Я оформляю заказ максимально быстро, поэтому платья из разных салонов привезут уже завтра в одно место — ко мне.
Это значит, что мы с невестой Аслана встретимся снова. И, скорее всего, не раз. Нас ждёт плодотворная работа. К счастью, абстрагироваться у меня почти получилось — если не вспоминать о чёрной агрессивной «Ауди», дежурящей у торгового центра.
Сабина — моя последняя клиентка, поэтому, пока она примеряет брючный костюм, который заприметила на стойке, я выключаю электроприборы, убираю ноутбук в сумку и опускаю жалюзи на окнах.
Понедельник выдался адски сложным.
В восемь вечера у меня раскалывается голова и настойчиво урчит желудок. Я мысленно предвкушаю, как окажусь дома, разогрею ужин и лягу спать вместе с Ами. Обычно её болтовня перед сном действует на меня расслабляюще, как таблетка крепкого обезболивающего.
Костюм невесте Аслана приходится по душе — я аккуратно упаковываю его в фирменный пакет, пока девушка забирает верхнюю одежду из примерочной и отзванивается жениху, сообщая, что уже почти закончила.
— Алина, не подскажете, где здесь уборная? — спрашивает Сабина, когда мы подходим к выходу.
— Женская — в левом крыле второго этажа.
— Спасибо! Тогда до завтра?
— Да, до завтра.
Я тепло прощаюсь и беру какао с маршмэллоу в кофейне на первом этаже нашего здания, где после семи практически никого не бывает.
Бариста, привычно кивая, молча готовит мой заказ. Это своеобразный ритуал: выпить горячий сладкий напиток в конце рабочего дня. Кажется, это единственное, что всегда удерживает меня от эмоционального взрыва.
На улице уже стемнело, свет рекламных вывесок лениво переливается на мокром асфальте, а ветер опасно завывает над крышами домов.
Я просовываю руки в рукава пальто, закидываю сумку на плечо и изо всех сил пытаюсь игнорировать автомобиль Аслана с выключенными фарами, стоящий у входа, — до тех пор, пока не врезаюсь в его широкую грудную клетку, забыв посмотреть по сторонам.
Нюховые рецепторы ощутимо обостряются, детально воспроизводя в памяти моменты, которые я предпочла бы навеки стереть, чтобы не терзать себе душу при каждой встрече.
Аромат мужского парфюма — терпкий, с едва уловимыми нотками табака и кедра — мгновенно накрывает с головой, обрывая все связные мысли.
— Осторожно, — Аслан хватает меня за локоть, прижимая к уху телефон и прощаясь с собеседником на другом конце провода.
Немного повертев мобильный в руках, он прячет его в карман расстёгнутой настежь куртки. Под ней — чёрная рубашка и такие же чёрные брюки. Очевидно, дела были действительно серьёзными, потому что раньше молодой гений избегал всякого официоза.
Я высвобождаюсь от захвата, нащупывая почву под ногами, поднимаю взгляд и сталкиваюсь со смесью строгости и удивления, которая качает невидимыми магнитными волнами. Челюсть Аслана чуть напряжена, а взгляд — долгий и пристальный. Он смотрит на меня так, будто анализирует и пишет коды прямо на моём лице.
— Не стоило преграждать мне дорогу, — спокойно отвечаю, делая шаг назад, чтобы вернуть себе хоть какое-то личное пространство.
Холодный ветер треплет волосы и забирается под полы пальто. Даже какао, которое я успела удержать в полёте, не согревает ни окоченевшие ладони, ни пальцы.
— Это ты не заметила, что идёшь прямо на меня.
— А тебе не обязательно стоять здесь, будто охранник у дверей, — продолжаю бесполезный обвинительный диалог, в котором нет правых. — Если что, Сабина скоро подойдёт. Она отлучилась в дамскую комнату.
Я пытаюсь обойти внушительную высокую фигуру, которая с годами приобрела ещё больше мужественности и взрослости, но просьба Аслана догоняет меня и бьёт по ушам сильнее ударного хлыста:
— Алин, — обращается он ровно и достаточно жёстко, чтобы у меня не осталось сомнений: просьба будет не дружеской. — Я не знаю, что ты задумала, но лучше не надо.
Недовольно хмыкнув, я убираю пряди волос, лезущие в глаза. Видимо, речь идёт о нашем сотрудничестве с его невестой.
Прежняя Алина сгорела бы от ревности и сделала какую-нибудь подлость, чтобы отвадить конкурентку. Но нынешняя таковой её не считает.
В принципе, не считает.
— Не волнуйся, это не потому, что я подсыпала ей слабительное, — отвечаю с натянутой улыбкой. — Кстати, у меня будет встречная просьба: не мог бы ты отвадить моего мужа и пресечь любые попытки вашего дальнейшего взаимодействия?
— Зачем?
Аслан растирает ладони и прячет их в карманы. Бросив взгляд на окна торгового центра, я на всякий случай отступаю на ещё один шаг назад.
— Думаю, вряд ли у вас что-то получится.
— По каким критериям ты это оценила? Я не даю контакты тем, с кем мне не интересно партнерствовать.
Сквозняк внезапно подхватывает колкую пыль, и я на секунду зажмуриваюсь. Влад — совсем неглупый, но они с Тахаевым — небо и земля. Это ощущается даже интуитивно.
— Я ничего не скрываю от мужа, — терпеливо поясняю.
— Это похвально.
— Я серьезно. И мне бы не хотелось рассказывать Владу, что у нас с тобой была интрижка, как и ты не сообщил об этом Сабине. Вести дела с бывшим любовником жены для него неприемлемо. Надеюсь, мы поняли друг друга. И уже договорились.
— Нет.
— Нет? — вскидываю бровь.
— Ещё раз, Алина: я не плету интриги, не подставляю людей и уж тем более не собираюсь рушить чужие семьи, — говорит Аслан, перекатываясь с пятки на носок. — Мне просто интересно услышать твоего мужа. Если тебя что-то смущает — можешь рассказать ему о нас лично, хотя вряд ли та интрижка в принципе стоит внимания.
— Ладно, — шумно выдыхаю. — С чего ты взял, что я что-то задумала по отношению к Сабине?
Я едва не скриплю челюстью от того, что он смеет думать, будто до сих пор меня знает. Хоть на десять процентов!
— У неё необычный типаж — я никогда не работала с такими девушками, как она, — сбивчиво продолжаю я. — Уверяю, на вашей свадьбе ты грохнешься в обморок от того, какой красивой будет твоя будущая жена. Благодарить не обязательно. Как и пытаться уличить меня в чем-то прямо сейчас.
Аслан слегка вздёргивает уголки губ. Это сложно назвать полноценной улыбкой, но атмосфера всё же разряжается. Она становится не такой тяжёлой и искрящей, словно мы наконец заключаем шаткое перемирие.
— Что ж, — сдается Тахаев. — Ты не уступаешь, я не уступаю. Значит, будем дружить семьями.
— Почему бы и нет.
— Действительно.
Я чувствую, как дергается скула на моем лице, будто я проглотила целый лимон, и он расплылся по венам кислым ожогом.
Естественно, этого не будет. Но я не позволяю себе испугаться или спасовать. Бурно реагировать — значит доказывать, что я всё ещё неравнодушна.
Совершив вторую попытку оторвать каблуки от асфальта, я делаю глоток какао и тут же расстраиваюсь — напиток успел остыть время короткого ненужного разговора.
— Спасибо за беспокойство и неравнодушие, но мне уже пора, — говорю Аслану напоследок, когда метко отправляю стаканчик в урну.
— Хорошего вечера, Алина.
— Вечер действительно хороший, — подтверждаю кивком головы. — Хотя бы потому, что мне удалось сплавить твоей невесте дорогущий брючный костюм.
Не понимаю, кажется мне или нет, но с каждым шагом к автомобилю, который я оставила сбоку ТЦ, я не могу отделаться от желания почесать участок между лопаток из-за давящего дискомфорта.
Правда, когда я сажусь в салон и устремляю взгляд на центральный вход, Аслана там уже нет.
9
— Цифра восемь похожа на снеговика, — говорит Ами, сидя за кухонным столом и что-то рисуя, пока я занимаюсь приготовлением закусок к приходу Лерки.
Вообще-то, я не звала её в гости.
У меня дел — вагон и маленькая тележка, плюс куча работы, которую я планировала сделать удалённо. Но поскольку подруга недавно рассталась с любимым мужчиной после трёх лет отношений, отказать ей я пока не могу.
К тому же у меня тоже накопились темы для сплетен.
— Да, ты права, — соглашаюсь. — А если восьмёрку положить на бок, то она превратится в знак бесконечности.
На лице Амелии застывает любопытство — кажется, раньше я ей об этом не рассказывала. Приходится судорожно подбирать слова, чтобы доступно объяснить пятилетке, что это значит.
Плюс в том, что у дочери феноменальная память, поэтому лучше сразу не давать ей неверной информации. Если я что-то забываю, то, прежде чем что-то сказать, снова всё изучаю.
Заново. Чёрт возьми, заново — в свои двадцать четыре.
— Это когда всё-всё-всё продолжается и не кончается.
— Никогда?
Получив от меня утвердительный кивок, Ами ненадолго замирает, словно укладывает новый материал по полочкам. Я улыбаюсь, представляя, как усиленно крутятся шестерёнки в её голове.
— Восемь — это твоя любимая цифра? — с интересом спрашиваю.
— Нет, моя — двойка, — отвечает Амелия без раздумий. — Она добрая и спокойная. А ещё не любит быть одна, поэтому всегда идёт рядом с кем-то.
— А единица?
— Не очень. Она строгая и любит командовать. Но если поставить её с ноликом, то становится добрее.
— Почему?
— Потому что вместе они десять, и это больше, чем просто один.
Я умиляюсь, гладя Ами по голове.
— Я бы до такого не додумалась. У тебя удивительная фантазия.
В целом, дочь удивительна для меня во всём.
И это открытие случилось ближе к трём годам, когда она начала резко разговаривать целыми предложениями, показывать характер и с любопытством познавать что-то новое.
Именно тогда пришло осознание, что из общего у нас только внешность.
Ами — настоящий интроверт. Она осторожна, малообщительна и прекрасно чувствует себя в одиночестве, погружаясь в свои мысли и занятия: рисование, конструирование или листание книг с картинками.
Кризис трёх лет прошёл у неё иначе, чем у сверстников.
Мне пришлось учиться с ней ладить, но не потому, что дочь закатывала истерики и валялась на полу в супермаркете, а потому что я — экстраверт до мозга костей и с трудом сдерживаю себя, чтобы оставлять ей личное пространство и не принуждать к разговорам, когда она того не хочет.