесить. Подкинь-ка лозу.
Бесанд протянул ему раздвоенный ивовый прут.
– Курганы грабить, да? Это не Токар ли тебе предложил?
В позвоночник Боманца вонзились ледяные иглы. Это был не простой вопрос.
– Никак остановиться не можем? После долгого приятельства, может, хватит уже играть в кошки-мышки?
– Я развлекаюсь, Бо.
Бесанд тащился за ним аж до заросшего пригорка.
– Надо будет тут все расчистить. Руки никак не доходят. Людей нет, денег тоже нет.
– Не можешь расчистить сейчас? Я покопаться хочу. А тут плющ ядовитый.
– Ох, обходил бы ты стороной плющи, Бо, – съехидничал Бесанд. Каждое лето Боманц с проклятьями прокладывал себе дорогу сквозь многочисленные ботанические бедствия. – Так насчет Токара…
– Я не веду дел с нарушителями закона. Это мое твердое правило. Ко мне уже больше никто не подкатывает.
– Уклончиво, но принимаю.
Лоза в руках Боманца дернулась.
– Я увяз в бараньем дерьме. По самые уши.
– Точно?
– Гляди, как прыгает. Наверное, их всех в одну яму свалили.
– Так насчет Токара…
– Ну что насчет него, будь ты проклят? Хочешь повесить его – вперед! Только предупреди, чтобы я мог найти себе перекупщика не хуже.
– Не хочу я никого вешать, Бо. Я тебя хочу предупредить. В Весле ходят слухи, что он из воскресителей.
Боманц выронил лозу и со всхлипом вдохнул:
– Правда, что ли? Воскреситель?
Надсмотрщик смерил его внимательным взглядом:
– Просто слух. Болтают всякое. Я подумал, тебе будет интересно. Мы вроде как не чужие друг другу люди.
Боманц поднял оливковую ветвь.
– Да вроде как. Честно говоря, мне он и намеком не обмолвился. О-ох! Обвинение-то тяжелое. – И обдумать его нужно хорошенько. – Только не говори никому, что я нашел. Этот ворюга Мен-Фу…
Бесанд снова хохотнул. Его веселье имело могильный привкус.
– Любишь свою работу, да? Изводить людей, которые не могут дать сдачи?
– Поосторожнее, Бо. А то загребу для допроса.
Бесанд развернулся и пошел прочь. Боманц состроил рожу ему вслед. Конечно, Бесанду нравилась работа – она позволяла корчить из себя диктатора. Можно делать что угодно и с кем угодно, не неся никакой ответственности.
После того как Властелин и его приспешники пали и были погребены в Курганье за барьерами, которые возвели величайшие из чудотворцев своего времени, указом Белой Розы на границе могильника поставили Вечную Стражу, неподотчетную никому. В обязанность ей вменялось предотвратить воскрешение не-мертвого зла в Курганье. Белая Роза знала людскую натуру. Всегда найдутся те, кто увидит выгоду в служении Властелину или попробует его использовать. Всегда найдутся поклонники зла, стремящиеся освободить своего героя.
Воскресители появились едва ли не раньше, чем проросла трава на курганах.
«Токар – воскреситель? – подумал Боманц. – Словно других забот мне мало. Теперь Бесанд разобьет лагерь у меня на шее».
Боманц не хотел будить древнее зло. Он просто намеревался связаться с одним из лежащих под курганами, чтобы пролить свет на кое-какие из древних тайн.
Бесанд уже скрылся из виду. Теперь утащится к себе в хибару. Так что будет время провести несколько запретных наблюдений. Боманц установил теодолит на новом месте.
Курганье выглядело не особенно страшным – только очень заброшенным. За четыре сотни лет погода и растительность перестроили некогда замечательное сооружение. Курганы и жуткий ландшафт вокруг них почти скрылись под кустарником. У Вечной Стражи уже не хватало сил на поддержание порядка. Надсмотрщик Бесанд вел отчаянный арьергардный бой с самим временем. На Курганье ничего толком не росло. Кустарник был корявым и низким, но очертания курганов таяли в нем, как менгиры и фетиши, сковывавшие Взятых.
Боманц потратил всю свою жизнь, определяя, кто в каком кургане лежит, чей курган где стоит и где расположены менгиры и фетиши. Главная карта, его шелковое сокровище, была почти завершена. Он почти мог пройти лабиринт. Он подошел так близко к разгадке, что одолевало искушение попробовать еще до того, как все будет полностью готово. Но Боманц не глупец. Он собирается подоить очень брыкучую корову, и ошибки быть не должно. С одной стороны ему угрожает Бесанд, с другой – ядовитое древнее зло.
Но если ему удастся… О, если бы ему удалось связаться и выведать тайны!.. Человеческий кругозор расширился бы необозримо.
Он станет величайшим из живущих магов. Его слава разнесется по всему миру. Жасмин получит все, за отсутствие чего бранила мужа. Если он сумеет связаться.
Сумеет, черт возьми! Ни страх, ни старческая немощь уже не остановят его. Еще несколько месяцев – и последний ключ будет у него в руках.
Боманц так долго жил своей ложью, что нередко лгал сам себе. Даже в минуты особой искренности он никогда не признавал, что самым важным мотивом была его интеллектуальная привязанность к Госпоже. Именно она заинтриговала его с самого начала, та, с кем он хотел связаться, та, что делала бесконечно интересными старые книги. Из всех повелителей времен Владычества она самая загадочная, самая легендарная, наименее историчная. Некоторые ученые называли ее величайшей красавицей в мире, утверждая, что, раз увидев эту женщину, человек становился ее рабом до смерти. Кое-кто говорил, что именно она была движущей силой Владычества. Некоторые признавались, что их источники – не более чем романтические бредни. Остальные не признавались ни в чем, хотя явно привирали. И еще студентом Боманц был очарован Госпожой.