Сначала мне кажется, что я здесь одна, но когда срабатывает датчик движения и пространство наполняется не приглушенным, а ярким светом, у окна вырисовывается высокая, хорошо сложенная мужская фигура.
Первый порыв — развернуться и сбежать. Второй — сделать вид, что ничего из ряда вон выходящего не происходит. Но как только я торможу, перебирая варианты, Аслан оборачивается, и становится ясно, что уходить уже бесполезно.
— Всё в порядке?
Я подхожу ближе, впитывая лёгкий, ненавязчивый аромат парфюма и разгоняя мурашки, которые расползаются по коже от низкого и хриплого тембра.
— Да, абсолютно.
Аслан делает шаг вперёд, и я понимаю, что его взгляд задерживается на моём локте — там, где пять минут назад были чужие пальцы.
— Похоже, не совсем. Кто это был?
— Какой-то придурок, который решил самоутвердиться, — передергиваю плечами.
— Ты ему понравилась? — догадывается Тахаев, слегка наклоняя голову набок.
— Разве я могу кому-то не нравиться?
— С этим сложно спорить.
Скрывая накатывающее волнение, я пытаюсь шутить. Судя по тому, как уголки губ Аслана ползут вверх, — мне это удаётся. В его присутствии я чувствую себя защищённее, хотя это странно, потому что то, каким он стал теперь, мне совершенно неочевидно.
Я стала старше, менее взбалмошной и более рассудительной. Сейчас многие из тех вещей, что я делала раньше, кажутся детскими и глупыми. Правда, их уже не отмотать. Приходится убеждать себя в том, что всё определено сложилось к лучшему.
— Думаю, у того мужчины ещё не скоро появится желание радовать женщин широкими жестами, — заключаю. — Особенно замужних. Я достаточно уважаю свой выбор, чтобы расстраивать супруга.
Прохладный воздух на веранде нагревается, становясь жарким, будто из печи.
Аслан не сразу отвечает, но его взгляд становится внимательнее, изучая меня заново. Я тоже изучаю его, хотя давно пора остановиться — границы начинают сдвигаться, и на горизонте уже видна ярко-оранжевая линия, за которой сразу следует красная.
Ее пересекать нельзя.
— Согласен, — мягко усмехается Тахаев. — В противном случае не стоит выходить замуж.
— И жениться, — тут же добавляю. — Если планируешь крутить интрижки на стороне.
— Иногда верность — это вопрос усилий. Но лучше не давать поводов сомневаться в себе и не искать возможностей для сравнений.
Внутри всё сжимается во время странного диалога, в котором мы оба пытаемся доказать друг другу, что ничего не потеряно и никто не проиграл — ни в прошлом, ни в настоящем.
Аслан отвечает ровно и выдержанно, его поза расслабленна и почти равнодушна, руки спрятаны в карманы, но желваки на скулах выдают напряжение, а в тёмных зрачках вспыхивают беснующиеся искры, стремительно обозначая: приближение к красной линии — именно его заслуга.
Со стороны может показаться, что это обычный дружеский разговор, но дружить у нас раньше не получалось. Конечно же, не выйдет и сейчас.
К счастью, неоднозначный зрительный контакт, как и всё остальное, прерывает телефонный звонок.
На экране светится номер Марины. Я выдыхаю, взяв передышку и думая о том, что наедине и без пар нам оставаться категорически нельзя. Это чревато ненормальным сердцебиением и зашкаливающим пульсом.
Попросив у Тахаева минутку, я снимаю трубку и отворачиваюсь к выходу.
— Мам, а где Барри?
В динамике неожиданно раздаётся тонкий голосок Ами. Я судорожно нащупываю кнопку уменьшения громкости, но, судя по пылающей щеке, Тахаев успевает всё-всё услышать.
12
Вопрос о том, где может находиться игрушечная собака в субботу вечером после алкогольного коктейля и неожиданной встречи с Асланом, кажется форменным издевательством, потому что я с трудом могу вспомнить, как меня зовут, не говоря уже о чем-то большем.
— Барри, Барри… — повторяю, как заведённая, потирая ладонью левую щёку, чтобы Тахаев перестал так делать — пилить меня взглядом.
Просто перестал.
Ещё лучше — ушёл, потому что подслушивать чужие разговоры нехорошо.
Вводить его в свою семью и знакомить не только с мужем, но и с дочерью, я не планирую. Совсем не планирую!
У нас не получится дружить. Ни один на один, ни семьями. Никак. Мне тяжело не только видеть Аслана, но и просто дышать с ним одним воздухом. Каждый вдох — словно яд, который медленно растекается по организму, отравляя всё до последней клетки.
— Ами, посмотри, пожалуйста, в прихожей на подоконнике, — прошу, сконцентрировавшись. — Кажется, когда мы собирались в сад, ты посадила Барри наблюдать за нами с улицы.
Топот детских ног отзывается вибрацией в грудной клетке. Я люблю отдыхать от домашних обязанностей и материнства, но это не мешает мне скучать по Амелии почти круглосуточно.
Сейчас её компания пришлась бы очень кстати.
Мне хочется телепортироваться в спальню, взять книгу и почитать дочери перед сном. Ещё больше — развязать этот тугой корсет, который чересчур сплющивает рёбра и, наконец, получить долгожданную свободу.
— Не найду, — разочарованно хнычет Амелия. — Мам, я не усну без Барри.
— Всё будет хорошо, малыш. Попробуй заглянуть в гардеробную. Или на кухню рядом с холодильником, где стоит маленький стол.
Вскоре к поискам подключаются и Марина, и свёкор, и Влад. Я неловко переминаюсь с ноги на ногу, чувствуя острую потребность как можно скорее завершить этот разговор, больше напоминающий галдёж.
Дело не в том, что я колючими импульсами ловлю на себе внимание Аслана, а в том, что мои виски раскалываются от обилия информации, претензий и вопросов. Когда дочь остаётся с няней, такого хаоса не бывает.
— Всё, Аль, мы нашли! — радостно восклицает Марина. — Ты там как? Отдыхаешь? Домой не торопись, ладно?
— Не буду, конечно.
Сбросив вызов, я шумно выдыхаю и покачиваю головой. Сколько раз я порывалась выбросить Барри на помойку, придумав какой-нибудь реалистичный способ его исчезновения, — не сосчитать. Проблема в том, что Ами слишком привязана к этой несчастной, потрёпанной игрушке.
Лерка подарила её, когда дочери исполнился год, — с тех пор они неразлучны. А я не настолько сильна духом, чтобы разрушить эту трогательную связь.
— У вас кот или собака? — вдруг интересуется Аслан, когда я прячу телефон в сумку и оборачиваюсь к нему.
Наверное, по всем меркам красная линия уже давно пройдена. Пора заканчивать разговор, придумывать отмазки и уходить к подругам. Но я нервно усмехаюсь и на мгновение теряю дар речи — настолько дико рассказывать Аслану, кто такой Барри.
— О, нет — ты не так понял, — сбивчиво поясняю. — Это собака, но только игрушечная.
Не знаю, зачем, но я отлично помню, что у Аслана была большая, дружелюбная и настоящая — по кличке Зара, которая заживо сгорела в пожаре.
Я вообще слишком многое помню из того, что лучше было бы забыть.
— Не сосчитать, сколько у неё швов и шрамов. Надо признать, что сейчас Барри выглядит просто отвратительно. А Амелия придумала хитрый бартер: она готова оставить игрушку в покое, если я обменяю её хотя бы на шпица.
Я не вижу пальцев Аслана — его руки по-прежнему спрятаны в карманах чёрных классических брюк, но интуитивно понимаю, что он сжимает их в кулаки.
Тахаев откидывается лопатками к стене, слегка ударяется затылком и смотрит сверху вниз.
Влад тоже выше меня ростом, но не настолько, чтобы я чувствовала себя крошечной. Рядом с Асланом это почему-то полностью выводит из равновесия.
— И в чём проблема?
На моём лице предательски дёргаются мышцы. Неужели непонятно, в чём?.. Неужели неочевидно, что дети умеют мастерски манипулировать родителями?
— Это невозможно, потому что у Влада жуткая аллергия на шерсть домашних животных.
— Ясно, — говорит Тахаев с явным сарказмом.
— Это правда.
— Я не сказал, что не верю, — широко разводит руками.
— Не только на животных — он с рождения жуткий аллергик и каждый год проходит лечение в стационаре. Поэтому ни настоящих котов, ни собак, ни хомяков, ни морских свинок — мы заводить не будем. Кстати, существуют крутые интерактивные игрушки, которых тоже можно кормить и выгуливать на поводке.
Боже. Я распинаюсь, а Аслан потешается, будто ставит под сомнение каждое моё слово. Его глаза прищурены, на губах играет тень улыбки. Он выглядит спокойным и непринуждённым, потому что даже не подозревает о всех нюансах.
— Я бы тоже отказался от такого варианта, — говорит прямо. — В чём интерес выгуливать робота?
— Не всё, что хотят дети, должно воплощаться в жизнь. Иногда родителям нужно проявлять твёрдость и принимать решения самостоятельно.
— Может, когда у меня будут свои, я взгляну на это иначе. Но пока не уверен.
— Когда под угрозой будет здоровье любимого человека — непременно.
Я осознаю, что зачем-то начинаю злиться и оправдываться, будто пытаюсь доказать, что хочу баловать дочь, но обстоятельства складываются иначе. Хотя это совсем не так. Она окружена теплом и заботой. Любой ребёнок на её месте с удовольствием выбрал бы что-то новое, обменяв старое.
Но это не единственное, что бесит.
В целом странно, что я стою на полупустой веранде и рассказываю Аслану о личном. Это было бы нормальным раньше, но не является адекватным сейчас.
Он был моим сводным братом, другом и первым мужчиной. С ним я попробовала всё, что только можно и нельзя: его пальцы, губы, член. В постели и за её пределами.
Наш первый раз произошёл прямо над комнатой родителей. Аслан изо всех сил старался быть тише, но нам это далеко не всегда удавалось. Кровать скрипела, с губ срывались громкие стоны, его лицо блестело от пота. Вкусы и запахи переплетались, а я взрывалась от тугой наполненности и близости.
Но теперь между нами пропасть.
Мы как два чужих человека, случайно пересекшихся наперекор своим параллельным траекториям. Стоим и смотрим друг на друга, пытаясь уловить отголоски ностальгии — это всё, что осталось между нами после бурного тайного романа.