В гостинице дело пошло тоже не гладко. Началось с того, что номерной спросил, глядя на Тодрию:
– А вы, господин, не из евреев будете?
– Нет, я грузин, – ответствовал Тодрия, – а мой товарищ русский, только что из провинции.
Коба действительно предъявил паспорт на имя Петра Алексеевича Чижикова (паспорт этот он взял у луганского рабочего-революционера, с которым близко сошелся в Вологде).
Подозрительность номерного объяснялась просто: 1 сентября Д. Богров, по национальности еврей, смертельно ранил в Киеве председателя Совета министров П. А. Столыпина. Были приняты экстраординарные меры к поимке сообщников Богрова, и всем домовладельцам, содержателям гостиниц были даны указания сообщать о всех подозрительных, в особенности если они смахивают на евреев. Номерной в «России» сообщил о приезде «Чижикова», и с утра 8 сентября наблюдение продолжалось. Видимо, петербургские шпики были опытнее бакинских и вологодских: Коба и Тодрия, поехавшие на квартиру к Аллилуеву, не заметили слежки.
Аллилуев сумел договориться с одним из товарищей – Забелиным, который повел преследуемых в дачное место – в Лесное. В глухой, темной аллее им удалось избавиться от «хвоста» – шпики вынуждены были отстать. Переночевав у Забелина, Коба ушел в город. Но в гостинице его ждали. Вечером 9 сентября 1911 года он находился уже в петербургском доме предварительного заключения.
Вновь тюрьма, но на этот раз не закавказская, а изощренно-суровая петербургская. Более трех месяцев ожидал Коба решения. Определение было: выслать Джугашвили на три года в избранное им место жительства, кроме столиц и столичных губерний. Коба избрал Вологду, и уже 25 декабря 1911 года он был там. Потянулись дни ссылки.
Большевики готовили общепартийную конференцию. Еще в июне 1911 года на совещании социал-демократов в Париже Коба заочно был назначен кандидатом в члены Российской организационной комиссии по созыву конференции. Но ему не пришлось подготавливать конференцию – арест в Петербурге помешал тому.
VI (Пражская) Всероссийская конференция РСДРП состоялась в январе 1912 года. На пленуме, состоявшемся после конференции, в состав ЦК был кооптирован и Коба. Он стал членом Центрального Комитета большевистской партии и оставался им с тех пор непрерывно более сорока лет.
29 февраля Коба из Вологды исчез «неизвестно куда». Жандармы предполагали, что в «одну из столиц», но ошиблись – он направился в Закавказье.
Здесь же находились в то время Спандарьян и Орджоникидзе. Три члена ЦК объезжали партийные организации, делали доклады, разъясняли решения Пражской конференции. 29 марта в Баку (в Балаханах) Коба провел совещание руководящих работников-большевиков. Была принята резолюция, одобрявшая решения Пражской конференции и резко критиковавшая меньшевистский Закавказский областной комитет.
1 апреля Коба выехал на север.
С середины декабря 1911 года в Петербурге (сначала еженедельно, а потом два и три раза в неделю) выходила большевистская газета «Звезда», которую издавал член III Государственной думы, рабочий-большевик Николай Гурьевич Полетаев. Его квартира, как думского депутата, пыла неприкосновенна для полиции. Вот здесь-то, в своеобразном убежище, и засел Коба.
22 апреля (5 мая) 1912 года в свет вышел первый номер «Правды». Он открывался редакционной статьей «Наши цели», написанной Кобой. «Вступая в работу, мы знаем, что путь наш усеян терниями. Достаточно вспомнить «Звезду», перенесшую кучу конфискаций и «привлечений». Но тернии не страшны, если сочувствие рабочих, окружающее теперь «Правду», будет продолжаться и впредь. В этом сочувствии будет черпать она энергию для борьбы!.. Итак, дружнее за работу!»
Днем 22 апреля, когда экземпляры «Правды» поступили в продажу, Коба был арестован на улице. «При аресте он заявил, что определенного места жительства в гор. С. – Петербурге не имеет. При личном обыске у Джугашвили ничего преступного не обнаружено».
На этот раз ждать решения Департамента полиции в петербургской тюрьме пришлось сравнительно недолго: 14 июня последовало распоряжение: «Выслать Иосифа Джугашвили в пределы Нарымского края, Томской губернии… под гласный надзор полиции на три года…» 2 июля Коба был отправлен в Нарымский край.
От станции Тайга до Томска – в арестантском вагоне, два-три дня в томской тюрьме, и 18 июля Коба в сопровождении стражника плывет по Оби на пароходе «Колпашевец» (одном из первых пароходов, курсировавших между Томском и Нарымом). Ехали в третьем классе, стражник не очень следил за Кобой: куда он денется с парохода? А ссыльный приглядывался, присматривался – каков будет обратный путь.
В летнюю пору единственный путь по Нарымскому краю – реки. Здесь они широки, с быстрым течением, текут по болотистой равнине, образуя излучины и петли. С борта парохода смотрит Коба на приволье, просторы Сибири: в этот раз, в отличие от 1904 года, он видел ее летом. Могучая сибирская река катит воды, желтеют песчаные отмели, за ними камыши, осока, блестит вдалеке озеро. С другого борта – темная зелень тайги, подступившая прямо к обрыву. Дух захватывает, как хорошо! Но еще лучше, конечно, если едешь тут по своей воле…
1 сентября Коба ухитрился сесть на пароход «Тюмень», и 2 сентября полицейский надзиратель Титков доносил: «Проверяя по обыкновению каждый день свой участок административно-ссыльных в городе Нарыме, сего числа я зашел в дом Алексеевой, где квартирует Джугашвили Иосиф и Надеждин Михаил, из них первого не оказалось дома. Спрошенная мною хозяйка квартиры Алексеева заявила, что Джугашвили сегодняшнюю ночь не ночевал дома и куда отлучился, не знает».
12 сентября 1912 года Коба – вновь в столице.
Возвратился он в Петербург в самый разгар избирательной кампании в IV Государственную думу. К выборам готовились в центральных районах города и на рабочих окраинах. 16 сентября должны были состояться выборы уполномоченных на предприятиях. Коба сразу же по приезде стал заниматься избирательной кампанией.
Коба, как и весной 1912 года, много работает для «Правим»: легальная газета – важнейшее оружие в борьбе с миром капитала. 19 октября в «Правде» напечатана его передовая статья «Воля уполномоченных», 24 октября – «К итогам выборов по рабочей курии Петербурга», 25 октября – «Сегодня выборы»… Большевики на выборах в Думу одержали победу: во всех шести промышленных губерниях депутатами стали их кандидаты.
Поскольку пребывание Кобы в Петербурге в сентябре – октябре 1912 года явно положительно сказывалось на ходе дела, поскольку ряд вопросов (в частности о финансовом положении «Правды») можно было разрешить только при личной встрече, 21 октября Крупская по поручению Ленина написала письма в Петербург о необходимости приезда Кобы в Краков.
Паспорта у него не было, но это не слишком смущало подпольщика: многолетний опыт подскажет, как действовать на месте. Чувствовал себя Коба уверенно. В поезде с ним произошел характерный случай. Двое соседей по купе вслух читали и обсуждали статьи из какой-то газеты крайне правого толка. Долго терпел Коба, наконец ему надоело, он не выдержал и сказал:
– Зачем такую чепуху читаете? Другие газеты надо читать!
Сказано это было так, что соседи замолчали, испуганно переглянулись, встали разом и ушли из купе…
Переход границы не представил большой трудности для опытного и предприимчивого человека: надо было только знать, что делать и к кому обратиться.
«Очень немногие из тех, – говорил Сталин позднее, – которые оставались в России, были так тесно связаны с русской действительностью, с рабочим движением внутри страны, как Ленин, хотя он находился долго за границей. Всегда, когда я к нему приезжал за границу, – в 1906, 1907, 1912, 1913 годах, я видел у него груды писем от практиков в России, и всегда Ленин знал больше, чем те, которые оставались в России. Он всегда считал свое пребывание за границей бременем для себя».
С 26 декабря 1912 года по 1 января 1913 года Ленин провел в Кракове совещание ЦК РСДРП с партийными работниками. Он выступил с докладом «Революционный подъем, стачки и задачи партии»; были приняты соответствующие решения. Совещание дало партии программу деятельности в условиях подъема революционной борьбы.
Некоторое время после окончания совещания Коба оставался в Кракове, а затем уехал в Вену. Дело в том, что по предложению Ленина он решил написать большую теоретическую статью. Национальный вопрос, насущный для многих европейских государств, был одним из главных для России той поры. В январе 1913 года Коба едет в Вену, чтобы поработать в тамошних библиотеках.
Статья Кобы «Национальный вопрос и социал-демократия» была напечатана за подписью «К. Сталин» в № 3–5 журнала «Просвещение». Ленин позаботился, чтобы она увидела свет, и, узнав, что статью предлагали объявить дискуссионной, возражал: «Конечно, мы абсолютно против. Статья очень хороша… Вопрос боевой, и мы не сдадим ни на йоту принципиальной позиции против бундовской сволочи».
Теоретическая работа Кобы была очень обстоятельной, видно было, что автор много перечитал, использовал все, что имелось в марксистской литературе по этой теме, помогло тут и знание немецкого языка. Коба дал глубоко научное и развернутое определение понятия «нация».
Убедительнейшим образом разобрав теоретические посылки и практические дела Бунда, Коба заключал: «Дезорганизация рабочего движения, деморализация в рядах социал-демократов – вот куда приведет бундовский федерализм». То есть – национализм еврейский.
В середине февраля 1913 года Коба возвращается в Россию. Кончилось его наиболее длительное – шесть недель – пребывание за рубежом. Спустя двадцать лет Эмиль Людвиг спросит у Сталина, не считает ли он своим недостатком незнакомство с европейской жизнью. Сталин ответит: «Что касается знакомства с Европой, изучения Европы, то, конечно, те, которые хотели изучать Европу, имели больше возможности сделать это, находясь в Европе. И в этом смысле те из нас, которые не жили долго за границей, кое-что потеряли. Но пребывание за границей новее не имеет решающего значения для изучения европейской экономики, техники, кадров рабочего движения, литературы всякого рода, беллетристической или научной. При прочих равных условиях, конечно, легче изучить Европу, побывав там. Но тут минус, который получается у людей, не живших, в Европе, не имеет большого значения. Наоборот, я знаю многих товарищей, которые прожили по 20 лет за границей, жили где-нибудь в Шарлоттенбурге или и Латинском квартале, сидели в кафе годами, пили пиво и все же не сумели изучить Европу и не поняли ее».