Я подал ей письма из Весла, содержанием которых не делился еще ни с кем. Душечка показала:
– Любопытно.
– Прочти, – предложил я.
Времени на чтение ушло немало. В комнату заглядывал Лейтенант, раз от разу все нетерпеливее. Душечка закончила, посмотрела на меня:
– Ну?
– Эта история – самое сердце тех документов, которых мне не хватает. Именно за этой историей я охочусь и еще кое за чем. Душелов дала мне понять, что секрет оружия, которое мы ищем, скрыт в этом рассказе.
– Рассказ не закончен.
– Да. Но разве подумать над ним не стоит?
– У тебя есть какие-нибудь мысли насчет того, кто писал их?
– Нет. И никакого способа выяснить. Разве что отправиться на поиски этого писателя. Или писательницы. – На самом деле у меня имелись кое-какие подозрения, но… одно невероятнее другого.
– Письма поступают регулярно и быстро, – заметила Душечка. – После стольких лет.
Мне показалось, что одно из моих подозрений пришло в голову и ей – «после стольких лет».
– Гонцы полагают, что писались эти послания в течение долгого времени, а отправлялись одно за другим.
– Интересно, но не слишком полезно. Пока мы не получили остальных писем.
– Но поразмыслить над ними не мешает. Особенно над концовкой последнего. Не могу ничего разобрать. А понять надо. Это может оказаться важным. Если только эта белиберда предназначена не для того, чтобы сбить с толку тех, кому письмо может попасть в руки.
Душечка вытащила последний лист, глянула на него. Лицо внезапно озарилось.
– Это язык жестов, Костоправ, – объяснила она. – Буквы. Видишь? Говорящая рука показывает буквы.
Я глянул через ее плечо. Теперь я увидел – и ощутил себя неимоверным идиотом, что не догадался сам. Как только появился ключ, слова прочитались легко.
Это мое письмо может оказаться последним, Костоправ. Я должен сделать кое-что, и риск очень велик. Шансы против меня, но я обязан попытаться. Если вы не получите завершающего письма, о последних днях Боманца, вам придется забрать его самим. Один экземпляр я спрячу в доме колдуна, как написано здесь. Второй – вы найдете в Весле, у кузнеца по имени Песок.
Пожелайте мне удачи. К нынешнему времени вы, должно быть, нашли уже безопасное убежище. Я не пытался бы выгнать вас оттуда, если бы от этого не зависела судьба всего мира!
Подписи опять не было.
Мы с Душечкой воззрились друг на друга.
– Какие мысли? – спросил я. – Что мне делать?
– Ждать.
– А если следующих писем не будет?
– Идти и искать.
– Гм…
Ужас. Весь мир ополчился против нас. Налет на Ржу привел Взятых в состояние мстительной ярости.
– Это великая надежда, Костоправ.
– Курганье, Душечка. Только Башня может быть опаснее.
– Отправимся вместе?
– Нет! Тобой мы рисковать не можем. Ни при каких обстоятельствах. Восстание переживет потерю одного старого лекаришки. Без Белой Розы ему кранты!
Душечка крепко обняла меня, отстранилась, вздохнула:
– Я не Белая Роза, Костоправ. Та уже четыре века мертва. Я Душечка.
– Наши враги зовут тебя Белой Розой. Наши друзья зовут тебя Белой Розой. В имени есть сила. – Я изобразил несколько букв. – В этом все дело. В имени. Ты должна быть тем, кем тебя зовут.
– Я Душечка, – настаивала она.
– Для меня – может быть. Для Молчуна. Еще для нескольких наших. Но для всего мира ты Белая Роза, надежда и спасение.
Мне пришло в голову, что имени-то у нее и нет. Того, что носила Душечка, прежде чем прибилась к Отряду. Для нас она осталась Душечкой, потому что так ее звал Ворон. Знает ли она свое истинное имя? Если и так, это уже не важно. Она в безопасности. Она последняя из живущих, кто его помнит. В разграбленной войсками Хромого деревушке, где мы нашли ее, вряд ли велись записи рождений.
– Иди, – велела она. – Смотри. Думай. И надейся. Скоро ты где-нибудь отыщешь нить.
22Равнина Страха
Пришли наконец те, кто бежал из Ржи на трусливом летучем ките. Мы выяснили, что Взятые с равнины все же выбрались и буйствуют теперь из-за того, что уцелел лишь один ковер. Атака будет отложена до той поры, пока ковры не заменят. А из всех волшебных предметов ковер – едва ли не самый сложный и дорогостоящий. Наверное, Хромой долго будет объясняться перед Госпожой.
Я привлек к разросшемуся проекту Одноглазого, Гоблина и Молчуна. Я переводил. Они выискивали подлинные имена, сводили их в таблицы. Зайти в мою комнату стало почти невозможно. А жить в ней – уж и вовсе никак, потому что Гоблин и Одноглазый здорово поцапались за пределами Душечкиной безмагии. И теперь постоянно держали друг друга за глотку.
У меня начались кошмары.
Как-то вечером я поставил перед колдунами задачу. Отчасти потому, что нового гонца так и не было, отчасти – чтобы они не свели меня с ума.
– Возможно, мне придется покинуть равнину, – сказал я. – Вы можете что-нибудь сотворить, чтобы я не привлекал особого внимания?
Меня засыпали вопросами. Я отвечал честнейшим образом. Они так хотели отправиться со мной, словно поход на запад уже был делом решенным.
– Черта с два вы со мной пойдете, – отрубил я. – Тысяча миль с этаким грузом дерьма? Да я покончу с собой, еще не выбравшись с равнины. Или кого-то из вас пришибу.
Гоблин пискнул, изображая смертельный ужас.
– Подойдешь хоть на десять футов, – предупредил Одноглазый, – в ящерицу превращу.
Я фыркнул:
– Ты еду в дерьмо едва превращаешь.
Гоблин закудахтал:
– У коров и цыплят получается лучше. Пользуйся их навозом.
– Откуда в тебе столько слов, недомерок? – рявкнул я.
– Склочным он стал к старости, – заметил Одноглазый. – Рюматизьм, наверно. Есть у тебя рюматизьм, Костоправ?
– Если он не уймется, то будет мечтать о ревматизме, – пообещал Гоблин. – Мало мне с тобой разбираться. Но ты хоть предсказуем.
– Предсказуем?
– Как времена года.
Они опять взялись за свое. Я бросил на Молчуна умоляющий взгляд. Сукин сын не обратил внимания.
На следующий день ко мне приковылял самодовольно ухмыляющийся Гоблин:
– Мы кое-что придумали, Костоправ. На случай, если ты надумаешь прогуляться.
– И что?
– Нам твои амулеты понадобятся.
Два амулета они подарили мне еще давно. Один служил, чтобы предупреждать о приближении Взятых. Работал он надежно. Второй амулет был, естественно, защитным, но он еще и позволял нашим колдунам определять на расстоянии, где я нахожусь. По нему следил за мной Молчун, когда Душелов послала нас с Вороном устроить засаду Хромому и Шепот в Облачном лесу, в то время как Хромой пытался перейти на сторону мятежников. Давно, далеко. Воспоминания юного Костоправа.
– Хотим внести несколько исправлений. Чтобы тебя нельзя было обнаружить магически. Давай сюда. Потом придется выйти наружу, проверить их.
Я прищурился.
– Ты пойдешь с нами, – объяснил он, – и мы попробуем тебя найти.
– Да? А мне кажется, это просто попытка выбраться за пределы безмагии.
– Может быть. – Он ухмыльнулся.
Душечке эта идея, однако, понравилась. На следующий вечер мы с колдунами брели вверх по ручью, обходя Праотца-Дерево.
– Что-то он выглядит встревоженным, – заметил я.
– Во время стычки его задело заклятие Взятого, – пояснил Одноглазый. – Ему очень не понравилось.
Дерево зазвенело. Я остановился, оглядел его. Должно быть, ему несколько тысяч лет. На равнине деревья растут медленно. Что за истории он мог бы поведать!
– Пошли, Костоправ! – позвал Гоблин. – Старик не разговаривает. – Он скривился в своей лягушачьей улыбке.
Слишком хорошо они меня знают. Знают: когда я вижу нечто древнее, тут же принимаюсь гадать, сколько оно повидало. Ну их всех к бесам!
В пяти милях от Норы мы свернули от ручья на запад, в пустыню, где кораллы особенно густы и опасны. Я полагаю, их там до полутысячи разновидностей, сросшихся в почти непролазные пестрые рифы. Выступы, выросты, ветви кораллов взмывали ввысь футов на тридцать. Я всегда поражался, как их ветер не ломает.
Одноглазый объявил привал на окруженном кораллами песчаном пятачке.
– Достаточно. Здесь мы будем в безопасности.
Меня он не убедил. По дороге за нами следили скаты и стервятникообразные. А этим тварям я никогда не доверюсь полностью.
Давным-давно, после битвы при Чарах, Отряд пересек равнину с запада на восток. Я видел тогда ужасные вещи. И не могу избавиться от воспоминаний.
Гоблин с Одноглазым то склочничали, то занимались делом. Мне они напоминали веселых ребятишек. Постоянно что-то ковыряют, лишь бы руки занять. Я лег на спину и принялся глядеть на облака. И вскоре заснул.
Разбудил меня Гоблин. Он вернул мне амулеты.
– Теперь поиграем в прятки, – заявил он. – Мы тебе дадим фору. Если все в порядке, то найти тебя не сможем.
– Замечательно! – возмутился я. – И долго мне тут бродить, неприкаянному? – Но я просто скандалил. Нору я найти сумею. Мелькнула идея жестоко разыграть колдунов, двинув прямиком туда.
Но мы не в игрушки играем.
Я пошел на юго-запад, к утесам, и за западной тропой спрятался в роще неподвижных бродячих деревьев. Вылез только после темноты и пошел в Нору, раздумывая, что же случилось с моими спутниками.
Придя на место, я перепугал часового:
– Гоблин и Одноглазый пришли?
– Нет. Я думал, они с тобой.
– Были. – Озабоченный, я спустился вниз, чтобы посоветоваться с Лейтенантом.
– Пойди и отыщи их, – приказал он.
– Как?
Он посмотрел на меня точно на недоумка.
– Оставь амулеты здесь, выйди за границу безмагии и жди.
– А… Ладно.
Я снова вышел и, чертыхаясь, побрел вдоль ручья. Ноги болели. Не привык к долгим прогулкам. Вот и хорошо, надо привести себя в форму, на случай если судьба заставит в Весло пешком идти.