К ночи я взмок, как загнанная лошадь, а земляной пол во всем доме был взрыт и перекопан. И только тогда меня осенило, что коли бы отчим запрятал монеты в полу, так в том месте земля была бы мягче. Не стоило копать везде, довольно было лишь проверить на твердость.
Вторая умная мысль: с чего бы отчим вообще стал прятать монеты в доме? Я же всегда поблизости кручусь. А куда он меня не пускал? Верно, в кладовую, где хранились все припасы.
Продолжил поиски я уже с утра, когда выгнал скотину, собрал яйца и выпустил кур на травку. Мне изрядно мешала Филора, всё заглядывала и спрашивала, не нужно ли помочь с чем. Как будто отчим вот прям помогал мне с такими заботами! Будто у меня ни рук, ни ног нету. Хорошо, что Харт ее одернул, мол, не мешай мальчишке, он уже совсем взрослый, даром, что Сфирре пока дары не подносил.
Когда соседка отвлеклась, я протащил заступ в кладовую, сбегал за светочем, потому как кладовая устроена в землянке, и там нет ни единого оконца. Зерно хранится отдельно, но к лету оно обычно заканчивалось, так что я отлично знал, что там не наберется и мешка. Отчим бы не стал прятать монеты там, так как после сбора урожая до земли не сразу и докопаешься.
Я оглядел наши скудные припасы, вздохнул и принялся за работу: залез в каждую кадку, прощупал каждую щель, заодно прибил пару мышей, заглянул в каждый мешок и в каждую бочку. Под конец осталось лишь одно непроверенное место — это двадцативедерная бочка из-под квашеной капусты. Самой капусты там осталось немного, но даже пустая бочка весила больше меня. Отчим славился своей силой. Где еще он спрятал бы монеты, как не под такой бочкой, которую мог сдвинуть только он?
Так что я поднатужился и пихнул бочку. Она даже не шелохнулась. Я уперся ногами и руками, закряхтел, толкнул что было сил. Ничего. Тогда… тогда сделаю иначе! Я взял заступ и начал рыть возле бочки так, чтобы она сама накренилась и упала. И сразу же понял, что верно угадал — тут копалось намного лучше, чем в доме.
Когда яма была готова, я снова навалился на клятую бочку. Ронять легче, чем двигать! И она со стуком, наконец, опрокинулась. Я схватился за заступ, наскоро раскидал землю, да там и немного было, едва ли с ладонь. Сверток! Хотел было его вытащить, да тяжело пошло, потому я стряхнул грязь, едва сдерживая нетерпение. Сколько же монет скопил отчим? Неужто сотню? Аккуратно развернул тряпицу и обомлел.
Это же… Нет, так не бывает. Не может быть!
Я протянул руку и коснулся холодного железа.
Меч! Настоящий меч! Откуда? Откуда он у обычного пахаря? Это ведь нельзя! За такое не то, что высечь, — казнить могут.
Но ладони сами потянулись к нему. Я обхватил жесткую шершавую рукоять и попытался поднять меч. Очень тяжелый! Острие оторвалось от земли, но взмывать вверх отказывалось напрочь. Потом руки затряслись, и я его выронил.
Это не просто меч! Меч для новуса, не меньше. Сколько такой стоит? Уж явно побольше всей нашей деревни. Я таких чисел и не знаю. Да вот беда — продать я его никак не смогу. Даже не знаю, кто бы его взял. К нам приезжают торговцы, да только у них самих в кошелях одна медь. Много ли надо денег, чтоб купить мяса или зерна? В городе, может, и найдутся покупатели, те же новусы, к примеру, только им проще обвинить меня в воровстве и забрать меч задаром.
Я его закопаю обратно. И бочку сверху поставлю. Забуду напрочь о том, что лежит в моей кладовой. Есть такие богатства, которые лишь навлекают беду на людей, и меч как раз из таких.
Когда страх схлынул и я чуток успокоился, то вспомнил, что в свертке лежал не только меч, просто он сразу бросался в глаза и затмевал всё прочее. Пальцы всё еще тряслись, и я кое-как ухватил два кошеля. Один тяжелый, с медью, а второй — и я снова перепугался — с серебром. Отродясь серебра не видывал. Тоже закопать и забыть. У крестьян не должно быть серебра.
В свертке также я нашел книжицу. Еще одна вещь, которой не может быть у пахаря. Кто из нас знал грамоту? Во всей деревне лишь один умел читать и складывать слова — это хранитель корней. Но за книгу хоть не убьют! Так что я решил ее не закапывать. Может, торговцы возьмут ее за пару медяков? Или сколько такая может стоить? Вроде бы невелика, всего с ладонь, узоры в ней красивые, вон и рисунки есть.
И в последний черед я поднял небольшой комочек, завернутый в тряпицу, развернул и увидел ярко-красный камень величиной с горошину. Или то не камень? Под пальцами он немного проминался, будто свежий сыр. Тут уж я вообще не понимал, что это за камень и для чего он.
Словом, отчим оставил щедрое наследство, вот только за большую его часть с меня живьем сдерут шкуру, хотя бы чтоб узнать, откуда такое богатство у отчима и кем он был.
Глава 3
Весь день и всю ночь меня тревожили тяжкие думы. Я таскал воду и думал, поправлял плетень и думал, резал ветки и думал. Хорошо, хоть осталось кое-что с поминального стола — не пришлось стряпать, а то я б настряпал такого, что потом свиньи бы отказались жрать.
Может, отчим, когда бродил по миру, встретил на поляне растерзанного кровавыми зверями новуса? Как и заповедует древо Сфирры, он похоронил усопшего и забрал его добро с собой. Только зачем брать меч? Прибыли с него никакой, а бед он может принести немало. Нет бы прихватить сапоги. На сапогах имени не написано, сапоги нужны всякому. Даже если не по ноге, так их и продать недолго. Или вот, к примеру, котелок. Должен же быть у странствующего новуса котелок? Железо само по себе дорого, будь то меч или кочерга, только котелок не так опасен.
Или всё было иначе. Отчим увидел новуса, который из последних сил отбивался от кровавых зверей. Чтобы спасти несчастного, отчим взял валежину и добил оставшегося волка. Изорванный новус только и успел взять с Тарга клятву, что тот отнесет меч и кошель семье, а сказать, где они живут, уже не смог. Вот и бродил отчим по миру, чтобы отыскать жену и сыновей того новуса, отчаялся и женился на моей матери. Меч хранил и к серебру не притрагивался согласно данной клятве. Но я-то клятвы не давал, а потому могу делать всё, что вздумается.
Хотя на самом деле я уже уразумел, что Тарг сам был новусом. И меч тот его, и серебро его, и книжица та. Потому сразу после свадьбы у нас появились и коровы, и свиньи, и куры, и утварь всякая. Даже пары лет не понадобилось.
Вот только я никак не мог взять в толк, для чего новусу натягивать шкуру пахаря. Как ни пытался, ничего в голову не приходило. И вместе с раздумьями во мне росла злость. Если Тарг и впрямь был новусом, почему он не сделал новусом меня? Почему не научил драться? Почему не наделил небывалой силой? Почему не спас мать? Новусы ведь всё могут!
Я даже ходил на его могилу и долго смотрел на хилый ясеневый росток. Стоит лишь чуть дернуть рукой, и тонкий стволик переломится. И тогда древо Сфирры не примет душу отчима. Придется ему скитаться без утешения и успокоения до конца времен, пока древо Сфирры не погибнет. Но я не тронул росток. Пусть живет. В конце концов, я не был Таргу родным сыном.
А как воротился с кладбища, увидел то, что заставило забыть обо всем.
По главной улице деревни в клубах пыли, пугая мирно клюющих травку кур, неспешно ехали четыре всадника. Огромные кони величаво подымали и опускали тяжелые копыта, не удосуживаясь бросить и косого взгляда на убогие домишки и хлипкие изгороди. Мужчины, покачиваясь в седлах, улыбались и говорили меж собой, не понижая голоса. Они не боялись, что их кто-то услышит.
— Больно тихо для мест, где объявился кровавый зверь! — сказал рыжий, сплевывая сквозь щель в зубах.
— Откуда тут ему взяться? До города рукой подать. Опять со страху драную псину приняли за кровавого волка! — отозвался второй, со шрамом на подбородке.
Я во все глаза рассматривал и богатые попоны на лошадях, во всей деревне такую дорогую ткань можно было найти лишь у хранителя корней, и рукояти мечей, торчащие из поясных ножен, и блестящие кольчуги, проглядывающие из-под сюрко. Вот так выглядят новусы! Вот так они живут! Ездят на дорогих конях, носят дорогую одежду, ничего не боятся и делают, что им вздумается!
— Тогда придется их наказать, — рассмеялся третий, с длинными усами. — Что, мы зря ехали, ноги коням били?
— Нет, — покачал головой самый старший. Его легко можно было отличить от остальных по шлему, похожему на яйцо. Забрало шлема было поднято, но я углядел лишь крючковатый нос. — Слишком близко к городу. Нашумим.
Кто-то донес весточку о гостях старосте, и тот выскочил со двора, как ошпаренная лягушка. Старик кланялся и кланялся, попутно бормоча извинения, что не встретил на околице, что не подготовил пир, что не…
— Будет. Говорят, у вас тут кровавые звери завелись, — спокойно сказал старший всадник.
— Один! Всего один. Но его уже убили, — и староста упал на колени.
Рыжий снова сплюнул:
— Кажись, Дорек был прав. Спутали обычного волка с кровавым.
— Прошу прощения, господа новусы, но мы никак не могли спутать. Мы отрубили ему голову, могу показать.
А новусы, не глядя на старосту, продолжали насмешничать:
— Из-за этого меня сорвали с красотки Бриэль.
— Только зря спешили. Говорил же, надо выждать, пока выжившие крестьяне сами не добегут до города. Так трясутся над своими коровами, что любую шавку кличут кровавой.
Спешили? Это они-то спешили? Я едва не захлебнулся собственной слюной со злости. С похорон отчима прошло уже два дня! А убили кровавого волка днем ранее! От нашей деревни до города полдня пешком, если выйти с рассветом, а верхом и того менее. Да если б Тарг не убил того зверя, мы бы уже остались без стада!
Староста кликнул сына, и тот вынес насаженную на палку голову кровавого волка. Даже сейчас, без тела, без длинных лап и острых когтей, без глаз, выклеванных птицами, она внушала страх. Довольно было лишь глянуть на оскаленную пасть с клыками, как у меня затряслись ноги. Вскрикнули от ужаса бабы, кое-кто из детишек разревелся, а несколько мальчишек подались вперед, чтоб рассмотреть морду поближе. Ну да, они-то не видели волка целиком! И их отцы не бились с ним намертво.