Дмитрий ДаниловИ мы разъезжаемся по домам
Данила ДавыдовПоэзия и эмпатия
Прозаик Дмитрий Данилов за последние годы стал фигурой очень заметной в литературном пространстве; его романы «Горизонтальное положение» и «Описание города» попадали в разные премиальные листы, о нем пишут (разное), включают в историко-литературную парадигму, цитируют.
Перед нами, впрочем, именно прозаик Данилов, чьи крупные тексты намеренно фрагментарны и антинарративны, а небольшие вполне пересекаются с таким размытым, но интуитивно ощущаемым жанром, как стихотворение в прозе. Да и, собственно, вообще письмо Данилова крайне поэтично — не в каком-то архаическом понимании «поэтичности» как возвышенности, особой риторичности и т. д., скорее напротив. Нет, поэтичность здесь как раз в самом актуальном смысле — в позиции лирического (иначе никак не назовешь!) субъекта, того самого странного баланса или даже мерцательного соотношения между затекстовым и внутритекстовым «я», что так характерно для лучших образцов новейшей поэзии. Это свойство даниловской прозы ощущается многими (и не раз проговаривалось); оттого не случайны частые выступления Данилова со своими текстами на разнообразных сугубо поэтических фестивалях и вечерах, в рамках которых он смотрелся и смотрится более чем органично.
Но это о поэтической прозе, а есть у Данилова периодически (не часто, но и не то чтобы совсем уж редко) возникающие собственно стихотворные тексты, в самом строгом смысле — с двойной сегментацией, синтаксической и стиховой, написанные, как положено, в столбик. Избранные стихи Данилова впервые собраны под одной обложкой, и получившаяся книга, думаю, предстает вполне целостной. Но и — нечто новое сообщающей о даниловском художественном мире.
Стихотворения Данилова очень разнятся по эмоциональному модусу, хотя стилистически вроде бы близки. Перед нами излюбленные Даниловым перечислительные ряды, списки и перечни, каталоги наблюдений, сделанных «голыми глазами», предъявленных в той беспощадной бессюжетности, которые подобны только самой жизни. Но совершенно различный пафос стоит за разными текстами. Вот «Динамо» — сатирико-лирический (именно так!) гимн-пародия (тоже именно так!) футбольной команде, в котором не знаешь и чего больше — характерного для Данилова тихого умиления неуклюжими предметами и сущностями либо тонкого издевательства над фанатским или спортивно-журналистским дискурсами. И в то же время вот логически завершающее книгу стихотворение «Нилова пустынь» — один из самых драматических текстов Данилова (как бы само понятие драматизма ни было противоположно даниловской поэтике), местами страшных и безысходных.
В ставшем внезапно более чем хотелось бы актуальным стихотворении «Украина — не Россия» происходит деконструкция разъединительных мифов, построенная на демонстрации не сводимого к простой дихотомии разнообразия мира. «Житель Камчатки забил собутыльника табуретом» — почти концептуалистский сериальный текст, из бытовой выморочности извлекающий социоантропологический гротеск. На том же приеме построен текст «Поезда следуют с увеличенным интервалом», нацеленный на сей раз на поэтическую критику бюрократического языка.
Такие стихотворения, как «Всадник Грустной Фигуры», «Днепропетровск», «Балашиха» и некоторые другие ближе всего как раз к структуре прозаических сочинений Данилова, представляя собой опыт блуждания субъекта среди непознанных территорий; в стихотворениях, впрочем, сам ритм организации (а ритм есть и в свободном стихе, и это принципиально) и сама композиция текста сообщают «дневнику наблюдений» некоторую, что ли, большую концентрированность. Напротив, в прозиметрическом тексте «Томим» глоссолалическое стихотворное бормотание переходит в бормотание прозаическое — обе части максимально насыщены эмоционально, но семантически абсолютно затемнены.
Пользуясь минимальными смысловыми, ритмическими, структурными сдвигами, Данилов в своих стихотворениях достигает максимального поэтического действия. Вроде бы остраненные, они достигают как раз эффекта «неостранения» (термин О. Меерсон), противоположного заявленному формалистами остранению: там знакомый предмет предстает незнакомым, здесь незнакомый присваивается и принимается в качестве своего. Может быть, именно поэтому тексты Данилова вызывают такое редкое чувство эмпатии.
Всадник Грустной Фигуры
Если открыть карты гугл
И появившуюся в центре Америку
Сместить влево, так, чтобы
В центре появился Пиренейский полуостров
А в самом центре появился Мадрид
И все увеличивать и увеличивать изображение
То Мадрид увеличится
И можно будет различать его улицы
Можно некоторое время поизучать
Центральные улицы Мадрида
Калье Майор
Пуэрта дель Соль (это не улица, а площадь)
Гран Виа и так далее
А потом можно переместиться севернее
В район станции метро Трес Оливос
Три оливы, наверное
В смысле, не плоды, а деревья
Или, может быть, другой какой-то смысл
Заложен в этом названии
И если еще подвигать мышкой
То обнаружится
Calle del Caballero de la Triste Figura
То есть, улица Рыцаря Печального Образа
Вспомнились двадцатилетней давности
Уроки соответствующего языка
И подумалось, что вроде бы
Правильно было бы
Calle del Caballero de la Figura Trista
Или как-то еще
Но нет, правильно, конечно, triste
И вообще, это тот случай
Когда следует отринуть
Свои якобы имеющиеся «знания»
И принять эту улицу, как она есть
Calle del Caballero de la Triste Figura
В так называемой реальной жизни
Было все то же самое
Калье Майор
Пласа Майор
Паласио Реал
И так далее
Потом еще поход
На Сантьяго Бернабеу
Реал играл в тот день с Малагой
И победил 6:2
Сбылась мечта идиота
Тихо и незаметно сбылась
Над вечерним, так сказать
Городом
Плыл идиотский
Выдержанный во франкистской
При всем уважении к этому мудрому политику
Идиотской стилистике
Гимн великого клуба
Де лас глориас депортивас
Ке кампеан пор Эспанья
Ну и в общем
Ветеранос и новелес
Ветеранос и новелес
Миран сьемпре тус лаурелес
А на следующий день
Поездка до станции Трес Оливос
Тихое, пустынное место
Никого нет
Но на некотором небольшом отдалении
Присутствует микрорайон
Прекрасный, чудесный
Благополучный, тихий
Утопающий даже трудно сказать в чем
Отчасти в деревьях
Но больше в своем собственном благополучии
На главной улице-площади
Банк, пара ресторанов
Люди сидят на улице
И пьют вино (пиво)
Имеется улица Росинанта
Улица Хитроумного Идальго
А где же улица Рыцаря Печального Образа
А, вот она
Улица Рыцаря Печального Образа
Calle del Caballero de la Triste Figura
Улица Всадника Грустной Фигуры
Назвали так, наверное
С целью утверждения
Национальных культурных ценностей
Мама сказала
Что отец был вот именно таким
Рыцарем печального образа
Всадником Грустной Фигуры
Никогда не видел его
Имеется в виду, в так называемую «живую»
«В живую», так говорят
Нет, в живую не видел
Но видел мелькание его лица
В одном советском фильме
Годов шестидесятых
Или семидесятых
Действительно, человек очень печального образа
Если прослушать раз пятьдесят
Или сто подряд
Аранхуэсский концерт
Слепого композитора
Хоакина Родриго
В исполнении зрячего
Но не знающего нот
Гитариста Пако де Лусиа
То, наверное
У человека будет именно такое лицо
А у него оно было такое
Без всякого прослушивания
Печальный был человек
Ну да ладно
Прошел улицу Рыцаря Печального Образа
До конца
Она продолжилась какой-то другой улицей
Мимо гремит автобан
Или как это назвать, хайвей
Наверное, есть испанский аналог
Но в данном случае его нет
Тропа вдоль хайвея (автобана)
И вдруг осознание ходьбы по испанской земле
И вообще наличия вокруг испанской земли
По пешеходному мостику через хайвей
И обратно
Площадка непонятно для чего
Наверное, для вечернего выгула собак
И для общения выгуливающих
Но сейчас здесь никого нет
И можно просто сидеть
И сидеть бы здесь весь день
Или сутки
Именно здесь вдруг ощутилась
Если можно так сказать
Испания
Не там, на Калье Майор
И не на Гран Виа
Хотя и там тоже
А именно здесь
Среди земли, травы
Зноя, солнца
Тихого воя машин
Домов, часть которых
Относится к
Calle del Caballero de la Triste Figura
Но они там, за спиной
В общем, можно уходить и ехать дальше
Обследовать Мадрид
Но надо еще сказать некоторые слова
За католиков молиться нельзя
Церковно молиться нельзя
Нельзя, например, подавать записки
И прочее в том же духе
Но келейно можно
И нужно
Поэтому следует произнести
Упокой, Господи,
Душу усопшего раба Твоего
Дария
Прости ему вся согрешения его
Вольная и невольная
И даруй ему Царствие Небесное
Украина — не Россия
Украина — не Россия
Такую книгу написал
Один политический деятель
Одной из двух упомянутых стран
Нетрудно догадаться
Какой именно
Но это неважно
Не нужно догадываться
Чем-то цепляет
Это утверждение
Нет, не политическим своим содержанием
(Если оно есть)
Которое заключается в том
Что