– Вашему огню не место в океане. Не хочешь – не ешь, мне все равно.
Он поднял голову.
– Тогда зачем ты их принесла?
Я не нашлась с ответом.
Теперь же я плыла впереди всех, почти касаясь кончиком хвоста могучего лба нашего капитана. Конечно, силы моей спутной струи не хватало, чтобы увлечь за собой столь огромного кита: слишком велика была разница в размерах. Однако капитан чувствовала едва заметное сопротивление воды, и это помогало ей следовать за мной даже во сне. Остальные ученицы и матросы, в свою очередь, следовали за ней – силы ее спутной струи хватало на всех.
Мы плыли к трем горам. Я слышала, что люди ориентируются в море по звездам – крошечным огонькам, которыми ночью испещрена Бездна. Мы, киты, ориентируемся в пространстве благодаря магнитным полям, но звезды от этого не становятся менее прекрасны. Помню, как любовалась ими, ныряя в Бездну за очередным глотком воздуха.
Если бы нам удалось достичь звезд, смогли бы мы плавать среди них? Выдержали бы они наш вес? Сумели бы мы перемещаться между ними так же, как перемещаемся между горами в океане? Похоже, там нет обширных неизведанных континентов, на каких обретается человек. Их берега мы изучили во всех подробностях, но внутренние просторы суши остаются для нас великой тайной.
А луна? Что есть луна? Она плывет по Бездне подобно кораблю, и на ее светлом лике нет даже намека на присутствие человека. Быть может, там нет и войн? Быть может, человек там кормит кита, а кит – человека, и они живут в мире? А может, и нашей охоте когда-то придет конец?
Какое-то легкое движение сбоку заставило меня прервать размышления. Подумав, что капитан просыпается, и ожидая услышать приказ о смене караула, я обернулась, но увидела не Александру, а мелкую хищницу – длинный мешок с зубами, крошечным мозгом и злобным нравом. То была голубая акула; их стайка следовала за нами в надежде поживиться отходами после разделки человечьих тел. Впрочем, «следовала» – это громко сказано, они были ленивы и почти не шевелили плавниками, а просто двигались в нашей спутной струе.
За первой акулой появилась вторая. А потом и третья. Они стремительно плыли мимо нас, мимо корабля, к некой цели впереди…
Тут я почуяла кровь.
22
– Здесь была резня, – зачем-то сказала Трежер, хотя мы и так все видели.
– Но трупы целы! – воскликнула Виллем, испуганно тараща глаза. – Охотники ничего не взяли!
– Это послание, – сказала капитан.
Ночное море впереди нас темнело от крови по меньшей мере пятидесяти китов, чьи туши – да, целые и невредимые, – колыхались в воде. Снизу их подсвечивала луна, и тени падали прямо на нас.
– Как такое возможно… кто мог разом убить столько китов? – в страхе спросила Трежер. – Что здесь произошло?!
– Это послание, – повторила капитан. – От Тоби Вика.
Флотилия китовых туш начала подрагивать: акулы уже раздирали их на куски. Мы знали, что должны делать, но не торопились. Помешать акулам есть трупы мы не могли – да и тысячи птиц, привлеченные запахом мертвечины, поднимались в верхние слои Бездны. Однако требовалось собрать личные вещи погибших, известить по возможности их семьи и, если удастся, спасти груз. Расточительство нам не свойственно.
Чего не скажешь о людях.
– Соберите, сколько сможете, – скомандовала капитан. – Если получится – все.
Не получилось. Акул было слишком много, и ели они слишком быстро. Завидев меня, они поспешно уплывали с дороги, но почти сразу ряды голодных ртов и пустых, слепых глаз смыкались за моей спиной. К тому же, крови было столько, что нам приходилось плавать в мутной жиже, которую щелчки эхолокации пробивали с большим трудом.
Ртом я срывала с китовых туш резные кораллы – с их помощью мы идентифицируем личности погибших – и драгоценные камни, которыми старшее поколение украшало боевые шрамы. Заодно я подбирала корм и греющих крабов (мне попалось целых шесть штук), складывая все находки в специальные перевязи на гарпунных ремнях. Вода становилась все черней, а с ней и мое настроение. Я нашла несколько защитных гарпунных пушек. Ни одна из них не стреляла в этом бою… Ни одна! Что же здесь произошло? Насколько огромен этот дьявол, которого мы преследуем? Впрочем, времени на раздумья у меня не было. Как и остальные, я молча работала: очень скоро вода стала бы нестерпимо мутной от крови и частиц плоти.
И вдруг я увидела дитя.
Обычно именно детеныши китов становятся добычей акул – виной тому их размеры и изумленно-доверчивая несмышленость, – но этой малышки было почти не видно под плавником матери. Не попытайся я достать их греющего краба (он тоже оказался мертв), я бы и вовсе ее не приметила. Девочка была размером с мой гарпун, никакого груза на ней быть не могло: она лишь крепко прижимала к груди игрушечную морскую звезду.
Мать явно пыталась защитить дитя и прикрыла ее собственным телом от того ужаса, что явился из Бездны. Вниз от ее дыхала протянулась кровавая рана, которую уже раздирали акулы, однако малышка была совершенно цела – ни царапинки…
Она утонула. Самая страшная, самая неизъяснимая смерть для кита. Отнюдь не быстрая и не безболезненная. Избежать ее нетрудно, ведь Бездна почти всегда рядом. Но девочка так боялась покинуть маму, что ее кислородный пузырь опустел, а восполнить запасы воздуха она не смогла.
Что-то оборвалось у меня в груди… Нет, травма была несерьезная. Неопасная. Лопнула какая-то жилка внутри, рядом с сердцем, рядом с легкими, рядом с тем тайником, куда я упрятала всю свою боль и тревоги.
И гнев.
Да, вы правильно подумали: я словно воочию увидела собственную мать, точно так же пытавшуюся уберечь меня от опасности. Одновременно я представляла защитницей саму себя. Бесконечный узор возникал перед моим взором: большой кит укрывает от неведомой страшной участи кита поменьше, вновь и вновь, из поколения в поколение…
Я медленно подплыла к малышке и коснулась ее лбом. Исторгла гулкий вой, скорбный плач по мертвой девочке, по ее истребленному стаду, по себе и по всем жертвам этой вечной войны. Китовая речь разносится на многие мили, она протяжна и длинна, и нет ей равных по силе скорби – ни в нашей вселенной, ни в любой другой.
Оставив девочке морскую звезду (пусть заберет ее с собой на тот свет, куда рано или поздно попадем мы все), я обернулась, но не смогла разглядеть в кровавой хмари даже своего корабля и того, кто был привязан к мачте, кто дышал воздухом из кислородного пузыря. Какая ирония: пузырь мог бы спасти это дитя, а теперь уберегал от смерти другую жизнь.
(Я не хотел быть охотником.)
«Да, но ты им стал, – подумала я, – и теперь ты приведешь нас к Тоби Вику, кем бы он ни был, сколько бы человек ни крылось за этим именем, ставшим легендой».
И вы все погибнете.
К ребенку подплыла акула. Одним ударом хвоста я переломила ей хребет и оставила ее умирать в глубоком, одиноком забытьи.
23
– Но как?! – вновь и вновь вопрошала я, даже не пытаясь скрыть свою ярость. Всем нам не давала покоя кровавая бойня, которую мы увидели минувшей ночью.
– Есть только один ответ, и я его уже дал! – взмолился Деметрий. – О Тоби Вике ходят легенды, люди верят, что он – дьявол. Когда вы его найдете, он уничтожит и вас.
– Да. И нет. Мы действительно его найдем. Но у него нет ни единого шанса.
– Неужели вы не понимаете, что это ловушка? Он нарочно бросает вызов китам и ждет, когда самые смелые его примут. Он этого хочет. И победа будет за ним.
– Может, ты этого и хочешь, но победы ему не видать.
– С ЧЕГО ТЫ ВЗЯЛА, ЧТО Я ТАК ХОЧУ?!
И тогда, из-за его гневной вспышки, из-за людской дерзости, сгубившей столько китов, я не выдержала. Ни о чем не думая, я выдула огромный пузырь, окутала им все тело Деметрия, схватила его пастью и оторвала от мачты.
А потом нырнула. Высоко. И быстро. Я чувствовала недоуменные щелчки Трежер, Виллем и даже капитана, но не обращала на них внимания.
– Что ты делаешь? – в ужасе вопросил Деметрий. – Я погибну!
Но я плыла дальше. Вокруг сгущалась океанская тьма. Давление росло и пыталось раздавить его кислородный пузырь в лепешку: мне приходилось снова и снова его поддувать. Только эта прослойка воздуха и сохраняла ему жизнь.
Вода омывала мое тело, хвост яростно работал, сердце качало тепло, которое вряд ли смогло бы долго противостоять стуже океанских глубин. Воздух в моих легких – тот, что не уходил на поддержание человеческой жизни, – тоже сжимался.
– Неужели это конец? Ты хочешь меня убить? – в отчаянье спросил он, пытаясь перекричать рев воды.
– Я хочу открыть тебе глаза! – проорала я в ответ и поплыла дальше, выше и выше, выше наших городов, выше тех мест, куда не проникал даже самый яркий солнечный свет и где моя жировая броня с трудом выдерживала натиск холода – выше, еще и еще…
Наконец мы очутились в кромешной тьме.
– Не на что тут смотреть, – пробормотал Деметрий, стуча зубами. На такой глубине его не спас бы даже греющий краб. В нашем распоряжении были считаные мгновенья.
– Здесь, в холоде и темноте, киты учатся видеть свою истинную сущность.
– Ваша истинная сущность – непроглядная тьма? – растерялся человек.
– Нет, тьма – это твоя истинная сущность! Я все вижу благодаря эхолокации, а ты… Оставшись наедине с тьмой, ты сольешься с ней, превратишься в ничто. Потому что ты и есть тьма. А я плаваю в ней и по-прежнему знаю, кто я, Деметрий!
По его молчанию было ясно, что он удивлен не меньше моего.
Я назвала его по имени.
– Ты говоришь, как он, – тихо произнес Деметрий. – Именно так выражаются люди, которые хотят ему подражать и творят зло его именем. Когда слишком долго борешься с дьяволом, сам превращаешься в дьявола.
– А может, только дьявол и может его одолеть, – сказала я.
– Кто тогда одержит победу, Вирсавия? Кто уцелеет на этой войне? Не дьявол ли?..
На миг в океане не осталось никого и ничего. Только тьма. Каждый из нас был наедине с собой.