Вскоре Малейн увидел первый муравейник. Это был холм в человеческий рост, старательно собранный из хвои, кусочков коры и песка. В теплом вечернем воздухе появился странный кислый запах, живо напомнивший Эдварду скобяные мастерские — узоры на меди выжигали кислотой. И хотя сейчас запах был не столь сильный, но зато он наполнял собой весь лес.
Священник шагнул к муравейнику, и жаркий, ощутимый на вкус воздух ударил ему в лицо. В голове, уставшей за день, сразу прояснилось, мысли стали ясными и четкими. На глазах выступили непрошеные слезы, неприятно защипало в носу. Малейн сделал еще один шаг, и тут в его руку словно воткнулась раскаленная иголка. Эдвард поднял ладонь к лицу, оторвал вцепившегося в кожу муравья, пососал место укуса.
И ощутил, как кто-то бежит вверх по ноге. Священник опустил взгляд и тут же отпрыгнул, как ошпаренный. Сотни насекомых суетливо бегали по сапогам, заползали внутрь, обследовали штаны. Несколько особенно продвинутых уже добралось до куртки.
Малейн отбежал назад от муравейника, пытаясь рукавом смести насекомых, копошащихся в одежде. Подбежав к сосне, священник несколько раз пнул ее. От сильного удара муравьи слетели и моментально исчезли в иголках.
Эдвард чертыхнулся, тут же попросив прощения у Господа, и легкой трусцой побежал обратно в лагерь.
Трое его подчиненных сидели кружком и рассматривали что-то на земле.
— Господи, — произнес пер Нели, самый младший из всех, — откуда их столько?
Малейн подошел поближе, кивнул стоявшему на страже перу Кивину.
— Что здесь такое?
Нели поднял голову, улыбнулся Эдварду.
— Да ты сам глянь…
Головы раздвинулись, и Малейн увидел развернутый лопух, с лежащим на нем куском мяса. Вот только жаркого видно не было. Жареное крылышко, оставленное на завтра, шевелилась под толстым слоем муравьев. Рыже-черные насекомые стремительно объедали птичье мясо, и вскоре на листе лежала только вычищенные до блеска тетеревиные косточки.
— Ловко они… — Хмуро произнес подошедший Кивин. — Этак и человека могут обкушать. Только косточки останутся.
Малейн вспомнил гигантский муравейник, кивнул незаметно.
— Там, милях в трех отсюда, муравьиный край начинается. Надо его либо по болоту обходить, а это четыре дня крюка, либо все-таки насквозь пройти.
— А что там творится? — негромко спросил Нели.
— А тоже что сейчас на лопухе, только на много миль.
Кивин почесал задумчиво переносицу, с сомнением посмотрел на свое копье. Взглянул на секиру Эдварда. С еще большим сомнением покачал головой.
— Чем мы от муравьев отбиваться будем? Голой задницей?
Малейн скривился, словно червивый орех раскусил.
— Мы не будем отбиваться. Мы будем бежать. Позорно, без оглядки. Как можно быстрее. При таком численном превосходстве противника — это единственный разумный поступок.
Священник заметил, как побледнел Нели. Юноша с ужасом смотрел на обглоданные косточки и старательно сглатывал, словно пытался проглотить чересчур большой кусок. Парень, один из лучших в Метсе лучников, совсем недавно получил звание киллмена и был еще очень молод. И к тому же слишком любил жизнь.
— А может все-таки обойдем вдоль болот? — робко спросил Нели, но встретился с укоризненным взглядом Кивина и замолк. Понурился, тупо глядя на лопуховый лист, по которому одинокий муравей старательно тащил галетную крошку.
— Боюсь, что это просто невозможно. Мы должны быть в Тельме ровно через три дня. Иначе, человек, которому мы везем письмо, уедет. К тому же и в Слаузе нас будут ждать в срок. А здесь, насколько я представляю…
Эдвард полез за пазуху, вытащил аккуратно сложенный пергамент. Развернул.
— Эти болота тянутся на трое суток. Мы не успеем. Как видите здесь снова начинается мокрый лес, — Малейн ткнул в темное пятно, помеченное буквами «вл». — По муравьиному краю нам надо будет пробежать около семи миль. За сорок минут должны успеть.
— Можно ночью пойти. Когда муравьи спят… — предложил кто-то.
— Не дойдем, — тихо ответил Кивин. — Либо шеи в темноте свернем, либо съест нас сволочь какая-нибудь хищная. Ты вот, небось, никогда с тротом не встречался.
Услышав название грозного хищника, Нели еще больше съежился и на всякий случай пододвинул поближе лук.
— Собирайтесь, — негромко сказал Малейн. — Я видел тут небольшой остров, посреди болота. На нем и остановимся.
Болота Тайга совсем не похожи на безграничные пространства Пайлуда. Это были обычные, замшелые бочажины, глубиной по пояс, которые никто не решился бы назвать «Великими».
Мох, не менявшийся два миллиарда лет, и после Смерти остался таким, как был. Им затыкали щели в домах, использовали вместо корпии при перевязках.
На острове Эдвард наконец отыскал семейку долгожданных белых, и на ужин в котелке булькал потрясающе ароматный суп.
Переночевали спокойно. Один раз только пришлось отбиваться от обезумевшего нетопыря. Совершенно неопасная зверюга питалась подгнившими фруктами, и никто не мог понять, ради чего хрупкая летучая мышь бросилась на людей.
Нетопыря убили. Откинули изломанное тельце под ближайшую ель и снова уснули. И только по утру, увидев обезображенную муравьями, скомканную мордочку, так похожую на человеческое лицо, люди огорченно понурились. Всем стало неловко, словно при них ребенка ударили, а они заступиться не сумели.
Но вскоре выглянуло солнце, ночная прохлада сменилась жарким, радостным утром. Растворился туман, длинными прядками висевший над болотом. Верхушки сосен засияли рассветным золотом, в воздухе, свежем от росы, пахло цветами.
Быстро собравшись отряд двинулся в путь.
Через полчаса Малейн увидел вчерашний муравейник. Насекомые, казалось, и не спали. Все так же бурлил под ногами живой поток, а если приглядеться, можно было заметить целые тропинки, протоптанные рыже-черными тварями. Эдвард смахнул со щеки первого муравья и побежал рысцой. Кислый запах становился все сильнее. Между деревьев священник заметил еще один муравейник, раза в полтора выше предыдущего. Наверху лежала шапка мха, и Малейн с радостью понял, что здесь уже никто не живет.
Через несколько минут Эдварда первый раз укусили. Больно, между пальцев ноги.
— Как эта тварюга проползла сквозь обмотки… — со злостью подумал священник.
Укус жутко чесался, но останавливаться было нельзя. Насекомых под ногами становилось все больше. Малейну вдруг показалось, что слышит тихий хруст — словно погибающие муравьи скрипели, когда на них наступал тяжелый каблук.
А затем стали кусать.
Эдвард почувствовал, как вспыхнули огнем руки, зачесалась потревоженная поясница. На коже вспухали красные пузыри, но не было даже времени, чтобы лизнуть укус.
— Муравьиная кислота — это нервно-паралитический яд. — Малейн вспомнил лекции по биологии, которые читали в аббатстве. — Яд довольно сильный и в значительных дозах смертельный. Слюна, поскольку обладает щелочными свойствами, может на время нейтрализовать кислоту…
— На время… — хмыкнул священник. — Где оно, это время?
Он прибавил скорости и теперь отряд уже не трусил рысцой, а бежал со всей мочи. Мчался по сухому лесу, перескакивая через поваленные деревья и небольшие канавы. Муравейники попадались через каждые сто ярдов. Некоторые достигали четырех ярдов в высоту. Насекомых вокруг было столько, что муравейники приходилось обегать стороной. Малейн почувствовал, как от бега и кислого воздуха начала кружиться голова.
— Что они здесь едят? — раздраженно крикнул Кивин, смахивая цепких насекомых с собственной шеи.
— Нас едят… — подумал Нели, но вслух ничего не произнес.
А потом упал пер Шумил Стайго. Второй лучник в отряде. Охотясь на тетерева, Шумил немного растянул ногу, но утром, попрыгав и пробежав вокруг острова, сказал, что все в порядке. Бежал лучник быстро, но все больше спотыкался, и шипел от боли в ноге. На середине пути Стайго немного отстал.
Шумил свалился прямо на муравьиную дорогу. Обернувшийся Кивин подхватил измученного товарища, поднял. Смахнул муравьев и, поддерживая Стайго, побежал дальше. Тот ругался, но уже как-то беззлобно. Искусанное лицо распухло и покраснело. Правый глаз заплыл, не оставив даже щелочки, чтобы смотреть.
Через несколько миль Шумил упал снова. Рухнул на колени, прижав к земле тащившего его Малейна. Великан-священник выпрямился, скрипнув зубами, поднял лучника с земли. Хлестнул по щеке. Стайго качнулся, пробормотал невразумительно и вдруг потяжелел. Будто и не человек, а мешок с солью.
Эдвард схватил Шумила за грудки, затряс что есть силы. Безвольно болталась из стороны в сторону голова, тонкие губы посинели. Малейн сел, не обращая внимания на ползущих по кожаным штанам муравьев. Расстегнул лучнику куртку, прислонил ухо к груди, надеясь услышать слабый, но живой стук. Тишина.
Священник пододвинул мертвого Стайго к дереву, скинул с плеча котомку. Вытащил кремень, трут и кресало. Достал широкую полную флягу. Стараясь не вдыхать, подошел к муравейнику. Забулькал, выливаясь, спирт. Маслянистая жидкость вспыхнула от первой искры, упавшей в иголки. Малейн отступил на шаг, протянул веселому огоньку широкие, покрытые мозолями, ладони.
— Тушите, сволочи… — пробормотал Эдвард.
Затем он вернулся к дереву, смахнул набежавших муравьев и, подняв Стайго на руки, побежал дальше.
Наконец, сухой сосновый лес сменился березняком. Здесь, ближе к северу, великанские березы совсем не напоминали своих южных собратьев. Много тысяч лет назад это были чахлые низкорослые кустики, трусливо жмущиеся к земле. Самые высокие из них едва доставали человеку до пояса, и голубика, обильно росшая в этих местах, зачастую полностью скрывала березы. Кривые стволики столетних деревьев объедали вечно голодные северные олени и лемминги.
…А потом наступила Смерть. Страшные взрывы разнесли по всему миру ядовитую радиоактивную пыль, дым, поднявшийся к небу, заслонил солнце. Но холоднее не стало. Зашевелилась разбуженная человеческим гневом земля, шелохнулись материки, захрустели покрытыми горами спинами.