Дойдя до конца холла, я обернулся. Там, в начале, сверкали молнии, и неистовствовала природа, а здесь, в этой мертвой тишине, я слышал лишь свое прерывистое дыхание. Меня не покидало ощущение чьего-то присутствия, но я приказал себе не думать об этом и дернул пыльную ручку. Любопытно, что она была сделана в виде головы волка. Ссохшаяся дверь не поддалась, и мне стало интересно. Я отошел на несколько шагов и, закрыв глаза, сосредоточил на ней всю свою силу. Пространство вокруг наполнялось шорохами, и где-то вдалеке вновь стало слышно буйство стихии, но я не обращал внимания. «Двери, откройтесь! Откройтесь, двери!» – словно заклинание повторял я. И они распахнулись. Душераздирающий скрип на пару секунд заглушил все остальные звуки. Воздушный поток едва не сбил меня с ног и погасил свечи. Завывание ветра стало слышнее. Молния осветила комнату. По спине пробежал холодок, и я резко обернулся. Бархатная мгла окружала меня.
Здесь нечего бояться, пытался убедить я себя и вновь зажег свечи. Осмотрелся. Библиотека! Старинная, с высокими потолками, с бесконечными стеллажами и таким количеством книг, что, кажется, за всю жизнь не прочесть. Я подошел к книжным полкам. Вот она, та самая библиотека, которую мое сознание вырвало из иллюзии Наставника. Я и подозревать не мог, что он прячет от меня такое сокровище. Я достал первую попавшуюся книгу и сдул с нее пыль. Старые пожелтевшие страницы слиплись, а когда я попытался расклеить их, рассыпались. Меня охватила тоска, я долго смотрел на переплет книги, размышляя о том, что все имеет свой срок. И эта книга, и моя жизнь, и я не мог позволить себе тратить ее на такие пустяки, как страх, уныние и сомнения. Мне вдруг захотелось взять все, что она могла мне предложить и даже больше. Я вышел из библиотеки в твердой решимости сделать хоть что-нибудь.
Через пару минут я ворвался в кабинет Наставника. Он сидел за столом, обложившись кипой старых книг, и что-то писал длинным черным пером. В комнате пахло табаком, деревом и чем-то горелым. Наставник медленно поднял голову и выжидающе посмотрел на меня.
– Мне нужна практика, – сказал я.
– Что именно тебе нужно? – он продолжил писать, заглядывая периодически в одну из книг.
Несколько мгновений я переминался с ноги на ногу и, наконец, решился:
– Я хочу в город.
Он отложил перо и изучающим взглядом посмотрел на меня.
– Обещай, что ты вернешься до рассвета.
– Ну конечно, куда я денусь?
– Обещай, что ты вернешься до рассвета, – повторил он и протянул мне руку. Я подошел к нему и неуверенно протянул свою. Острое лезвие скользнуло по моей ладони, я слегка вздрогнул от боли. Несколько капель крови упали на стол.
– Обещай, что ты вернешься до рассвета, – повторил он снова.
– Обещаю, что вернусь до рассвета, – ответил я и пожал его руку.
Тогда меня удивило недоверие Наставника, но сейчас я прекрасно понимаю его. Он отпускал юного и неопытного мага в большой мир. Мальчишку, уверенного в своей силе и превосходстве, но который так мало знал о том, что ему со всем этим делать.
Я оседлал коня. Конюшня, кстати, как и виноградники, оказалась вполне реальной. Гроза не утихла, а, наоборот, еще больше усилилась. Я скакал под проливным дождем и был безмерно счастлив.
Через пару часов я был в Праге. Наставник весьма предусмотрительно не сказал мне в день нашего знакомства, что ближайший ночлег через пятьдесят километров находится в Праге. Если бы я знал об этом, он бы не сумел продержать меня на винограднике целый год. Разве что приковать цепями.
Дождя в городе не было, и в небе светила желтая луна. Поплутав немного по темным улицам, я оказался в старом городе. Прага очаровала меня. Старинные узкие и извилистые улочки в желтом свете фонарей. Черные шпили готических соборов. Уличные музыканты и восхитительный запах тушеного мяса и сладкой капусты.
Стук копыт отражался от старых стен. Несмотря на поздний час, людей здесь было довольно много. В основном туристы, они с удивлением провожали меня взглядами. А я чувствовал себя средневековым лордом, осматривающим свои владения. За год мои волосы отрасли почти до плеч, обычно я собирал их в пучок, но сейчас они были растрепаны и мокрыми завитками прилипали к щекам. На мне была рубашка старинного покроя из белого шелка, которую я слегка расстегнул, когда стало жарко в дороге, черные брюки и высокие сапоги для верховой езды. В общем, выглядел я вполне подобающе моей фантазии. Я любовался своим отражением в темных витринах. Я был влюблен. В себя.
Мое триумфальное шествие продолжалось до Староместской башни Карлова моста. Ее темный силуэт с белыми скульптурами выделялся на фоне синего неба. Вместе с группой туристов я пересек проезжую часть и спешился возле памятника Карлу IV. «Да простит, меня ваше императорское величество», – сказал я, глядя на великого правителя прошлого, привязывая коня к ограде.
Когда я прошел под сводами башни и оказался на мосту, меня охватило странное чувство. Наверное, впервые за прошедший год я осознал, что все это происходит на самом деле. Потемневшие от времени скульптуры, брусчатка, фонари, торговцы, музыканты, туристы. Здесь царила совершенно особая атмосфера. Я подошел к каменной ограде и вгляделся вдаль. На том берегу возвышался величественный собор. Его шпиль, подсвеченный сотнями прожекторов, стремился ввысь. Я долго любовался им, вцепившись руками в холодный камень, голова шла кругом. В своей жизни я не видел ничего более прекрасного. Я посмотрел вверх, над моей головой кружили сотни белых чаек, таких призрачных на фоне черного неба. Хотелось поделиться с кем-нибудь своим восторгом, но с кем? Я подумал о Санни, и на душе стало тоскливо и одиноко. Когда я вспоминал о нем в последний раз? Две-три недели назад? Неужели когда-нибудь забуду о нем совсем? Неужели когда-нибудь наша дружба станет просто одним из множества воспоминаний? А ведь я даже не был на его могиле. Даже не попрощался с ним. Я перегнулся через ограждение и взглянул в черную гладь реки. Санни-Санни, обещаю, что никогда тебя не забуду…
Постепенно музыканты разошлись по домам, туристы – по отелям. Рестораны закрылись, улицы опустели. Тогда я и увидел свою первую жертву. Он мне сразу не понравился, есть такие люди, которым непременно хочется сделать какую-нибудь мелкую пакость. Этот был достаточно молод, полноват и совершенно пьян. Он долго и нудно рассказывал что-то на незнакомом мне языке своей спутнице, блондинке в джинсах, рваных по последней моде. Они зашли в бар и сели за столик. Я последовал за ними. Он не затыкался, она слушала его, не перебивая. Возможно, ей даже было интересно. Убедившись, что в баре кроме нас троих и бармена больше никого нет, я создал маленькую иллюзию, чтобы меня никто не заметил, подошел к толстяку и обхватил руками его шею. Я знал, что мои пальцы холодны как лед. Он задрожал. Его лицо отражалось в окне. Он был бледен и шевелил губами, словно пытаясь что-то сказать. Парень попытался вырваться, но я лишь усилил хватку. Я начал шептать ему в ухо, что-то на латыни, и увидел, как его глаза округлились. Он выглядел так, будто его сейчас хватит удар. Его спутница за это время успела несколько раз потеребить его за руку, накричать на него, вскочить со стула, сбегать за официантом и вот теперь они вдвоем стояли над нами и смотрели в замешательстве на него, потому что меня они не видели. И вдруг она ударила его по лицу. От неожиданности я разжал пальцы, и чары развеялись. Я едва успел занять место за столиком, если бы они не были так заняты толстяком, то наверняка подумали бы, что я материализовался прямо из воздуха. Парень же повалился на пол вместе со стулом, но тут же пришел в себя и выругался. Его девушка начала что-то причитать, пытаясь помочь ему подняться, но он грубо оттолкнул ее и кое-как поднялся сам. Официант участливо склонился над ним, и парень помахал рукой – все нормально. Потом они долго сидели и молчали, ничего не заказывая. А я в это время размышлял за соседним столиком, что мне стоит еще много над чем поработать.
К рассвету я вернулся в замок, как и обещал. Уставший и измученный, я практически сразу уснул, и снились мне пустынные улицы Праги и стук копыт по булыжной мостовой.
После этого Наставник еще несколько раз отпускал меня в город. Он разрешил купить вещи, какие мне нравятся, и я сразу накупил себе джинсов, но практически не носил их, старомодные брюки оказались куда удобнее. Еще он разрешил купить байк, чтобы я успевал вернуться к рассвету. И теперь я был таким странным викторианским юношей на ультрасовременном байке. Ох, эти незабываемые мгновения. Пустынная трасса и ветер в ушах, а в голове старая мелодия из начала девяностых: Оседлать ветер и никогда не возвращаться назад, пока не увижу полуночное солнце… (прим. Poison – Ride the wind) Мне казалось, что это и есть настоящая свобода. Как же я ошибался!
В Прагу я влюбился целиком и безвозвратно. Влюбился в ее улочки, в ее потемневшие от времени скульптуры, в ее жителей, всегда готовых перекинуться парой слов о какой-нибудь ерунде, ее туристов, щелкавших фотоаппаратами на каждом углу. Именно на туристов я и охотился, создавал для них призраков и вампиров, устраивал батальные сцены, переносил в прошлые времена и эпохи. Некоторые в ужасе разбегались, некоторые не могли понять, что с ними происходит, некоторые в восторге пытались запечатлеть все, что видели. Домой они, естественно, привозили всего лишь ворох фотографий пустой улицы, я ведь не обладал властью над техникой. Со временем я научился воздействовать на целые группы людей. Так в новостях появились сообщения о том, как на Карловом мосту сразу двести человек наблюдали самого святого Вацлава, расхаживавшего в блестящих доспехах и домашних тапочках. Как на Староместской площади три сотни кошек водили хоровод, а по телевизионной башне ползали младенцы, которых туда поместил местный скульптор. В общем, развлекался, как мог. Мне было можно все, кроме одного.
– Не ходи в их храмы, – сказал мне Наставник, перед тем как отпустить меня в город.