— Здорово! Ну, а другая цель какая?
— Попробуй угадать, — посоветовал я, пряча глаза.
— Я не телепат.
— Знаю, но... — Я замялся, не представляя какие слова подобрать. — Фуми–нэ всегда мечтала накопить денег и пройти…
— Операцию по смене пола?
Я удивился тому, как просто Мияко 06 этох сказала.
— Да, что–то подобное, — пробурчал я. — Ради этого. Фуми–нэ еще и на ночную работу устроилась. .
— Чем она занимается?
Об том я тоже распространяться не планиро вал, но слова уже сорвались с языка:
— Фуми–нэ — хостес.
— Ясно, — тихо проговорила Мияко. — Что же, она очень красивая и обаятельная. Уверена, у нее много клиентов.
Я посмотрел прямо на Мияко: ясные, лучистые глаза блестели.
— Ты тоже очень красивая.
— Ну, не надо меня утешать! — засмеялась Мияко.
— Я не для этого так сказал.
Мияко густо покраснела. Фотографии она разбирала машинально и чуть не уронила рамочное стекло.
— Осторожнее! — сказал я, тайком обрадовавшись.
— Ничего страшного, — отмахнулась Мияко. — Так Фуми–нэ близка к достижению своей второй цели?
— Точно не знаю. За столько лет она должна была скопить достаточно, даже с учетом украденного экс–бойфрендом. Порой я гадаю: почему она не исполнит свой план? Но деньги для нас — тема болезненная, поэтому спросить я не решаюсь.
Мияко наложила фотографию на раму:
— А вдруг Фуми–нэ хочет оставить все как есть? Вдруг она поняла, что идеальна и без операций?
Мияко вновь огорошила меня своими рассуждениями. Как человек, знакомый с моей сестрой лишь неделю, может так здорово ее понимать? Со стороны Мияко казалась грубоватой и бесцеремонной, я никогда не подумал бы, что в душе у нее столько сострадания. Я гадал, как она стала такой и суждено ли мне это узнать.
Ржавые велосипеды Кендзи так и стояли в студии, но выглядели куда хуже, чем в день, когда к нам впервые пришла Мияко.
Велосипеды не на замке, через забор перепрыгнуть элементарно — я подумал о том, какой конец их ожидает. Их украдут или они сами собой рассыплются? Когда–то они были очень хорошими, но, оставленные на милость стихий, потеряли вид. Впрочем, меня эти велосипеды успокаивали — они отражали ход врьмени и доказывали, что в итоге ничто не вечно
— Рю, не сиди там без дела! — крикнула сестра из кабинета. — Помоги мне перебрать те картины.
Я поднялся и ослабил галстук:
— Что именно ты ищешь?
— Картины Мияко.
В горле встал комок.
— Зачем они тебе?
— Ну, не знаю, — ответила Фуми. — Просто хочу посмотреть. Так ты поможешь?
Я повесил пиджак на спинку стула и вошел в тесный, отгороженный хлипкими пластиковыми перегородками кабинет. В углу стоял стул, с одной стороны — стол с двумя складными стульями, повернутыми лицом к лицу, с другой — высокая стопка картин. К ней яи подошел, чтобы помочь сестре перебрать картины. В основном там были ее работы, но попалось и несколько моих.
— Когда ты вот эту написал? — спроси Фуми, откладывая одну картину в сторону. — Не помню ее.
Я глянул ей через плечо. На картине бый луговая клубника теплым летним днем. Бескрайний луг с красной спелой клубникй и больше ничего… У меня аж сердце заболело.
— Рюсэй, она прекрасна! Откуда взялась задумка?
— Из календаря, — соврал я, не желая признавать, что изобразил Мияко, точнее, аромат ее волос, ее шампуня, название которого так я не выяснил.
Пару месяцев назад я наведался в супермаркет и перенюхал весь имевшийся в продаже шампунь — наверное, из желания отыскать хоть кусочек Мияко. Увы, ничего похожего не попалось.
Пока запах я помнил четко. Но что случится потом? Он начнет выветриваться из памяти, пока не забудется окончательно? Воспоминания о нем деформируются и рассыплются, как ржавые велосипеды?
Фуми–нэ положила картину на пол, и дальше мы искали в тишине.
— Смотри, Рюсэй! Вот работа Мияко! — воскликнула Фуми–нэ.
На картине, которую обнаружила сестра, две головы изображались рядом друг с другом. Головы получились чересчур симметричными, а цветам не хватало глубины.
— Ее первая работа. — Фуми–нэ смотрела на картину, грустно улыбаясь. — Похоже, это мы с тобой.
— Что?! — На сердце мне лег камень.
— Мияко делала успехи. Вот, смотри. — Фуми–нэ показала картину, на которой два «студийных» велосипеда изображались без ржавчины.
Впечатляющей такую работу не назвал бы никто, но от предыдущей она отличалась выгодно. Рисующей я не видел Мияко никогда, значит, практиковалась она под руководством Фуми–нэ в мое отсутствие.
Я просмотрел остальные картины. Быть художницей моей сестре не хотелось никогда, но талант это не отменяло. Писала она в большинстве абстракции, но особенные, притягивающие как магнит. От смелых мазков веяло бесприютностью и отчаянием, приглушенные цвета выдавали скрытое одиночество. Фуми–нэ научилась мастерски наполнять свои творения замысловатыми деталями. При этом она очень старалась избежать перегруженности. Каждая ее работа отличалась тонкой гармонией, уравновешенностью составляющих. То, о чем моя сестра не могла говорить вслух, нашентывалось ее полотнами,
— Рю, ты когда–нибудь это видел? — спросила сестра, показывая мне картину.
На ней кошка сидела на кухонном столе рядом с раковиной. Неподалеку стояла ваз с желтыми тюльпанами. Судя по грубым мазкам, написала картину Мияко.
— Нет, впервые вижу, — покачал голу вой я, — но кошка наверняка Тама.
— Да, пожалуй, — согласилась Фуми. Интересно, что станет с Тамой? Ее я в похоронном бюро не видела.
— Не глупи. С кошками в похоронное бюро нельзя.
5 МОЮ ЖИЗНЬ РОМАНТИЧНОЙ НЕ НАЗОВЕШЬ
Тама появилась у Мияко дождливым днем. Утро того дня я не забуду никогда, потому что тогда первый и единственный раз переспал с Мияко.
Случилось это за неделю до начала новой четверти. Мы какое–то время не виделись, потому что на зимние каникулы Мияко уезжала к родным.
Мияко заранее сказала, когда вернется, и в тот день я решил занести ей яблоки. Спонсор из Аомори каждый год отправлял приюту огромную партию яблок. Дети столько съесть не могли, поэтому администрация продавала излишек, чтобы выручить деньги. Мы с сестрой неизменно покупали ящик и делились с соседями.
Мияко я заметил неподалеку от ее дома, у мини–маркета, и, поддавшись порыву, окликнул.
— Рюсэй, что ты здесь делаешь? — удивленно спросила Мияко, посмотрев на меня.
Я подошел к ней:
— Нам яблоки привезли, и Фуми–нэ велела тебя угостить.
Ложь, невинная ложь: поделиться решил я сам.
— Давай помогу! — Я взял у нее полиэтиленовый пакет и чуть не уронил. — Тяжелый какой! Что ты купила?
— Пиво.
— Вечеринку устраиваешь.
Мияко растянула губы в улыбке:
— Ага. Вечеринку–соло в честь начала новой четверти.
— Могу составить тебе компанию, — предложил я. — Соло с пивом идет не очень.
Мияко засмеялась, и я решил, что она согласна. Мы вместе пошли к ее дому. Разлука ли тому виной или мое воображение, но мне показалось, что Мияко побледнела, похудела и что ключица у нее торчит больше обычного.
— Правда? — воскликнула она, когда я это упомянул. — Вес я вряд ли сбросила, но все равно спасибо.
— Так это не комплимент. Тощие девчонки мне не нравятся.
— Предпочитаешь фигуристых, как Чи с большой грудью и так далее?
— Предпочитаю меру во всем.
Мы свернули к ее квартире и по лестнице поднялись на второй этаж. У двери висел почтовый ящик, верх которого украшала деревянная птица с обломанным крылом. Под птицей черным маркером написали цифру двадцать три. Значит, я угадал правильно.
— Извиняюсь за бардак, — проговорила Мияко. — Убраться я не успела.
— После Тоши мне никакой бардак не страшен, — отозвался я, снимая обувь с ног, но вскоре понял, что Мияко скромничает.
У нее царили чистота и уют. Квартира оказалась маленькой, стандартной — спальня, гостиная, столовая, кухня. В центре гостиной стоял журнальный столик из дерева в окружении круглых диванных подушек, у одной стены — высокий белый шкаф с книгами, у другой — маленький телевизор и стереоустановка.
— Садись, куда хочешь, — проговорила Мияко, открывая окна.
— Где холодильник? — спросил я.
— Я сама пиво уберу. Ты мой гость. — Мияко взяла у меня пакет. — Подожди здесь. Располагайся!
Мияко исчезла на кухне, а я воспользовался шансом осмотреть книжный шкаф. Верхнюю полку занимали учебники, зато на остальных стояли только любовные романы. Большей частью английские, но обнаружилась и пара японских. Мы с Мияко часто наведывались в книжный Икеды, и без любовного романа она уходила редко. Я знал, что она поклонница этого жанра, но почему–то ожидал увидеть у нее и другие книги.
Мияко вернулась с ведерком, полным льда и банок «Асахи супер драй»:
— Прости, что заставила ждать.
— Так мы прямо сейчас начнем? — спро_ сил я, нахмурившись.
— Да. — Мияко поставила ведерко на стол и села рядом со мной, подтянув колени к груди. — Или ты передумал?
— Нет, дело не в этом, — покачал головой я. — Просто… Сейчас десять утра.
— Какая разница? — Мияко пожала плечами, открыла две банки и протянула одну мне.
Мы чокнулись и выпили. Пиво было прозрачным, освежающим, бодряще–прохладным.
— Тебе очень нравятся любовные романы? — спросил я.
— Ты за мной шпионишь, — засмеялась Мияко.
— Зачем шпионить, если твои книги выставлены всем на обозрение?
— Эй, я далеко не всех к себе зову! — Она снова засмеялась. — Но ты не ошибся. Я впрямь обожаю любовные романы, хотя мою жизнь романтичной не назовешь.
— Когда в последний раз у тебя был парень?
Мияко ответила ни сразу:
— Я никогда ни с кем не встречалась.
— Почему?
Мияко улыбнулась:
— Скажем так, существует два типа людей — те, кому предначертана счастливая личная жизнь, и те, кому нет. Я отношусь ко второму типу.
— Откуда такая уверенность, если ты не пробовала ни с кем не встречаться? — спросил я, глотнув пива.