«Дорогая Ким Йозефина, — писала она. — Большое спасибо за добрые слова. Я рада, что моя книга тебе понравилась и что ты хочешь рассказать о ней одноклассникам. Я готова ответить на твои вопросы. Пожалуйста, пришли их мне по почте. Только имей в виду, что у меня очень много дел. Поэтому постарайся не задавать вопросов, на которые я уже тысячу раз отвечала в интервью. Не поленись воспользоваться поисковиком и кое-какую информацию раздобыть самостоятельно. Кроме того, мне будет приятно впоследствии услышать от тебя «спасибо».
С наилучшими пожеланиями,
Лея Эриксон».
— Ну и цаца! — фыркнула я. Петровна отобрала у меня «айфон» и набрала в ответ: «Большое спасибо, что готовы уделить мне немного времени. Мне бы очень хотелось встретиться с вами лично. Мы могли бы пересечься в каком-нибудь кафе. Разумеется, я вас приглашаю».
— Еще не хватало, чтоб она жрала за мой счет! — завопила я, но Петровна хладнокровно нажала «Отправить».
Ответ пришел быстро. Ей очень жаль, но на личную встречу у нее времени нет. С наилучшими пожеланиями, Лея Эриксон.
— Нет, ну не оборзела ли она? — возмутилась Петровна. — В конце концов, мы ее читатели! Даже если и не совсем по доброй воле. Если бы кто-то прочитал книжку, которую я написала, и пригласил бы меня в кафе, я бы ему ножки целовала!..
Она еще раз попыталась подольститься к Лее, предлагала то да сё, расхваливала ее книжонки, словно речь шла ни много ни мало об «Игре престолов», — но все без толку. Заносчивая авторша больше не отвечала.
6
Следующий месяц пролетел как один день.
Наш дом снова стал напоминать человеческое жилье. Матери совестно было сидеть сложа руки, пока Мария хлопочет вокруг. Она попросила домработницу приходить два раза в неделю вместо четырех — а значит, мне опять предстояло самостоятельно запихивать в машину свое шмотье и иногда даже его развешивать.
Приходилось звонить Петровне и спрашивать, куда сыпать стиральный порошок: мамины инструкции мигом вылетали у меня из головы. Как-то Петровна посоветовала засыпать три стакана прямо в барабан. Я заподозрила подвох, но все-таки послушалась.
После стирки все мои футболки оказались в белых пятнах. Я послала Петровне фотку этого великолепия, и тут она вышла из себя: «А что ты дальше спросишь? Как пыль вытирать? Только потому, что у меня мать уборщица? Я понятия не имею, как обращаться с этим агрегатом: у нас стиркой кузина занимается! А я об этом только в книжке читала, да и та была не первой свежести!»
«Уборщица? — изумилась я. — Разве твоя мать не моет трупы в морге и не продает их мафии на органы?»
«Вот поэтому ее оттуда и выгнали. Родственники нажаловались», — и Петровна вышла из сети, будто бы я оскорбила ее в лучших чувствах.
Мама тем временем записалась на йогу. Может, даже на две разные йоги, потому что теперь она круглыми сутками расхаживала в термоядерно-розовых спортивных одежках и с повязкой на лбу. Иногда посередь разговора она бухалась на четвереньки и поднимала задницу к потолку — это чудо акробатики называлось «писающая собака» или что-то в этом роде.
— Ты в этом прикиде выглядишь как в древнем видео по аэробике, — сказала я. — Помнишь, я их в детстве любила смотреть, когда мультиков по телику не было.
— Правда? — то ли мама от удовольствия покраснела, то ли в этой собачьей позе кровь прилила к голове. Может, и то, и другое.
Но общая тенденция не могла не радовать. Все лучше, чем целыми днями валяться на кровати и взвешивать хлопья по штучке. Если верить Леиной книжке, в конце концов все наладится: в последней трети повествования родительница главной героини находит нового мужика, который шикарно готовит. И дома сразу становится гораздо веселее.
— Радуйся, что тебе Леина повесть досталась, — сказала Петровна, когда я поведала ей об обеих мамах и сравнила настоящую с вымышленной. — В новомодных детских книжках родители обычно кончают с собой.
У нас, впрочем, все было немного иначе, чем у Леи: никакой новый мужик на горизонте не маячил и к плите не рвался. Кухню, увы, оккупировала мама. Она теперь не только покупала продукты, но и готовила — к сожалению, сплошь веганские блюда. Холодильник был забит какой-то коричневой дрянью в стеклянных банках — наверное, она до жути полезная, но выглядит как инопланетянин, пропущенный через блендер. В ящике для овощей и фруктов лежал грюнколь, который мама именовала на английский манер «кейлом». По утрам она протирала грюнколь с имбирем и бананом и постоянно, хотя и безуспешно, пыталась подсунуть эту пюрешечку мне. Затерроризированная грюнколем, я перед уроками часто спасалась донером. Мама утверждала, что мясо вызывает преждевременное старение, а вот если есть кейл, будешь молод и здоров.
— Ну и ладно, — отвечала я. — Значит, скоро я буду выглядеть старше тебя. Мне по барабану.
У отца на меня времени не было. Его новый отпрыск еще даже не родился, но уже требовал кучу внимания.
— Что поделаешь, — говорила Петровна. — Вот настрогают они еще троих, будет у них дома вечный шум-гам-тарарам, и начнет твой папахен ездить в командировки с секретаршей. Тут-то он о тебе вспомнит, замучается угрызениями совести и купит тебе кабриолет. Но до тех пор придется тебе пожить бедной сироткой.
Алисия по-прежнему чувствовала себя плохо, много лежала и, вероятно, требовала, чтобы мой отец лежал вместе с ней. Я слала ему ободряющие сообщения: «Все будет хорошо, я точно знаю». При этом я вслепую полагалась на Лею. Моему отцу она в своей книжке не уготовила никаких неприятных сюрпризов. За него и его новую семью я ни капли не переживала.
Другое дело Яспер.
Он выражал свои чувства не так по-дурацки, как я опасалась. Сперва он принялся писать мне — не в чате нашего класса, а в личку. Смотрела ли я тот или иной фильм, не сходить ли нам поесть мороженого — я все эти вопросы игнорировала. Поэтому писать он вскоре прекратил. В этом отношении он оказался понятливее, чем Йонатан из книжки. Тот-то буквально бросил свое сердце к моим ногам, а потом жаловался, что я на нем оттопталась. Да-да, именно так он и выражался. Петровна говорила, что, когда люди все время поминают свои органы, она чувствует себя в лавке мясника.
Но настоящий Яспер, по счастью, о своем сердце не рассказывал. Он просто смотрел на меня, я прямо-таки чувствовала его взгляд. Стоило к нему повернуться, он тут же расплывался в улыбке. Предлагал мне помочь с математикой — как будто у меня Петровны нет. И протягивал бутерброд, когда я демонстративно швыряла в урну свой, с кейлом поверх какой-то коричневой кашицы: даже вечно голодная Петровна отказывалась его не то что есть — нюхать.
В остальном Яспер мне не слишком надоедал. Иногда у меня даже возникало чувство, что он меня заботит больше, чем я его. Когда он прекратил забрасывать меня сообщениями, я сама стала писать ему время от времени по вечерам: «Чо-как?» Или слала пару смайликов.
Но в школе я с ним по-прежнему не разговаривала. Мне просто нужно было убедиться, что он никуда не делся. Не умер раньше времени. Неудивительно, что бедолага никак не мог взять в толк, что происходит.
И вот однажды утром Яспер в школе не появился. Сердце у меня замерло. Я полезла за телефоном и принялась лихорадочно строчить сообщение. К несчастью, у нас как раз была математика, а герр Шмехель из тех учителей, которые всегда всё видят. Он безжалостно меня высмеял и «айфон» забрал. Получишь у школьного секретаря, сказал он.
Такой засады со мной еще не случалось. Все мы в школе не выпускаем мобильников из рук, но попадаются только тупицы. Согласно школьным правилам, забрать телефон у секретаря можно не раньше чем через неделю. Поэтому пришлось придумывать причину, почему он мне нужен срочно. Сперва я вознамерилась наплести фрау Новотны, что у меня вот-вот родится братик или сестренка и я должна постоянно быть на связи. Это ведь почти правда. Секретарю совершенно не обязательно знать, что этот самый братик или сестренка пока размером с корнишон.
Но потом я решила: позориться, так до конца.
— Я просто очень волнуюсь за Яспера, — сказала я фрау Новотны. — Он сегодня не пришел в школу. Я спросила его, где он пропадает, а он не ответил, даже не прочитал сообщение! Боюсь, как бы с ним чего не случилось…
Она подмигнула мне.
— А разве он не сказал тебе, что ему сегодня удаляют зубы мудрости?
— Нет. — Щекам стало щекотно, но я выдержала ее взгляд.
— Похоже, у вас пока еще не очень близкие отношения?
— Не очень!!!
С понимающей улыбкой она протянула мне «айфон».
— Не переживай. Они все такие. Мне муж тоже ничего никогда не рассказывает.
В книжке несчастный случай происходил на пикнике в июне, так что теоретически время у меня еще было. Но разве можно полагаться на такие сомнительные расчеты? Петровна тоже не знала, верить Лее или нет, но считала, что ничего случайного в такой книжке быть не может. Произойдет все именно так, как в повести, или нет — я должна быть готова к любому повороту.
Мы зашли в тупик, и Петровна еще раз попыталась достучаться до Леи Эриксон. Сама я не решалась. Петровна звонила в издательство и писала какие-то письма, но Лея Эриксон больше не подавала признаков жизни.
— Нет, ну какая хамка, просто слов нет, — злилась Петровна, а я лишь пожимала плечами.
Наш с Яспером доклад отложился на неопределенный срок: у бедняжки фрау Майер произошло эмоциональное выгорание, и ее упекли в больницу. Мы были этому рады, и совесть нас совершенно не мучила. Только Петровна скривилась:
— Ну вот, теперь как начнутся замены — будем в игры играть да картинки рисовать.
Но учителя, которые могли заменять, тоже все слегли, поэтому вместо немецкого у нас теперь были окна.
— Если все равно приходится тут сидеть, надо хоть как-то развлекаться, — решила Петровна и на следующий день притаранила колоду карт. Она попыталась научить меня какой-то игре, уверяя, что тут всё проще пареной репы, но я никак не могла продраться сквозь темный лес правил. Я постоянно забывала, что какая-то там карта бьет все остальные, но только если она определенной масти и лежит слева.