Хотя ты не жил, если не попробовал жареного детского члена. Особенно того, который не был опорожнен. Вгрызаешься в него и получаешь небольшой сюрприз. Соленый рассол против мягкого сладкого вкуса крошечных яичек.
И даже когда их мясо гниет, оно все равно съедобное. Гнилая детская плоть становится очень мягкой, вязкой и губчатой. Иногда оно становится слишком зеленым... тогда это как есть деревенскую ветчину ... или личинки в консервированном мясе.
Они снова плачут ... пронзительные крики, которые пилят твою голову, как бензопила. Когда они все вместе, они кричат так громко, что у тебя кровь идет из ушей.
Они уже здесь. Стучат по стенам и царапают землю. Я слышу детское агуканье, когда эти маленькие ублюдки копошатся прямо под моим окном. Борются за то, чтобы попасть в хижину... они почувствовали вкус крови. Впрочем, эти маленькие засранцы еще не разобрались, как пользоваться большими пальцами, поэтому они не могут открыть дверь и попасть внутрь.
Думаю, я смогу их переждать. Рано или поздно им придется вздремнуть.
Ⓒ Huntin' Season by Monica J. O'Rourke, 2005
Ⓒ Игорь Шестак, перевод, 2019
Иди с миром
В темноте разглядеть ее очертания почти не представлялось возможным. Кирпичи были пронизаны вонью ее тела. Смрад потных волос, испражнений и нечищеных зубов просто ошеломлял. Отчаянный запах голода сочился из ее пор.
Нотки голоса:
- Почему?
Он знал, что она рано или поздно задаст этот немой вопрос.
- Потому, что прелюбодеяние – это грех.
- Пожалуйста, - простонала она. – Помоги мне.
- Я помогу тебе.
Он посмотрел через щель между кирпичами и встретился с ней взглядом. Она уже не плакала – было нечем.
- Пожалуйста.
- Ты изменила. Это грех.
Она говорила так, будто винила его в чем-то. Будто имела право перекинуть вину на него.
- Пожалуйста, - нескончаемые крики, поглощенные звукоизоляцией наружных стен, опустошили ее.
Через шесть часов ее скрипучий голос затих. Наконец-то. Прямо Божье благословение.
Доминик извлек кирпичи из отверстия в стене, построенной вокруг нее. То, что осталось, оказалось в его руках: ее кисти представляли собой уродливые, искромсанные руины, черты лица едва узнавались. Скудная пища, которой он ее кормил, была далека от дневной нормы. Девушке приходилось выворачивать плечи и запястья, чтобы дотянуться до жалких крекеров и унции воды.
Она давно съела все запасы. А он предупреждал, чтобы она распределяла их.
- Я обманула своего мужа, - сказала она. Удивительно, но из ее глаз покатились слезы.
– Я сделаю что угодно, чтобы исправиться.
Рука обвилась вокруг ее плеч. Так утешительно, так… по-отцовски.
- Пошли, - сказал он. – Подумаем над искуплением, которое очистит тебя от этого ужасного греха. Позволь мне рассказать про то, как люди боролись с прелюбодеянием во времена крестовых походов. Про то, как они наказывали грешников…
Он сложил ее руки на груди и помолился за нее.
Литургия должна была вот-вот начаться. В шесть вечера отец Доминик покинул дом приходского священника, чтобы поприветствовать свою паству.
Ⓒ Vade in Pacem by Monica J. O'Rourke, 2005
Ⓒ Максим Деккер , перевод
Пять прилагательных о моем отце, Надин Спектер
Задание: используя пять прилагательных, напишите эссе из 350 слов, описывающее вашего отца. [Примечание редакторов: Мисс Мэджинти подтвердила, что из девятнадцати второклассников у тринадцати есть живой отец. Остальных шестерых детей попросили написать о своем любимом питомце.] Привести примеры.
Моего отца зовут Кен. Он добрый, умный, веселый, справедливый и счастливый. Это мои пять прилагательных. Прилагательное - это слово, которое описывает существительное.
Мой отец добрый. Он добр ко мне и моему брату Аарону. Аарону пять лет. Я на два года старше Аарона. Мне семь. Он бывает вредным. Мой отец добр, потому что знает, как важно для меня уединение.
Трава за окном спальни Надин покрыта коричневыми пятнами. Стебли почтительно кланяются ветру, в унисон устремляясь к земле, словно единое целое. Надин загипнотизирована их ритмом и пытается его сосчитать. Она теряет счет после пятидесяти семи.
Через некоторое время Надин высовывает голову из двери спальни. Она наказана. Надин снова была плохая.
- Папа? - она скулит, зная, что это раздражает его, но все равно так делает. Это кажется бессмысленным, но все равно привлекает его внимание. Именно это ей и нужно.
Он откликается на ее мольбу о помиловании криком с дивана внизу.
Она скулит громче. Он угрожает ей поркой.
Надин надувает губы.
- Можно мне выйти из комнаты?
Когда он не отвечает, она крадется вниз по лестнице и тихо пробирается в гостиную. Трясет его за плечо.
- Теперь я могу выйти? - шепчет она, не понимая всей иронии.
Его глаза блестят, открываясь и мерцают, закрываясь, крокодиловыми слезами, которые образовались во время сна. Холодные темные зрачки сверкают в тусклом свете.
- Черт возьми, ты меня разбудила.
Она отступает назад, но у нее нет причин бояться его. Он никогда не бил ее, сколько бы раз ни угрожал.
Она наклоняется вперед и берется за его руку. Очаровательно улыбается. Обезоруживающе. Обнимает его за плечи, волосы щекочут его щеку.
- Возвращайся в свою комнату.
- Но я не могу...
- Иди обратно в свою комнату, - медленно, стиснув зубы, проговорил он.
Она не отступает, хочет быть вместе с ним. Даже во время приступов гнева.
- Я проголодалась. Могу я просто перекусить?
- Я не буду повторять дважды.
Надин смотрит на него, желая, чтобы он передумал, пытаясь управлять его мыслями. Это не срабатывает. Но она старается, ждет, смотрит и надеется, что он вдруг скажет что-то противоположное тому, что было несколько минут назад, но он, по какой-то глупой причине, почему-то злится. Она видит крошечные красные точки на его щеках.
Через минуту, которая кажется часом, отец Надин поворачивается на стуле и переводит взгляд на нее. Точнее, не прямо на нее, но совсем рядом.
Она улыбается и размышляет, удалось ли ей переубедить его.
- Иди в кровать.
- Но я ...
- Сейчас же! Шевелись! В кровать! И не выходи из этой проклятой комнаты!
Каким-то образом слова успокаивают. Она чувствует связь.
Она убегает, плача, желая, чтобы мама осталась дома в эти выходные, или чтобы она тоже уехала.
Ей хотелось бы вернуться назад во времени и повернуть вспять события завтрака, причину изгнания: стакан выскользнул из ее мыльных пальцев и разбился в раковине. Она закричала, извиняясь и пытаясь убрать осколки, помещая их внутрь разбитого стакана. Ей следовало быть осторожнее - это был его любимый стакан.
Он выхватил останки стакана из ее рук и осмотрел его. Он даже не проверил ее руки на наличие повреждений, но сам держал стакан осторожно.
- Мой хрустальный стакан для скотча.
- Прости, - снова пробормотала она, опустив глаза, испуганная своей неуклюжестью. Она часто разбивала стаканы и тарелки. Он обвинил ее в том, что она специально разбила его и велел ей идти в свою комнату и оставаться там, пока он не разрешит ей выйти.
И с тех пор она здесь, понимая, конечно, что наказание соответствует преступлению, зная, что могло быть и хуже. Зная, что ее срок наказания может истечь до возвращения мамы от тети Кэтлин, она сидит в своей комнате, ожидая после завтрака досрочного освобождения, которое, похоже, никогда не будет предоставлено.
Она сидит, скрестив ноги, на своей кровати и таскает горстями хлопья из коробки "Чириоуз"[4], которую она спрятала.
Мама и Аарон возвращаются домой около двух часов дня, и Надин разрешается покинуть ее комнату.
Мой папа умный. Он говорит, что однажды я должна пойти в колледж, потому что я почти такая же умная, как и он. Он знает все столицы всех штатов, но не дает мне никаких ответов и говорит, что я должна их сама найти.
Класс Надин участвовал в конкурсе по правописанию, и Надин заняла третье место. Миссис Фишер вручила ей диплом за третье место и ленту. Надин правильно написала "rabbit", "maintain", "battery" и "justice". Она ошиблась в слове tomorrow, потому что забыла, как оно пишется, с двумя "m" или двумя "r". Иногда она пишет его tommorrow, но так оно даже не выглядит правильным.
Все поздравляли ее, даже Джеффри, мальчик, у которого была отвратительная привычка швырять в нее слюнявым шариками.
Надин мчится домой, раскрасневшаяся от жары, вспотевшая от бега. Уголки диплома влажные и сморщенные от ее мокрых пальцев.
Она врывается в дом.
Ее отец уже дома, потому что у него был клиент, с которым он пообедал и рано закончил работу. Мамы не будет дома еще часа два.
Задыхаясь и ухмыляясь, как Чеширский кот, Надин машет грамотой перед его грудью, размахивает ею у него перед носом, возбужденно раскачивается на каблуках.
Он протягивает руку и берет грамоту.
- Третье место?
Она кивает, ее улыбка чуть дрогнула, все еще надеясь, что...
- Какое слово было с ошибкой?
- Tomorrow.
Он хмыкает, и она не понимает, почему этот звук так сильно ее беспокоит.
Он отдает грамоту, не говоря ни слова, и возвращается к газете.
Она смотрит, снова пытаясь прочитать его мысли ... пытаясь изменить их, сделать его внимательным, понравиться ему... заставить его полюбить ее. Но она все еще не знает, как это сделать. Поэтому она ждет ответа, ждет, что он что-нибудь скажет. Ждет его поздравлений. Ждет объятий, которых просто никогда не будет.
Она размахивает руками, и он, наконец, отвечает.
- Глупо было ошибаться в этом слове. Ты должна была выиграть.
Мой папа веселый. Он рассказывает хорошие шутки. Он смешит меня, когда шутит. Он щекочет меня и смешит. Иногда я так сильно смеюсь, что писаю в штаны. Это случилось только один раз. В тот раз он перестал щекотать меня после того, как я пописала, и после того, как слезы потекли из моих глаз. Я даже не помню, как плакала, помню только, что у меня были мокрые глаза. Он смеялся, смеялся и, наконец, когда я думала, что меня сейчас вырвет, перестал щекотать. Иногда он щекочет меня, когда укладывает спать.