– Просто женщина.
– Значит, ничего особенного? А может быть, близкий друг?
– Кое-что особенное в ней есть. На свой лад.
– Понимаю. Попроси Молчуна зайти.
Я снова поднялся, молча кивая. Она не задерживала меня, пока я не начал открывать дверь.
Она приказала сесть – я подчинился. Душечка осталась на ногах.
– Ты думаешь, что я холодно отношусь к новостям, – показала она, расхаживая по комнате. – Тебе неприятно, что я встретила весть о том, что Ворон жив, без особенной радости.
– Нет. Я думал, это потрясет тебя. Взволнует.
– Не потрясло. Я ожидала чего-то в этом роде. Расстроило – да. Когда открываются старые раны, очень больно.
Я изумленно смотрел, как она мечется.
– Наш Ворон. Он так и не вырос. Неколебим как скала. Лишен малейших следов обезволивающей совести. Силен. Хитер. Жёсток. Жесток. Все это, и сверх того. Так? Так. И трус.
– Что? Как ты можешь…
– Он сбежал. Много лет назад его жена оказалась замешана в каких-то махинациях с Хромым. Думаешь, он попытался узнать правду, во всем разобраться? Нет, он убивал. И записался в Черный Отряд, чтобы убивать. Он бросил двух младенцев на произвол судьбы.
Душечка кипела. Она раскрывала тайны, выплескивая наружу то, что я знал прежде лишь по смутным, расплывчатым намекам.
– Не защищай его, – говорила она. – Я не преминула выяснить. Он бежал из Черного Отряда. Ради меня? Это был повод, а не причина. Он боялся привязанности. Почему он подобрал меня в той деревне? Чувствовал себя виноватым оттого, что бросил собственных детей. Я была безопасным ребенком. И, оставаясь ребенком, я оставалась безопасной – вклад капитала чувств. Но я выросла, Костоправ. И все эти годы для меня не существовало другого мужчины.
А мне следовало догадаться. Я ведь видела, как он отталкивал людей, едва те пытались сблизиться с ним не на его условиях. Но после того кошмара, что он сотворил в Можжевельнике, показалось, что я смогу вернуть его. Когда мы бежали на юг от Госпожи и Отряда, я призналась ему в своих чувствах. Открыла копилку, где хранила мечты с тех самых пор, как начала думать о мужчинах.
И он переменился. Он походил на перепуганного зверя в клетке. Когда появился с остатком Отряда Лейтенант, Ворон тут же успокоился. А через пару часов был уже «мертв».
У меня уже тогда возникли подозрения. В глубине души я все знала. Только поэтому я сейчас не превратилась в тряпку, как ты ожидал. Ты знаешь, что иногда по ночам я плачу. Я плачу по детским мечтам. Потому что они не умирают, хотя я бессильна воплотить их. Я плачу, потому что не могу осуществить единственное свое настоящее желание. Понимаешь?
Я вспомнил Госпожу, вспомнил ее судьбу и кивнул. Ответить было нечего.
– Я сейчас снова расплачусь. Уходи. Пожалуйста. И пришли сюда Молчуна.
Искать Молчуна не понадобилось – он ждал в зале совещаний. Я посмотрел заходящему в ее комнату колдуну в спину, раздумывая, мерещится мне или это предвидение.
Душечка дала мне немало поводов для размышлений.
43Пикник
Стоит установить крайний срок – и время летит к нему стремительно, как будто лопнула перетянутая пружина в часах Вселенной. Четыре дня коту под хвост – фьють! А ведь я почти не тратил времени на сон.
Мы с Ардат трудились как проклятые. Она читала вслух, переводя с листа. Я записывал, пока руки не сводила судорога. Иногда меня сменял Молчун.
Ради проверки я подсовывал ей уже переведенные документы, особенно те, над которыми мы работали со Следопытом. Нередко встречались расхождения.
На четвертое утро я напал на след. Мы возились с одним из списков. Званый вечер с такими гостями в наше время назывался бы подготовкой к войне или самое меньшее к бунту. Имя за именем. Господин Такой-то из Оттуда-то, с госпожой Такой-то, шестнадцать титулов, из них действительности соответствуют четыре. К тому времени, когда герольды объявляли последнее имя, гости должны были скончаться от старости.
И где-то в середине списка Госпожа на мгновение сбилась.
«Ага! – сказал я себе. – Что-то близко». Я навострил уши.
Чтение продолжалось как ни в чем не бывало. Через несколько минут я уже не был уверен, что не померещилось. Разумно предположить, что насторожившее ее имя – не то, что она произносила в тот момент. Она вынуждена была подстраиваться под скорость моего письма. Ее глаза далеко обгоняли мою руку.
Но ни одно из имен в списке не показалось мне знакомым.
Я собрался позже просмотреть список еще раз, в одиночестве, надеясь, что Госпожа что-то пропустила.
Но не вышло.
– Перерыв, – сказала Госпожа после полудня. – Я хочу чаю. Костоправ, ты будешь?
– Обязательно. И хлеба ломоть.
Я царапал бумагу еще с полминуты, прежде чем сообразил, что произошло.
Что? Сама Госпожа подает мне чай? А я ей машинально приказываю? Меня перекосило. Насколько же она вжилась в роль? И насколько ее играет? Она небось уже который век не заваривает себе чай. Если вообще это когда-то делала.
Я встал, собираясь пойти за ней, но у выхода замер.
В пятнадцати шагах по коридору, под слабой до скаредности лампой, Госпожу прижал к стенке Масло. Нес какую-то ерунду. Почему я не предусмотрел этого – понятия не имею. Сомневаюсь, что и Госпожа предусмотрела. Вряд ли с ней обходились подобным образом.
Масло был настойчив. Я хотел было развести их, потом раздумал. Не рассердить бы ее своим вмешательством.
Тихие шаги с другой стороны. Эльмо. Застыл. Масло был слишком занят, чтобы нас заметить.
– Надо что-то сделать, – прошептал Эльмо. – На кой нам такие проблемы?
Госпожа не проявляла ни беспокойства, ни испуга.
– Думаю, она справится сама.
Масло получил однозначное «нет». Но не принял отрицательного ответа. Попытался лапнуть.
Получил за наглость мягкий шлепок. Это его только разозлило. Он решил взять желаемое силой. Мы с Эльмо уже двинулись вперед, когда Масло исчез в водовороте пинков и тумаков, из которого тут же вывалился на грязный пол, правой рукой держась за живот, а левой – за правую. Ардат двинулась дальше, нимало не смутившись.
– Я говорил, что она справится.
– Напомни, чтобы я не переходил границы. – Эльмо ухмыльнулся и похлопал меня по плечу. – Но лежа она хороша, нет?
Будь я проклят, если не покраснел. Моя глупая ухмылка только подтвердила подозрения Эльмо. Да ну его к бесу – все равно не переубедить.
Масло мы затащили ко мне в комнату. Я думал, его стошнит, но он удержался. Я проверил кости – не сломаны ли; нашел лишь несколько ушибов.
– Он твой, Эльмо, – сказал я, заметив, что старый сержант уже готовится к выступлению.
Эльмо взял Масло под локоток и проговорил:
– А пройдем-ка ко мне в кабинет, рядовой.
Когда Эльмо начинает учить уму-разуму, с потолка земля сыплется.
Вернувшись, Ардат вела себя так, точно ничего и не случилось. Возможно, она не заметила, что при инциденте присутствовали мы с Эльмо.
– Может, устроим перерыв? – спросила она через полчаса. – Выйдем на свежий воздух? Прогуляемся?
– Хочешь, чтобы я пошел с тобой?
Она кивнула:
– Надо поговорить. Без свидетелей.
– Ладно.
Честно говоря, когда я отрывал нос от бумаги, меня охватывала клаустрофобия. Путешествие на запад напомнило мне о прелести пеших прогулок.
– Ты голодна? – спросил я. – Или дело слишком серьезно, чтобы устроить пикник?
Идея ее сначала удивила, а потом очаровала.
– Отлично. Идем.
Мы отправились на кухню и в пекарню, набили припасами корзину и вышли наверх. Не знаю, как Госпожа, а я прекрасно видел ухмылки приятелей.
На всю Нору приходится одна дверь. В зал совещаний, за которым расположены личные покои Душечки. Ни у меня, ни у Ардат не было даже занавески в дверном проеме. Все решили, что мы ищем уединения на просторах. Как же! Наверху соглядатаев не меньше, чем под землей. Просто они не люди.
Когда мы вышли, до заката оставалось часа три, и солнце ударило нам в глаза. Жестоко. Но я ожидал этого. А вот Госпожу следовало предупредить.
Мы побрели вдоль ручья молча, наслаждаясь чуть терпким воздухом. Пустыня молчала. Даже Праотец-Дерево не издал ни звука. Даже ветерок не вздыхал в кораллах.
– Ну? – выговорил я наконец.
– Мне надо было выйти. Стены смыкались. А от безмагии только хуже. Я чувствовала себя беспомощной. Это гложет разум.
– Понятно.
Мы обогнули мозговой коралл и наткнулись на менгира. Наверное, один из моих старых приятелей, потому что он отрапортовал:
– Чужаки на равнине, Костоправ.
– Правда? Какие чужаки, каменюга?
Менгир промолчал.
– Они всегда такие? – спросила Госпожа.
– Бывают хуже. Ну, безмагия слабее. Тебе лучше?
– Мне стало лучше, как только мы поднялись наверх. Это место – врата ада. Как только вы можете жить здесь?
– Тут, конечно, паршиво, но это – дом.
Мы вышли на прогалину. Госпожа замерла.
– Что это?
– Праотец-Дерево. Ты знаешь, что о нас думают там, внизу?
– Знаю. Пусть думают. Назовем это защитной окраской. Это и есть твой Праотец-Дерево? – указала она.
– Он самый. – Я подошел к нему вплотную. – Как поживаешь, старик?
Я задавал этот вопрос уже полсотни раз. Дерево, даже такое примечательное, остается деревом, разве нет? На ответ я не рассчитывал, но листья зазвенели в ту самую секунду, когда отзвучало последнее слово.
– Вернись, Костоправ! – Требование Госпожи прозвучало властно, жестко и немного нервно.
Я развернулся и промаршировал к ней.
– Выходишь из роли?
Уголком глаза я заметил движение, скользящую тень в стороне Норы, и принялся сосредоточенно разглядывать кусты и кораллы.
– Говори потише. Нас подслушивают.
– Ничего удивительного. – Она расстелила прихваченное нами драное одеяло и уселась; пальцы ног оказались на самой границе прогалины. Потом сняла тряпку с корзины.