8Клеймо. После драки
Я выпустил из руки меч, и он воткнулся в пол таверны. В изнеможении я и сам опустился на пол, кашляя от дыма. Кое-как дотянулся до перевернутого стола, оперся. Опасность миновала, но тело запоздало отреагировало на нее. Я был уверен, что на сей раз не выберусь живым из переделки. Если бы мы не заставили мятежников потушить пожар…
Подошел Эльмо, сел рядом, положил руку мне на плечи:
– Ранен, Костоправ? Найти Одноглазого?
– Не ранен, просто выдохся. Ох и давно же мне не было так страшно! Даже успел с жизнью попрощаться.
Он зацепил ногой валяющийся стул, поставил его и усадил меня. Старина Эльмо был моим лучшим другом. Жилистый, крепкий, он не привык унывать. Сейчас его левый рукав был пропитан кровью. Я попытался встать.
– Сиди, – приказал он. – Карман справится.
Карману, моему ученику, было двадцать три года. Черный Отряд состарился, по крайней мере его ядро, люди моего поколения. Эльмо уже за пятьдесят. Капитан с Лейтенантом как раз стоят на полувековом рубеже. Эх, где мои сорок лет?
– Всех накрыли?
– Почти. – Эльмо уселся на другой стул. – На улизнувших охотятся Одноглазый с Молчуном и Гоблином, – сказал он будничным тоном. – Половина мятежников провинции – с первого захода. Неплохо.
– Мы слишком стары для таких проделок.
Солдаты уже заводили пленных в таверну, выбирая тех, кто мог знать что-нибудь полезное.
– Пусть салаги с ними разбираются.
– Они не справятся без нас. – Взгляд Эльмо был устремлен в пустоту, слух ловил отголоски прожитых лет.
– Что-то не так?
Он покачал головой и заговорил, как бы споря сам с собой:
– Чем мы занимаемся, Костоправ? Когда-нибудь придет конец всему этому?
Я не ответил. Он не стал продолжать. Эльмо вообще мало говорит, в особенности о своих чувствах.
– Ты к чему клонишь? – подтолкнул его я.
– Мы в колее. Охотимся за бунтовщиками. Выполняем заказ и сразу беремся за следующий. Помнишь, как мы в Берилле служили синдику, как ловили инакомыслящих? И до Берилла… Тридцать шесть лет кряду одно и то же. И я никогда не был уверен, что поступаю правильно. А сейчас и вовсе…
Это как раз в его духе – лет восемь держать сомнения при себе и только теперь ими поделиться.
– Сейчас мы не в силах ничего изменить. Госпожа нас по головке не погладит, если заявим, что согласны делать только это и это, а вот это – уволь…
У Госпожи нам служилось не сказать что худо. Хотя Черному Отряду всегда доставались самые тяжелые задачи, мы не занимались грязной работой, ее выполняли регулярные войска. Само собой, иногда приходилось наносить упреждающие удары. Изредка и только в силу военной необходимости мы совершали массовые расправы. Но никогда не участвовали в чудовищных преступлениях. Да Капитан и не допустил бы этого.
– Костоправ, дело вовсе не в морали. Какая может быть мораль на войне? Кто сильнее, тот и нравственней. Нет, просто я устал.
– Больше не тянет на приключения?
– Уже много лет назад приключения кончились и началась рутина. И я ей занимаюсь по той единственной причине, что больше ничего не умею.
– Кое-что у тебя получается неплохо.
Эти слова, конечно, не утешили Эльмо, но других я не подобрал.
Валкой медвежьей походкой вошел Капитан. Холодным взглядом оценил нанесенный кабаку ущерб, затем приблизился к нам.
– Сколько пленных, Костоправ?
– Еще не считали. Думаю, взяли почти всю верхушку.
Он кивнул:
– Ты ранен?
– Вымотался. И морально, и физически. Такого страху натерпелся…
Капитан поднял опрокинутый стол, подтянул стул и водрузил на него ящик с картами. К нему присоединился Лейтенант. Немного погодя Леденец притащил Ловкача. Каким-то чудом хозяину таверны удалось выжить.
– Костоправ, у нашего приятеля есть для тебя кое-что.
Я развернул свою бумажку и записал имена, которые назвал Ловкач.
Командиры Отряда погнали пленных на работу – надо было выкопать могилы. Я лениво размышлял, догадываются ли эти люди, что готовят места вечного упокоения для самих себя. Мы не отпустим вражеского солдата, если нет твердой уверенности, что он будет верно служить Госпоже.
Ловкача мы освободили. Придумали легенду, как он ухитрился спастись, и уничтожили всех, кто мог его разоблачить. Леденец даже проявил благородство и убрал из его колодца трупы.
Вместе с Молчуном вернулись Гоблин и Одноглазый, двое наших низкорослых колдунов. Они устроили перебранку. Обмен колкостями – их обычное состояние. Так продолжается уже несколько десятилетий, и причина ссоры – тайна для меня. Капитан недовольно посмотрел на них:
– Сердце или Фолиант?
Сердце и Фолиант – единственные приличные города в Клейме. В Сердце правит король, наш союзник. Госпожа посадила своего человека на трон два года тому назад, когда Шепот убила его предшественника. В народе он не очень-то популярен. По моему мнению, впрочем так и не высказанному, Госпоже следовало бы избавиться от этого прохвоста, пока он не успел навредить.
Гоблин растопил камин – на рассвете в этом краю слишком уж холодно. Колдун опустился на колени и протянул к огню руки, чтобы отогреть пальцы.
Одноглазый покрутился за стойкой и обнаружил чудом уцелевшую кружку с пивом. Выпил одним духом, вытер рот и подмигнул мне.
– А вот и они, – пробормотал я.
– Кто? – оглянулся Капитан.
– Одноглазый с Гоблином.
– А-а. – Он вернулся к работе, не поднимая больше глаз.
В языках пламени перед жабьей физиономией Гоблина нарисовалось лицо. Он не заметил, потому что жмурился от блаженства, поджаривая пальцы. Я посмотрел на Одноглазого. Его единственный глаз тоже был закрыт, физиономия совсем сморщилась, просто складка на складке в тени широкополой шляпы. Очертания лица в огне стали более четкими.
– Э! – На секунду я даже испугался.
Это было похоже на лицо Госпожи. Вернее, на то лицо, которое было у нее при нашей встрече. Тогда, в разгаре битвы при Чарах, Госпожа вызвала меня, чтобы порыться в моем уме и выудить подозрения и догадки насчет заговора среди Десяти Взятых.
Мороз по коже. Я живу с этим страхом уже много лет. Если ей вздумается расспросить меня еще разок, Черный Отряд останется без главного лекаря и летописца. Тайны, что я храню, невероятно опасны, – чтобы они так и остались тайнами, Госпожа целые королевства сотрет с лица земли.
Огненная физиономия выстрелила длинным и тонким, как у саламандры, языком. Гоблин пискнул и подпрыгнул, схватившись за нос, на котором вздулся волдырь.
Одноглазый выпил еще кружку пива и опять занялся своей жертвой. Гоблин зарычал, потер нос и принял прежнюю позу. Одноглазый отвернулся, но так, чтобы видеть Гоблина краем глаза. Он терпеливо ждал, зная, что приятель вскоре начнет клевать носом.
Эта игра началась в незапамятные времена. Когда я вступил в Отряд, оба колдуна уже были здесь. Одноглазый, тот и вовсе успел прослужить целый век. Он действительно очень стар, но подвижностью не уступит человеку моего возраста.
А может, он даже ловчее. С недавних пор я все сильнее ощущаю бремя прожитых лет. Слишком часто задумываюсь о том, что потерял. Я могу смеяться над крестьянами и горожанами, всю свою жизнь проведшими на клочке земли, в то время как сам пересек мир из конца в конец и повидал все его чудеса. Но когда я уйду, после меня не останется ни ребенка, носящего мое имя, ни жены, которая оплакала бы меня. Никто не вспомнит Костоправа, не поставит скромный обелиск над его сырой могилой. И пусть я свидетель и участник великих событий – я не оставлю после себя ничего вечного, за исключением Анналов.
Какое возмутительное тщеславие – писать собственную эпитафию, маскируя ее под историю Отряда!
Похоже, у меня развивается болезненная мнительность. Нельзя ей поддаваться.
Одноглазый сложил на стойке руки чашечкой, ладонями вниз. Он что-то пробормотал и раздвинул кисти. Появился отвратительный паук – величиной с кулак, да еще с пушистым беличьим хвостом. Никто не скажет, что у Одноглазого нет чувства юмора. Паук с черной физиономией Одноглазого, но без повязки на глазу, спрыгнул на пол, подскочил ко мне и криво улыбнулся. Затем он юркнул в сторону Гоблина.
Главная задача любого колдовства, даже вполне честного, – пустить противника по ложному следу. Как, например, в случае с этим пышнохвостым пауком.
Гоблин не дремал. Он лишь притворялся. Когда паук приблизился, коротышка выхватил из огня головню и ударил. Паук увернулся. Гоблин молотил своим оружием, но все тщетно. Мишень металась по полу, хихикая голосом Одноглазого.
В огне опять появилось лицо. Язык стрельнул в Гоблина, у того на заднице задымились штаны.
– Во дает! – восхитился я.
– Чего? – спросил Капитан, не отрывая глаз от карты.
Они с Лейтенантом спорили, какой город сделать базой для операций – Сердце или Фолиант.
Народ уже прослышал о поединке, потянулись желающие взглянуть на очередной раунд.
– Похоже, Одноглазый выиграет, – предположил я.
– Серьезно? – на секунду заинтересовался наш старый медведь.
Одноглазый уже много лет не мог превзойти Гоблина.
Из жабьего рта коротышки исторгся дикий вой. Гоблин схватился за ягодицы и запрыгал на месте.
– Ты, змееныш! – завопил он. – Задушу гада! Сердце вырву и сожру! Я… Я…
Удивительно. Не просто удивительно – поразительно. Гоблин никогда не теряет самообладания. Напротив, в таких поединках он обретает ледяное спокойствие. И тогда изощренный ум противника вынужден придумывать что-то новенькое.
Если Гоблину удается взять себя в руки, Одноглазый решает, что проиграл.
– Успокойте их, пока не поздно, – распорядился Капитан.
Мы с Эльмо вклинились между враждующими сторонами. Угрозы Гоблина были вполне серьезными. Одноглазый застал его в плохом настроении. На моей памяти это случилось впервые.
– Уймись, – сказал я Одноглазому.
Он подчинился, тоже почувствовав, что пахнет неприятностями.
Несколько человек заворчали. Они успели сделать большие ставки. Обычно на Одноглазого никто не ставил и медяка. Всегда было ясно, что победит Гоблин, но на этот раз он выглядел совсем жалко.