которого борются.
Как нельзя судить об отдельном человеке по тому, что он о себе думает, точно так же нельзя судить о такой революционной эпохе по ее сознанию; наоборот, это сознание следует объяснить из противоречий материальной жизни и существующего конфликта между общественными производительными силами и производственными отношениями».
Иначе говоря, нельзя судить об истинном положении дел данной эпохи, об ее структуре, о соотношении ее социальных сил на основании господствующих идей, как невозможно судить, например, о законах природы на основания господствующих мнений, традиций, религиозных предрассудков и т. д. Согласно требованию метода Маркса, социология, философия истории, социальная политика и т. д. должны стать на строго научную почву и работать таким же точным методом, каким работает естествознание. При этом Маркс выражает полную уверенность, что при посредстве всестороннего изучения экономических сил есть возможность «определить с естественно-научной точностью» всю общественную ситуацию. Исходным положением и руководящим методологическим принципом являются, таким образом, не сознание, не понятие и не идея, а материальные конкретные факты и их взаимные связи, ибо, как гласит краткая формула Маркса: «не сознание людей определяет их бытие, но, напротив, общественное бытие определяет их сознание».
Далее, точное и подлинное исследование не может заключаться в сравнении идеи с фактами, ибо под каждую, даже ложную идею можно подогнать известное количество фактов и Тем оправдать ее действительность. Подлинно научный результат может быть получен лишь тогда, когда определенная закономерность выводится из сопоставления фактов с фактами. А поэтому, как говорит рецензент «Капитала», «критика — в смысле исследований — будет заключаться в сравнении, сопоставлении, сличений факта не с идеей, а c другим фактом. Для нее важно только, чтобы оба факта были возможно точнее исследованы и действительно представляли собой различные степени развития, да сверх того важно, чтобы не менее точно исследованы были порядок, последовательность и связь, в которых проявляются эти степени развития».
Руководствуясь этим именно методом исследования, Маркс пришел к общему и чрезвычайно важному заключению, что каждый исторический период имеет свои собственные законы или, говоря словами Маркса, «как только жизнь пережила данный период развития, вышла из данной стадии и вступила в другую, она начинает управляться уже другими законами». Далее, но формулировке Маркса — «На известной ступени своего развития материальные производительные силы общества вступают в противоречие с существующими производственными отношениями или, употребляя юридическое выражение, с имущественными отношениями, внутри которых они до сих пор действовали. Из форм развития производительных сил эти отношения становятся их оковами. Тогда наступает эпоха социальной революции. С изменением экономического основания, более или менее быстро преображается и вся громадная надстройка над ним». Переход от одной стадии в другую обусловлен, таким образом, накопившимися противоречиями, которые находят свое разрешение в следующей фазе развития. Момент перехода из одной общественной формы в другую есть скачок.
Итак, везде и повсюду исходной точкой и руководящим методом должно быть всестороннее исследование материальных конкретных фактов в их возникновении, развитии, изменении и исчезновении и т. д. Поэтому Маркс в том же «Послесловии» формулирует в согласии с пониманием Кауфмана свой метод в таких выражениях: «Исследование должно детально освоиться с материалом, проанализировать различные формы его развития, проследить их внутреннюю, связь. Лишь после того, как эта работа закончена, может быть надлежащим образом изложено действительное движение. Раз это удалось и жизнь материала получила свое идеальное отражение, то на первое время может показаться, что перед нами априорная конструкция».
Итак, материал, проанализированный способом раскрытия в нем самом всех его сторон, всех связей, обнаружения его движущих сил, представляется в идеальном отражении. Другими словами, идея заключается в самой конкретной материальной действительности. Когда эта идея выявлена полностью, она может казаться априорным построением, в то время как на самом деле она является апостериорным результатом.
Исходя из этих основных положений метода, Маркс тут же определяет различие между его методом диалектического материализма и идеалистической диалектикой Гегеля:
«Мой диалектический метод не только в корне отличен от гегелевского, но представляет его прямую противоположность. Для Гегеля процесс мысли, который он под названием идеи превращает в самостоятельный субъект, есть демиург (творец) действительности, представляющей лишь его внешнее проявление.
Для меня, наоборот, идеальное есть не что иное, как переведенное и переработанное в человеческой голове материальное».
В этой краткой формулировке противоположность методов определяется противоположностью общих философских миросозерцаний. Диалектический метод Маркса обусловлен первоначальными исходными предпосылками материалистической философии, между тем как диалектический метод Гегеля вытекает из общеидеалистического миросозерцания. В этой формулировке выражены два положения: 1) что познающему субъекту противостоит «материальное», т.е. материальный действительный мир, 2) что идея, составляющая исходный пункт и сущность идеализма, есть не что иное, как переведенный и переработанный в человеческой голове материальный, воспринимаемый и действующий на субъект внешний мир.
Противоположностью исходных философских положений определяется в конечном счете противоположность методов, о которых заявляет Маркс. Тут же Маркс считает нужным дать краткую характеристику диалектики Гегеля. «Та мистификация, — гласит известное место послесловия, — которую претерпела диалектика в руках Гегеля, отнюдь не помешала тому, что Гегель дал исчерпывающую и сознательную картину ее общих форм движения. У Гегеля диалектика стоит на голове. Надо ее поставить на ноги, чтобы вскрыть рациональное зерно под мистической оболочкой».
Диалектика Гегеля сохраняет, следовательно, для Маркса силу как учение об общих формах движения.
Диалектика Гегеля, таким образом, формальная. Ее формальный характер обусловлен, согласно убеждению Маркса, идеалистическим мировоззрением великого философа-идеалиста.
Диалектический метод, как он выражен у Гегеля, стоит «на голове», и тогда лишь он получит свое надлежащее значение, когда этот метод или диалектика будет поставлена на ноги, А поставлена она будет на ноги лишь при том необходимом условии, когда ее реальной основой станет на место абсолютного идеализма материалистическое учение.
Необходимо, следовательно, выяснить подробно, во-первых, что собственно означает поставить гегелевскую диалектику на ноги, в каком смысле стоит она в системе Гегеля на голове. Во-вторых, какие мотивы побуждают Маркса считать диалектику Гегеля ученном об общих формах движения.
Выяснение этих главных вопросов требует критического рассмотрения основ системы Гегеля, философского содержания его диалектики, с одной стороны, и выявления принципов материалистической диалектики — с другой.
Глава вторая
Философия Гегеля обычно излагается приблизительно так: «Центром и сущностью всей системы является абсолютная идея, природа есть ее инобытие, абсолютная идея достигает своей полноты в конце всего космического процесса. Подлинная истина есть полнота абсолютной идеи. Исходный пункт философской системы — чистое бытие, переходящее в небытие, что и составляет сущность диалектического процесса». А затем следуют деления: абсолютный дух, объективный дух, субъективный дух; далее идут категории: количество, качество, мера, сущность и т. д.
Такое формальное изложение, конечно, само по себе верное, так как все эти принципы и категории действительно соответствуют воем гегелевским определениям. Тем не менее такое формальное изложение, говоря словами Гегеля, скучно и бессодержательно, потому что основные принципы не разъясняются, а тавтологически повторяются. Другими словами, в подобного рода изложениях отсутствует путь внутреннего логического развития. Остаются совершенно непонятными и неясными и сущность, и построение философии Гегеля. Один из важнейших вопросов —что заставляет мыслителя брать за исходный пункт и за конечный результат абсолютную идею—покрыт мраком неизвестности. А между тем выяснение этого пункта, как и других основных начал, имеет первостепенное значение для понимания истинного смысла, подлинного содержания гегелевской диалектики.
В современной марксистской теоретической литературе мы часто встречали сопоставление учения Гегеля с диалектическим материализмом. Но происходит это сопоставление, на наш; взгляд, странным образом. Приводятся отдельные цитаты из Гегеля, сравниваются с некоторыми положениями диалектического и исторического материализма, утверждается сходство и в результате оказывается, что Маркс был чуть ли не гегельянец, а Гегель почти что марксист. Делались, конечно, оговорки, что система Гегеля, как идеализм, неприемлема, а поэтому долой систему и да здравствует диалектика. Спору нет, в произведениях Гегеля встречаются в noрядочном количестве отдельные мысли, приемлемые с точки зрения марксизма. Но произведения Гегеля не составляют в этом смысле абсолютного исключения.
У всякого крупного мыслителя-идеалиста имеются налицо положения, выдерживающие строго научную критику. Как ею давно всем известно, идеалисты не надают с неба, а существуют на земле и имеют, следовательно, дело с эмпирической реальной действительностью. Чем крупнее мыслитель, тем интенсивнее и сильнее он старается понять и объяснить действительность. Действительность, в отдельных ее частях, может быть и бывает истолкована идеалистом совершенно правильно, независимо и чаще всего вопреки его собственным идеалистическим предпосылкам и конечным выводам. Такое правильнее истолкование тем в большей степени присуще Гегелю, что он касается многих областей с точки зрения развития, стремясь охватить всю действительность в ее неразрывной исторической связи. Однако же при общем философском рассмотрении оказывается, что и верные положения не дают тех результатов, которые должны были бы дать при других философских предпосылках. Не дают и не могут дать по той причине, что они остаются фактически оторванными, не соответствующими общему философскому направлению мыслителя. Например, в «Философии истории» мы читаем: «Ближайшее рассмотрение истории убеждает нас, что действия людей исходят из их потребностей, их страстей, их интересов, их характеров и способностей и при том так, что в этом мире деятельности только эти потребности, страсти, интересы выявляются как побудительные мотивы и выступают в качестве главных действующих сил. Конечно, здесь участвуют также я общие цели, воля в добру, благородная любовь к отечеству, но эти добродетели и эго общее стоят лишь в незначительном отно