Что воин подумает, глядя,
Как славный его командир
Нарочно себя подставляет
Ударам мечей и секир?
Ты, друг мой, отважен и стоек.
Такое не всем по плечу.
Ступай. Ты был верен, и все же
Я видеть тебя не хочу».
Рассветное тусклое солнце
Светило над пылью дорог.
На запад отправилось войско,
А воин ушел на восток.
…Но в древнем Иерусалиме
Героя не помнит никто.
Лишь путник шагает усталый
С улыбкой на темном лице.
В конце VII века халиф Аль-Малик отправил войско на завоевание иудео-берберского царства, которым правила царица по имени Дакия аль-Кахина. Среди арабских военачальников отчаянной храбростью отличался один — из евреев, принявших ислам.
БАЛЛАДА О КОЭНЕ И ВДОВЕ
Это было на западе Польши
В незапамятные времена.
Шесть веков — или, может быть, больше —
Пронеслись за волною волна…
То ли ветер шумит перелеском,
То ли шепчет чуть слышно трава:
Жили-были в предместье еврейском
Сендер-коэн и Рейзел-вдова.
Слух прошел по предместью весною,
Повторяли не раз и не два:
«Скоро Сендеру станет женою
Молчаливая Рейзел-вдова».
И тогда отворачивать взоры
Стали добрые люди от них.
Пересуды пошли, разговоры...
И к раввину явился жених:
«Рабби Ицхак, хочу я жениться,
И невеста скромна и тиха.
Полюбил я вдову, не девицу!
Чем же эта невеста плоха?!»
Был раввин непривычно спокоен,
Только руки дрожали сильней:
«Ты — из рода священников, коэн,
Ты жениться не можешь на ней!
То ль злонравие мужа причиной,
То ли так уж сложилось само,
Но супруг перед самой кончиной
Подписал разводное письмо.
Были мутные сплетни в народе,
Но свидетелей есть имена,
И выходит, что Рейзел в разводе,
По закону запретна она!»
И воскликнул тогда Сендер-коэн:
«Коли так ты ведешь разговор,
Коль закон твой бездушно устроен,
Мы пойдем в христианский собор!»
…Шли к собору при полном молчанье.
Город будто от страха застыл.
Перед самым началом венчанья
Им дорогу раввин преградил.
Лик его был печален и темен,
А слова походили на стон:
«Отвергаешь ты Господа, коэн!
Покарает отступника Он!»
Только взгляда он был удостоен.
Показались пустыми слова.
Не услышал его Сендер-коэн,
Не услышала Рейзел-вдова.
И внезапно раскатами грома
Был нарушен небесный покой.
Тьма спустилась на город, истома
Души полнила смертной тоской…
И взметнулось подземное пламя,
И в колодце вскипела вода,
И разверзлась земля под ногами,
И сошлась, не оставив следа!..
Не воротятся аисты в гнезда
У давно обмелевшей реки,
А немые свидетели — звезды —
Безучастны и так далеки.
Пролетели века незаметно,
Не растет за оградой трава.
Здесь когда-то исчезли бесследно
Сендер-коэн и Рейзел-вдова.
Наказание или награда?
Ведь разлуки не дал им Господь:
В небесах или в сумраке ада
Стали двое — единая плоть.
И беззвучно танцуют пылинки
В серебристом сиянье луны.
…А у Рейзел глаза, словно льдинки, —
Так прозрачны и холодны…
Жизнь коэнов — потомков священников Иерусалимского Храма — по сей день жестко регламентируется в религиозной среде. Например, коэну запрещается жениться на разведенной женщине.
Историю, ставшую основой баллады, упоминает в своих «Мемуарах» Любавичский ребе Иосеф-Ицхак Шне-ерсон. Согласно его утверждению, событие произошло в 1363 году в Кракове, а фамилия непокорного коэна была Зелигман. Краковским раввином был в то время изгнанный из Германии рабби Ицхак. На протяжении несколько веков площадь перед собором, где якобы земля поглотила жениха и невесту, была обнесена специальной оградой. Сделано это было по просьбе раввина: поскольку среди местных евреев имелось немало коэнов, которым запрещено находиться рядом с могилами, следовало обозначить место, ставшее фактически местом захоронения. Площадь эту местные жители называли «Площадь проклятой еврейской свадьбы». Площадь существует и по сей день, но она уже перестала быть пустырем. Здесь установлен памятник краковским евреям, погибшим в годы Холокоста.
«АМУРСКИЕ ВОЛНЫ»
Этот старый вальс был написан молодым
капельмейстером 11-го Восточносибирского полка
Максом Кюссом и посвящен жене командира полка
Вере Анатольевне Кириленко.
Дальний Восток, гарнизонный оркестр,
Робкие взгляды, простые слова…
Музыка, музыка льется с небес,
Звонкой струною дрожит тетива.
Музыка, музыка вместо письма,
Пена слетает с могучей волны —
То ли оркестр, то ль природа сама
Дарит сегодня прозрачные сны…
Плавно Амур свои воды несет…
Музыка вечно над ними плывет…
Бьют барабаны и трубы трубят…
Медные волны уходят в закат…
Что ж, музыкант — и чужая жена…
Нынче печален могучий поток,
Тусклою стала речная волна.
Вальса напев не проступит меж строк.
Он — на войну, а она — в Петербург.
Тысячи верст между ними легли.
Воздух морозный сегодня упруг.
Звуки летят, как посланья любви…
Где-то Амур, где-то снова война.
Здесь — революция, там — тишина…
Тают надежды и гаснут огни.
Больше вовек не встречались они.
Время густеет — в Одессе, в Москве
И в Петербурге… Полуденный зной.
Музыка снова плывет в синеве.
Звуки ли, тучи парят над землей?
…Дальний Восток, гарнизонный оркестр,
Берег амурский и тих, и суров.
Где-то на Тихвинском — каменный крест.
В гетто — телами заполненный ров…
Только Амур свои воды несет…
Музыка вальса над ними плывет…
Тусклою медью окрашен закат…
И не вернуть те минуты назад…
Макс Авельевич Кюсс, автор вальса «Амурские волны», был расстрелян в селе Дальник Одесской области зимой 1942 года вместе с тысячами других одесских евреев. Вера Анатольевна Кириленко похоронена в Санкт-Петербурге.
ВОЛЫНСКАЯ ЛЕГЕНДА
Небо синее раскрылось, будто звездный веер.
Жил в местечке на Волыни арендатор Меир.
То поляки, то козаки, будто волки, рыщут,
Меир наш сидит в подвале или на горище.
Годы черные умчались, он живым остался.
Как-то поздно, на подводе Меир возвращался.
Вдруг козак навстречу вышел и взмахнул рукою:
«Неслучайно повстречались ночью мы с тобою…»
Над рекою туча ходит, черной птицей рея.
Над рекой козак зарезал Меира-еврея.
То не туча разметалась, не седая буря —
То судья спросил козака, грозно брови хмуря:
«Ты ли горло перерезал Меиру-еврею?»
И козак ответил твердо: «Я — и не жалею!
Я скажу, судья вельможный, я тебе откроюсь.
Ты меня казнить прикажешь, я и успокоюсь.
Меир был моим соседом и единоверцем.
И пришел я в вашу веру не с открытым сердцем.
Мой отец — Рувим-сапожник, мать звалась Рахилью.
Их могил не сыщешь нынче, занесло их пылью…
А еще была дивчина — душу мне открыла.
Я любил ее, панове, — и она любила.
Да бедна была дивчина, сам я беден тоже.
И просватал Хаву Меир — что ж ты сделал, Боже?!
Арендатору мамаша много задолжала…
Как узнала то дивчина — сразу прибежала.
Но стоял я рядом с нею и не чуял лиха!
А она ко мне склонилась и сказала тихо:
«С нелюбимым жить не буду…» — и взглянула жгуче.
Ночью бросилась на камни с той проклятой кручи.
И от крови стали камни красными, как маки.
Бросил я родную веру — и ушел в козаки!»
И сказал судья сурово: «Будешь ты, козаче,
Завтра предан лютой смерти — и никак иначе.
Но священника пришлю я, ты ему покайся.
Он тебе грехи отпустит, ты не сомневайся!»
«Не священника пришли мне — ты пришли раввина.
За еврейского молиться, за дурного сына.
А в могилу положите мне щепотку праха,
Та щепоть меня спасала от беды и страха.
Прах из Иерусалима, из Святого града,
Ну а больше мне, панове, ничего не надо».
Братья-евреи Лейба (Александр) и Янкель (Ясько-кравец), во время национально-освободительной войны Богдана Хмельницкого, бежали из родного дома в Сечь, приняли там православие и вступили в армию гетмана. Во время перемирия 1649 г. они на Волыни убили еврея-арендатора Меира. Арестованный позднее и подвергнутый пыткам Лейба-Александр признался в своем преступлении и был приговорен к смерти. Перед смертью он отказался от священника и попросил прислать раввина. Эта история стала основой документального рассказа историка М. Грушевского «Выкрест Александр». «В смерти своей выкрест Александр воссоединился с верою отцов», — так заканчивается рассказ Грушевского.
ПОТЕРЯННАЯ АРАВИЯСтарая история в трех балладах
БАЛЛАДА О ТРОЙНОМ ИСКУШЕНИИ ЕВРЕЕВ КЛАНА БАНУ КУРАЙЗА
Приказал сокрушить Мухáммад
Непокорных евреев крепость.
И сказал своему народу
Вождь евреев Кааб ибн Áсад:
«Там Мухáммад — его пророком
Мы признаем, как все признали.
Коль откажемся мы от Торы,
Он в награду нам жизнь подарит!»
Тишиною укрылась крепость,
Покатилось на запад солнце.
Над Мединой — закат багровый,
Цвета крови и цвета страсти.
Отвечали евреи скорбно:
«Не отринем святую Тору.
Пусть уж смерть нам глаза закроет,
Чтоб не жить по чужим законам!»
«Но тогда за мечи возьмемся, —
Молвил воин Кааб ибн Áсад,–
Весь свой гнев на врагов обрушим
И на равных сразимся с ними.
А чтоб наши сердца в сраженье
Не сжимались тоской внезапной,
Мы убьем перед боем женщин
И детей, что прижили с ними!»
Тишиною укрылась крепость,
Темнотою, подобной бездне.
Темен жар песков аравийских,
И закат догорел кровавый.
Отвечали евреи скорбно:
«Не убьем ни детей, ни женщин.
Пусть уж смерть нам глаза закроет,
Чтоб не жить по чужим законам!»
«Дело ваше, — сказал им воин,
Вождь евреев Кааб ибн Áсад. —
Знают наши враги, что нынче
Мы не сможем сразиться с ними:
Наступает сейчас суббота,
И для нас это день священный.
Но обманем врагов, евреи,
И ударим по ним немедля!»
Тишиною укрылась крепость,
Три звезды загорелись ярко,
Только звездный свет не рассеет
Темноту над Мединой спящей.
Отвечали евреи скорбно:
«Не нарушим субботы святость,
Пусть уж смерть нам глаза закроет,
Чтоб не жить по чужим законам!»
«Что ж, — воскликнул Кааб ибн Áсад, —
Как спасти мне народ, который
Сам под нож подставляет горло
С дикой гордостью и упрямством?!
Но останемся мы с субботой,
Но останемся с сыновьями,
Но останемся с нашей Торой,
С нашей смертью — и с нашей честью…»
Поход на еврейский клан Бану Курайза, живший в Медине и вошедший в конфликт с Мухаммадом, состоялся в 627 году. Осада их крепости продолжалась двадцать пять дней. Согласно преданию, один из вождей Бану Курайза, военачальник Кааб ибн Асад предложил соплеменникам три варианта выхода. Первый: принять ислам и признать Мухаммада пророком, сохранив свое имущество, своих детей и жён. Иудеи отказались разлучаться со своей верой. Второй вариант: убить детей и женщин, выйти навстречу воинам Мухаммада, обнажив мечи и сразиться, ни о чем больше не думая. Иудеи, однако, отказались убивать свои семьи. Третий вариант: застать врасплох Мухаммада, напав на его воинов в субботу. Иудеи отказались нарушить субботу.
БАЛЛАДА О ПОСЛЕДНЕМ ЕВРЕЕ БАНУ КУРАЙЗА
…И вот догорела крепость
евреев Бану Курайза.
Склонился перед пророком
отважный воин Сабит:
«Когда-то великодушно
меня отпустил из плена
еврей из Бану Курайза.
Он звался Абу Рахман.
Сегодня он слеп и болен
и не выходил в сраженье.
Он ждет у развалин черных
решенья судьбы своей.
И если пророк доволен
и мной, и моим усердьем —
отдай мне еврея, чтобы
ему отплатить добром!»
Ответил ему Мухáммад:
«Я многим тебе обязан.
Иди же, Сабит, отныне —
твой пленник Абу Рахман».
И окрыленный воин
помчался тотчас к слепому.
Сказал ему: «Ты свободен,
прими за добро — добро!»
И, глядя в лицо Сабиту
невидящими глазами,
спросил его побежденный:
«Где дети мои, Сабит?»
И победитель хмуро
ответил Абу Рахману:
«Убиты они, их кровью
давно пропитан песок!»
На темном лице еврея
ни мускул не дрогнул,
словно о ценах или погоде
услышал Абу Рахман.
«Мои сыновья свободны, —
сказал он негромко. — Что же,
не в рабстве они, и значит,
ты добрую весть принес…»
И, глядя в глаза Сабиту
невидящими глазами,
спросил его побежденный:
«Где наши вожди, Сабит?»
И победитель хмуро
ответил Абу Рахману:
«Убиты они, их кровью
давно пропитан песок!»
На темном лице еврея
ни мускул не дрогнул,
словно о ценах или погоде
услышал Абу Рахман.
«Их не опозорят цепи, —
сказал он негромко. —
Что же, пусть жизнь они потеряли,
зато сохранили честь…»
И, глядя в глаза Сабиту
невидящими глазами,
спросил его побежденный:
«Где братья мои, Сабит?»
И победитель хмуро
ответил Абу Рахману:
«Сгорели они — их пепел
в пустыню ветер унес!»
«Исполни же обещанье, —
промолвил еврей негромко. —
Сказал, что добром отплатишь —
плати за добро добром.
Убей меня, храбрый воин,
отправь за моим народом.
Так будет расчет закончен,
я благословлю тебя!»
…И долго тянулось время,
и ветер сдувал песчинки,
И тучи укрыли солнце,
свивая чехол земле,
и небо казалось низким,
тьма обнимала стены,
и плакал над мертвым телом
отважный воин Сабит.
После падения крепости евреев клана Бану Курайза один из видных воинов-мусульман по имени Сабит ибн Кайс ибн аш-Шаммас решил спасти одного из пленных — старика по имени аз-Зубайр ибн База аль-Курайзи, которого называли также Абу Абд ар-Рахман или Абу Рахман. Когда-то, еще до появления пророка Мухаммада в Медине, Абу Рахман отпустил на свободу Сабита. Сабит участвовал в битве Буас между арабскими языческими племенами Аус и Хазрадж (в ней участвовали и еврейские кланы). Абу Рахман тогда взял его в плен, отрезал ему прядь волос и отпустил на свободу. Мухаммад позволил Сабиту отпустить Абу Рахмана и вернуть ему все имущество. Но, расспросив Сабита и узнав о трагической судьбе всего племени, еврей сказал: «Я прошу тебя, о Сабит, за мою услугу тебе отправь меня к моему народу! Нет смысла жить после них. Я хочу как можно быстрее встретить своих любимых».
РЕЙХАНА, ПОСЛЕДНЯЯ ЕВРЕЙКА
...И унес навек сынов Курайза
Ветер, вместе с пеплом их развеяв.
Не увидишь, сколько ни старайся,
Никого из племени евреев...
Всех враги казнили у бархана,
Женщин разделили меж собою,
А одну, по имени Рейхана,
Подвели к пророку после боя.
Горький ветер,
Ветер и песок…
Черный ветер,
Твой приходит срок…
И была красавица Рейхана
Нравом и скромна, и благородна.
Он сказал: «Стройней не видел стана,
Красотой лица луне подобна,
Речь — волне старинного напева.
Не таи в душе невинной страха:
Не рабыней станешь ты, о дева,
А женой посланника Аллаха!»
Горький ветер,
Ветер и песок…
Черный ветер,
Твой приходит срок
А она, нащупав под накидкой
Из огня спасенный свиток Торы,
Так ему сказала — и улыбкой
Отмела язвительные взоры:
«Нет, еврейкой, дочерью еврея
Буду я под чашей небосвода.
Навсегда останется моею
Вера истребленного народа!»
Горький ветер,
Ветер и песок…
Черный ветер,
Твой приходит срок…
...На забытом Богом пепелище
Тени, тени — тающие лица.
Только ветер из пустыни свищет,
Словно призывает воротиться,
Но несет, несет сынов Курайза
Тот же ветер, пеплом их развеяв.
Не увидишь, сколько ни старайся,
Племя непокорных иудеев...
Горький ветер,
Ветер и песок…
Черный ветер,
Твой приходит срок…
После разрушения крепости еврейского племени Бану Курайза мусульмане казнили всех мужчин, оставшихся в живых, а женщин и детей разделили между собой. Мухаммад выбрал для себя из пленниц Рейхану бинт Амр. Она стала его собственностью. Мухаммад хотел жениться на ней, но она упросила его не делать этого. Когда он взял ее в свой шатер, она отказалась принять ислам, осталась иудейкой.