нно. Алло! — она зажала ухо пальцем. — Помедленней говорите, я не слышу. — Нэлл молча слушала. И вдруг изменилась в лице.
— Кто это? — спросила Фрэнси.
Нэлл медленно кивала.
— Нэлл, ну скажи же что-ни…
Но она не успела договорить: Нэлл открыла рот и скованным от ужаса голосом простонала: — НЕ-Е-Е-ЕТ!
22:32
— Что значит, Мидаса нет?
— Не знаю, так Альма сказала.
— А куда он делся?
— Я не знаю. Его нет в кроватке.
— Нет в кроватке?
— Да.
— Что случилось?
— Не знаю. Она пошла его проверить, а в кроватке никого не было. Она не четко говорила. Она в ужасном состоянии.
— А Уинни там? Может, она зашла за ним и куда-то забрала?
— Нет, Альма ей звонила, но там автоответчик. Где же этот чертов телефон?
— Альма позвонила в полицию?
— Да, они еще не приехали. Она сидит их ждет.
Фрэнси схватила свою сумку:
— Давайте, пошли.
22:51
Они шли по тротуару, эхо от их шагов и частого дыхания раздавалось по непривычно безлюдным улицам. Все разъехались на выходные или собрались у реки. А сейчас собирали уставших детей и переносные холодильники с пивом, слишком долго прождав фейерверка.
— Нам сюда, — крикнула Колетт, которая шла впереди. — Еще один квартал.
Она остановилась на углу возле вычурного здания в готическом стиле. На табличке с номером «50» отражались красно-синие мигалки полицейских машин, припаркованных возле здания.
— Это ее дом? — спросила Фрэнси.
— Пятидесятый? — задыхаясь, невнятно спрашивает Нэлл. — Это тот адрес, который Уинни передала через меня Альме.
Колетт поднялась на Г-образное крыльцо и подошла к входной двери. Не увидев нескольких звонков, она спросила:
— Какая у нее квартира? Тут только один звонок.
— Подожди-ка, — сказала Фрэнси и обогнула дом. Ухоженная дорожка вела к неплотно закрытой красной двери с торца здания.
Фрэнси тихо вошла в просторную прихожую, Нэлл и Колетт последовали за ней. На светло-серых стенах висело около дюжины полотен в духе Ротко, потолки были явно не меньше шести метров в высоту, четыре широкие мраморные ступени вели в коридор, из которого доносились рыдания.
— Боже, — сказала Нэлл. — Этот дом весь ее.
Они двинулись на звук, прошли по коридору в огромную кухню, откуда вела лестница с мансардным окном над ней. На ступеньках стоял полицейский в форме, на бейдже у него написано «Кабрера». Он вслушивался в шипящие звуки, раздающиеся из рации на плече.
— Вы кто?
— Подруги Уинни. — сказала Колетт. — Она тут?
— Уходите, — было видно, что он раздражен.
— А можно мы… — начала Фрэнси.
— Вон, — сказал он, роясь в кармане в поисках звонящего телефона. Он резко развернулся и взбежал по лестнице. — Вы находитесь на месте совершения преступления.
Не обращая на него внимания, они зашла в просторную гостиную. Там они увидели ее.
Уинни вжалась в кресло, стоявшее у стеклянного окна, за которым была темнота. Она обхватила колени руками, плечи ее покрывал бежевый плед. Она смотрела в пустоту и теребила себя за нижнюю губу. Метрах в двух от нее сидел следователь, он делал записи в блокноте, рядом с ним на столе стоял забытый бумажный стаканчик с кофе.
— Это все из-за спагетти, — Альма сидела в другой стороне комнаты, там, где Уинни ее не было слышно, на диване из мягкой кожи, и говорила, давясь рыданиями.
Альма сжимала в руке четки, иногда она замолкала, махала скомканными бумажными платками на потолок и неразборчиво бормотала по-испански молитву. Она сказала, что принесла из дома макароны с сыром и слишком много съела. Из-за этого очень захотела спать и пошла на диван, взяв с собой телефон. Она хотела пожелать спокойной ночи дочке, которая осталась с ее сестрой.
— Я, наверное, заснула, со мной такого никогда не бывает, — повторяла она, пристыженно поглядывая на Уинни. — Просто накануне ночью из-за зубок дочка просыпалась четыре раза. Я проснулась и проверила видеоняню. В кроватке никого не было.
— Вы ничего не слышали? — спросил второй следователь. Седые кустистые брови, казалось, могли разрастись на лоб, на толстом пальце было кольцо выпускника[1]. На шее у него на тонкой цепочке висел бейдж Нью-йоркской полиции, на котором было написано печатными буквами «Стивен Шварц». Бейдж слегка покачивался взад-вперед, словно маятник часов, у которых кончился завод.
— Ничего, — сказала Альма и вновь стала всхлипывать.
— Может, шаги? Или плач?
— Ничего. Никакого плача. — Шварц взял со стола коробку бумажных платочков и протянул ей. Альма потянула за платок, Шварцу в лицо полетело маленькое облако пыли. — Монитор видеоняни лежал здесь. — Она вытерла глаза и показала туда, где сидел полицейский. — Вот тут, где вы сидите. Все время.
— Он был включен?
— Да.
— Вы его не выключали?
— Нет. Я вообще его почти не трогала, только несколько раз проверила.
— А что вы видели на экране, когда проверяли его?
— Ребенка. Он спал. Я поняла, что он пропал, только когда проснулась.
— И что вы сделали, когда это заметили?
— Что сделала?
— Да. Вы проверили окно в его комнате? Обошли вокруг дома? Посмотрели на втором этаже?
— Нет, я же сказала. Я побежала сюда за телефоном, он лежал на столе. Я позвонила Уинни, она не отвечала.
— И тогда?
— Тогда я позвонила Нэлл.
— Вы что-то пили?
— Пила? Конечно, нет. Только чай со льдом, который мне приготовила Уинни.
— Она приготовила вам чай со льдом, — повторил Шварц и записал что-то в блокноте. Он понизил голос: — А где, вы сказали, находилась в этот момент мать ребенка?
— Где-то не дома.
— Да, не дома. Но она не сказала точно где?
— Я забыла. Она мне записала. В каком-то баре.
Он оторвал взгляд от блокнота и поднял брови:
— Как вы сказали, в баре?
— Дамы, это последнее предупреждение, — сказал Кабрера с лестницы, проходя мимо них в компании женщины в полицейской форме. — Направляйтесь к выходу. Не заставляйте меня повторять еще раз.
— Мы уже уходим, — сказала Колетт и направилась к выходу. Фрэнси и Нэлл прошли за ней по коридору в прихожую. Они вместе вышли на пустынный тротуар. Но прежде чем покинуть дом, они все подошли к Уинни и взяли ее за руку. Они обнимали ее так долго, что даже придя домой ощущали на себе запах ее шампуня. Прежде чем покинуть дом, Фрэнси встала на колени, взяла в ладони лицо Уинни и посмотрела ей прямо в глаза: — Они найдут его, Уинни. Найдут. Мидас скоро будет с нами, обещаю.
Прежде чем покинуть дом, они стояли у нее на террасе и смотрели на миллионы бруклинских окон, за которыми в целости и сохранности спали младенцы. А те, кто жил за этими окнами, быть может, смотрели на них, трех изможденных, сломленных матерей. Волосы их развевались на горячем июльском ветру, сердца были полны горя.
Глава IV
День первый
КОМУ: «Майские матери»
ОТ КОГО: Ваши друзья из «Вилладжа»
ДАТА: 5 июля
ТЕМА: Совет дня
ВАШ МАЛЫШ: ДЕНЬ 52
Вам наверняка уже миллион раз говорили: ложитесь подремать сразу же, когда ребенок засыпает. Вы, наверное, уже устали (вот именно!) от этого совета, но от этого он не менее верен. Иногда у мам не получается заснуть одновременно с малышом, так что вот вам пара подсказок. Не употребляйте напитки, в которых содержится сахар или кофеин. Делайте дыхательные упражнения, которые делали во время беременности. Попробуйте перед сном выпить стакан теплого молока, съесть кусочек сыра или даже индейки — во всех этих продуктах содержатся аминокислоты, которые способствуют качественному сну.
Фрэнси в растерянности стояла на своей маленькой кухне перед распахнутыми дверцами кухонного шкафа. В лучах восходящего солнца дверцы казались нежно-розовыми. Фрэнси боролась с желанием выпить непонятно откуда взявшуюся диетическую колу, которую она заприметила в холодильнике. Накануне ночью она спала не больше двух часов: с того момента, как она заснула у Лоуэла на плече до того, как она в панике очнулась. Ей приснилось, что она забыла коляску со спящим в ней Уиллом в супермаркете, возле полки с йогуртами. Она так долго не могла выбрать между восемью видами йогуртов с разными вкусами, что только на полпути к дому осознала, что натворила. С трудом двигаясь, она бросилась обратно в магазин, одежда была мокрой от пота. Она приподняла козырек и заглянула в коляску. Уилла там не было.
От кошмара она резко проснулась и сразу же нервно повернулась к приставной колыбели возле кровати. Она приложила руку к груди Уилла, ощутила его ровное дыхание, и только тогда окончательно удостоверилась, что это был сон. Уилл был на месте, спал рядом с ней. Но резкие движения разбудили его, и он заплакал так безутешно, что можно было только удивляться, как Лоуэл умудрился не проснуться. После этого пришлось два часа ходить с ним по гостиной и взад-вперед по узкому коридору, успокаивать, баюкать, кормить его, несмотря на боль в правой груди. Потом он наконец уснул в неторопливо покачивающейся люльке, прижав скрюченные пальчики к лицу.
А ей спать совсем не хотелось. Последние два часа она мерила шагами гостиную, семь шагов туда, семь обратно. На затылке таял лед, завернутый в детское полотенце. Она все время вспоминала, какое лицо было у Уинни вчера, когда та говорила со следователем. Фрэнси все еще пыталась собрать воедино события того вечера и осознать суть случившегося.
Пришла Уинни. Она была неразговорчива, но грустной не казалась. Фрэнси предложила, чтобы Уинни рассказала про свои роды. Потом они с Одди пошли к бару за выпивкой. Уинни говорила с тем мужчиной. И вдруг она неожиданно исчезла.
Фрэнси мучило чувство вины. Если бы только она не упустила Уинни из виду. Если б только она не отдала телефон Уинни Нэлл. Она ужасно ругала себя за то, что доверила Нэлл телефон, ведь Нэлл к концу вечера была, разумеется, пьяна. Неужели никто больше не заметил, что Нэлл просыпала картошку фри на колени, не заметил, какой мутный у нее взгляд? Не говоря уж о том, что на прошлой неделе она принесла вино на встречу «Майских матерей».