Спорили мы на следующий день после битвы. Было еще довольно рано, я плохо выспался, но меня переполняла злая энергия. Я быстрыми шагами мерил лагерь, стремясь выплеснуть ее в ходьбе.
Гоблин дождался, когда я немного успокоюсь, и преградил мне путь. Неподалеку, поглядывая на нас, стоял Молчун.
– Можем поговорить? – спросил Гоблин.
– Я уже все сказал. Никто не захотел слушать.
– Ты слишком упирал на логику. Давай присядем.
Он подвел меня к куче барахла, сваленного неподалеку от костра. Кто-то из наших готовил еду, кто-то играл в тонк. Обычная лагерная жизнь. На меня украдкой поглядывали и пожимали плечами с таким видом, будто тревожились за мой рассудок.
Наверное, если бы год назад кто-либо из них поступил так же, как нынче старина Костоправ, то и я сейчас испытывал бы некоторую неловкость и беспокойство о здоровье товарища.
Меня раздражала твердолобость братьев, но нельзя же копить в себе злость. Тем более что они, послав ко мне Гоблина, показали, что хотят меня понять.
Рядом лениво шлепали картами игроки. Поначалу они сидели тихие и угрюмые, но потом оживились, стали обмениваться былями и небылицами о минувшей битве.
– Так что вчера произошло, Костоправ? – спросил Гоблин.
– Я уже рассказывал.
– Может, повторишь? – мягко попросил он. – Чуточку подробнее.
Все понятно. Он предположил, что длительное пребывание вблизи Госпожи сказалось на моем рассудке, и решил подвергнуть меня легкой психической терапии. Колдун верно угадал – пребывание сказалось. И еще как! Оно мне открыло глаза, и я постарался довести этот факт до Гоблина. Восстановил в памяти события того дня и прибег к умению выражать мысли, которое развил за многие годы работы с Анналами. Я надеялся убедить Гоблина в том, что моя позиция рациональна и моральна, а позиция всех остальных – нет.
– Видел, что он сделал в Весле, когда один из тех парней попытался зайти Капитану со спины?
Картежники болтали о Вороне. Я как-то совсем про него позабыл. Я насторожил уши и выслушал несколько баек о его свирепом героизме. Если им верить, то Ворон минимум по разу спас жизнь каждому бойцу Отряда.
– А где он сейчас? – спросил кто-то.
Многие пожали плечами. Кто-то предположил:
– Погиб небось. Капитан отправил команду, чтобы собрать наших мертвецов. Может, завтра увидим, как его хоронят.
– А что с его девчонкой?
– Найди Ворона – найдешь и ее, – фыркнул Эльмо.
– Кстати о девчонке. Видели, что случилось, когда мятежники накрыли второй взвод какими-то оглушающими чарами? Жуткое было зрелище. Все кругом валятся, как трава под косой, а ей хоть бы хны – знай глазенками удивленно хлопает да трясет Ворона за плечо. Тот очухался, вскочил и попер на врага. И так она весь взвод перетрясла да разбудила. Словно ее магия не берет.
– Может, потому что глухая? – предположил кто-то. – Вот и не услышала заклинаний.
– Поди теперь узнай, так оно или нет. Жалко, если не убереглась. Я уж привык, что она под ногами вертится.
– Да и Ворона жалко. Кто теперь помешает Одноглазому мухлевать?
Игроки рассмеялись. Я посмотрел на Молчуна, который прислушивался к моему разговору с Гоблином, и покачал головой, Молчун удивленно приподнял бровь.
– Они не мертвы, – сообщил я ему пальцевым языком Душечки. Он тоже ее любил.
Молчун встал, зашел Гоблину за спину и приглашающе дернул головой. Захотел поговорить со мной наедине. Я отделался от Гоблина и двинул следом за Молчуном.
Рассказал ему, что видел Душечку, когда возвращался вместе с Госпожой к Башне, и что Ворон, скорее всего, дезертировал, воспользовавшись единственной дорогой, за которой не наблюдали. Молчун нахмурился и пожелал узнать, что сподвигло на это нашего приятеля.
– Почем я знаю? Ты же помнишь, каким он был последнее время. – Про свои видения и сны я упоминать не стал, они теперь казались фантастическими. – Может, мы ему осточертели.
Молчун улыбнулся, давая понять, что не верит ни единому моему слову. Он изобразил на пальцах:
– Причина должна быть серьезной. Что тебе известно?
Он был уверен, что я знаю о Вороне и Душечке больше, чем любой брат Отряда. Ведь я постоянно охочусь за подробностями чьей-нибудь личной жизни, чтобы занести их в Анналы.
– Мне известно ровно столько же, сколько и тебе. Чаще всего он общался с Капитаном и Рассолом.
Молчун задумался секунд на десять, пошевелил пальцами:
– Оседлай двух лошадей. Нет, лучше четырех. Возьми еды на несколько дней. А я пока расспрошу кое-кого.
Я понял, что возражать бесполезно.
Впрочем, меня вполне устраивало его решение. Еще разговаривая с Гоблином, я подумал о поисках Ворона, но отказался от этого намерения, потому что не видел способа напасть на его след.
Я отправился к пикету, где Эльмо ночью оставил моих лошадей. Как раз четырех. Мелькнула мысль о существовании некой высшей силы, направляющей нас.
Я попросил двух солдат оседлать лошадей, а сам сходил к Рассолу и выклянчил у него еды. Это было нелегко, он требовал личного разрешения Капитана. В конце концов мы заключили сделку: я пообещал особо упомянуть его в Анналах.
Когда я заканчивал торг с Рассолом, подошел Молчун. Мы навьючили припасы, и я спросил:
– Узнал что-нибудь?
Он устало вздохнул:
– Только одно: Капитану что-то известно, но говорить об этом он не желает. Кажется, это больше касается Душечки, чем Ворона.
Я раздраженно крякнул. Одно к одному… Неужели Капитан пришел к тому же выводу, что и я? И это не помешало ему спорить со мной сегодня? Гм… Вот хитрюга…
– Я думаю, Ворон уехал без разрешения Капитана, но с его благословением. Ты не расспрашивал Рассола? – прожестикулировал Молчун.
– Думал, ты сам это сделаешь.
Молчун покачал головой – ему не хватило времени.
– Тогда сходи к нему сейчас. Мне еще надо уладить кое-какие мелочи.
Я зашел в госпитальную палатку, обвешался своим оружием и откопал подарок, прибереженный на день рождения Душечки. Потом отыскал Эльмо и сказал, что желаю получить часть доставшихся нам в Розах денег.
– Сколько?
– Сколько смогу унести.
Он пристально посмотрел на меня, но решил не задавать вопросов. Мы зашли в его палатку и тихо отсчитали деньги. Остальные даже не подозревали об их существовании – те, кто охотился в Розах на Загребущего, надежно хранили тайну. Правда, кое-кто все же удивлялся, как это Одноглазый ухитряется отдавать карточные долги, не выигрывая и не имея времени для любимых махинаций на черном рынке.
Эльмо вышел из палатки вслед за мной. Когда мы разыскали Молчуна, тот уже сидел в седле, а остальные лошади были снаряжены.
– Конная прогулка? – спросил Эльмо.
– Угу.
Я прикрепил к седлу лук, который мне дала Госпожа, и уселся верхом.
Эльмо, прищурившись, вгляделся в наши лица.
– Удачи вам, – бросил он, повернулся и ушел.
Я взглянул на Молчуна. Тот зашевелил пальцами:
– Рассол тоже утверждает, что ему ничего не известно. Но все-таки проболтался, что до начала вчерашнего сражения выдал Ворону дополнительные пайки. Он что-то знает, это точно.
Дьявол бы вас всех побрал! Создавалось впечатление, что каждый внес свою лепту в общую кучу слухов и предположений. Следуя за Молчуном, я воспроизвел в уме картину утреннего спора – и обнаружились подозрительные детали. Гоблин и Эльмо тоже о чем-то догадывались.
Иного пути, как через лагерь мятежников, у нас не было. Жаль. Я предпочел бы объехать его стороной. Там клубились густые облака мух – и вонь была им под стать. Когда мы с Госпожой пересекали этот лагерь, он казался чистым. Просто трупы не попались на глаза. В стане погибли и раненые, и обозный сброд – Ревун и на них сбросил шары.
Коней я выбрал удачно. Кроме лошади Пера, прихватил еще трех, той же неутомимой породы. Молчун сразу погнал во весь опор, и было не до разговоров. Лишь когда мы пересекли заваленную камнями полосу, он натянул повод и дал мне знак осмотреться. Хотел узнать, в каком направлении двигался ковер, когда мы с Госпожой приближались к Башне.
Я сказал, что вроде это было на милю к югу отсюда. Молчун передал мне поводья запасных лошадей и медленно поехал вдоль валунов, ощупывая взглядом землю. Я почти не утруждал себя поиском следов – мне не тягаться в этом деле с Молчуном.
Впрочем, тот след я бы заметил легко. Молчун поднял руку, потом указал на землю. Беглецы покинули каменную полосу примерно в том месте, где мы с Госпожой пересекли ее границу, двигаясь в противоположном направлении.
– Хотели выиграть время, а не скрыть свои следы? – предположил я.
Молчун кивнул и посмотрел на запад. Потом с помощью пальцев задал вопрос о дорогах.
Главный тракт, тянувшийся с юга на север, проходил в трех милях западнее Башни; когда-то мы ехали по нему в Форсберг. По идее, им-то и должны были в первую очередь воспользоваться беглецы. Даже в это время суток там достаточно оживленное движение, мужчине с девочкой легко затеряться среди путников.
Но что проглядит обычный человек, того не упустит Молчун. Он был уверен, что сумеет отыскать следы даже на дороге.
– Не забывай, это его страна, – сказал я. – Он знает ее гораздо лучше, чем мы.
Молчун рассеянно кивнул – его данное обстоятельство беспокоило мало. Я взглянул на солнце. У нас осталось около двух часов светлого времени. Хотел бы я знать, на сколько часов беглецы нас опередили.
Вскоре мы выбрались на дорогу. Молчун быстро осмотрел следы, проехал несколько ярдов на юг и удовлетворенно кивнул. Потом поманил меня и пришпорил лошадь.
Мы погоняли не знающих усталости животных час за часом, до заката и после, всю ночь и все утро, направляясь в сторону моря, пока беглецы не остались далеко позади. Привалы были короткими и редкими. У меня ныло все тело – я еще не успел оправиться от пережитых вместе с Госпожой приключений.
Остановились там, где дорога огибала подножие лесистого холма. Молчун указал на проплешину, которая могла послужить удобным наблюдательным пунктом. Я кивнул. Мы свернули с дороги и поднялись на холм.