Я не отвечаю. Понятно, что теперь у него будут проблемы из-за меня. А впрочем, сам виноват – будет знать, как подбирать на помойках всякое отребье. Как говорится, благими намерениями…
Однако капитан тут же снова прикасается к моему сознанию – с неожиданной силой, словно распахивает рывком. Впрочем, уже настолько плевать, что я и не сопротивляюсь, пусть смотрит. Что он вообще рассчитывает там найти?
– Обвиняемый, встаньте. Вы признаёте свою вину?
– Да.
– Желаете сообщить трибуналу о смягчающих обстоятельствах?
Невольно ухмыляюсь. За какое обстоятельство считается тот факт, что пять человек из шести были со спущенными штанами?
– Нет.
– Садитесь.
Я не в курсе протокола, но, наверное, уже скоро объявят приговор. Или будут совещаться? Хотя какой смысл, если разногласий, очевидно, нет?
И тут происходит нечто необъяснимое. Капитан Блэйк поднимается со своего места в первом ряду и громко говорит:
– Я принимаю на себя ответственность за преступление обвиняемого.
Пялюсь на него в полном недоумении – это что, часть протокола? Может, у них тут так принято?
Оглянувшись на скамьи, вижу на всех лицах изумление. Значит, вряд ли так было задумано. На трибуне генерал окаменел с вытаращенными глазами, а секретарь и вовсе открыл рот.
Капитан откровенно ухмыляется, обращает орлиный взор к секретарю и повторяет эту странную фразу. Что происходит? Он внезапно сошёл с ума?
Наверное, в голову генерала Сикорски тоже закралось подобное подозрение, потому что он откашливается и вопрошает:
– Капитан-майор, вы подтверждаете, что принимаете на себя ответственность за убийство шести человек?
И этот идиот с необъяснимым восторгом отвечает:
– Да, подтверждаю. Готов выслушать приговор.
Не выдержав, выпаливаю в его сознание: «Что вы творите?!». И хотя капитан Блэйк не отрывает взгляда от лица генерала, в моей голове звучат слова: «Проверяю, насколько хватит моих заслуг перед отечеством». Ага, вот мы и убедились, что он тоже слышит меня. Наверное, это работает в обе стороны, симметрично.
В полном недоумении смотрю как генерал поднимается с места, все встают вслед за ним. Полагаю, я тоже должен присоединиться.
– Приговор! Младший лейтенант Смит лишается возможности получения повышения, выслуги и любых дополнительных выплат на десять лет с этого момента. Капитан-майор Блэйк разжалован в младшие капитаны, лишается выслуги и боевых наград, а также лишается возможности получения дополнительных выплат на пять лет с этого момента. Испытательный срок – год. Если в течение испытательного срока любым из обвиняемых будет совершено нарушение, подлежащее рассмотрению трибунала, обвиняемые подлежат казни без права обжалования.
Правый конвоир произносит над моим ухом:
– Лейтенант, вытяните руки.
Он расстёгивает наручники и кивает на дверь. И я просто выхожу из зала – как будто я уснул, и всё это мне снится. Вишенка на торте: в коридоре капитан Блэйк мне ещё и подмигнул. Кто-то из нас определённо сошёл с ума.
глава 10
После трибунала меня переселили в отдельную комнатушку, номер 637. В отличие от зелёной казармы она полностью белая. Мне понравилось, выглядит опрятнее. Микроскопическая, вытянутая: только кровать и узенький проход справа, а на стене – пара гвоздей, чтобы вешалку с униформой повесить. Похоже на чулан или, может, гроб, но я всё равно обрадовался. Зато своя, даже с настоящими стенами, а не с решёткой. Теперь не нужно торчать на лестнице, завалился на кровать и читаешь, красота!
Но хотя с парнями из подразделения я теперь пересекался меньше, всё равно ситуация оставалась прежней. На всякий случай продумал возможные варианты событий, чтобы морально подготовиться. Шутки про «капитанскую шлюху» – вообще фигня, можно не обращать внимания. И даже если про самого капитана скажут что-то подобное – так и быть, я промолчу, хотя это труднее. Ну, и если придётся отсосать толпе сослуживцев – плевать, я смогу и даже кусаться не буду, лишь бы не подставлять капитана Блэйка.
Терпеть и выжидать я умею. А потом – через год, на задании, там, где можно будет незаметно избавиться от трупов, – каждого из них распотрошу так, что родная мать не узнает.
Однако больше ко мне никто не цеплялся. Это странно. Мне-то казалось, что после трибунала самый подходящий момент: я теперь в уязвимом положении, под усиленной слежкой, руки связаны ответственностью за жизнь капитана Блэйка – я же не совсем скотина, чтобы его подставлять. Очевидно, что теперь я должен стать более сговорчивым. И это действительно было бы так – если бы они вздумали проверить. Но они не решились.
Взгляды в нашу с капитаном сторону стали гораздо более нейтральными и мимолётными, даже я, при всём желании, не мог расценить их как повод для мести. Разных там высказываний больше не слышалось. Странные люди: то лезли без повода, а когда представился удобный случай добить – испугались.
Поведение капитана мне тоже было совершенно непонятно. Вскоре после трибунала я не выдержал и спросил, зачем он полез в это дело, а он в ответ насмешливо фыркнул и выдал буквально следующее:
– Я наконец-то нашёл идеального помощника и не собираюсь лишиться его так просто.
Я не придумал, что на это ответить. Такое ощущение, что логика капитана Блэйка существует в какой-то параллельной реальности.
Как вообще можно догадаться доверить собственную жизнь хер пойми кому? Он меня знает меньше года. Фактически взял первого встречного с улицы, дал работу, для которой у меня нет квалификации… Да у меня вообще никакой нет! Я даже школу не закончил, не успел. Всё ждал, что капитан спросит насчёт образования, но он этой темы не касался, а сам я решил не говорить – не хотелось объяснять, как так вышло. Да, фактически я его обманул… Ну, он всё-таки сам не спросил…
Я изначально по несколько раз перепроверял все документы, потому что не хотел разочаровать капитана – особенно если ошибка будет совсем глупая, – а теперь его ещё и убьют, если я накосячу. Вообще охренеть! Так и представляется, что в приёмную войдёт Главный, за ним конвой, и все посмотрят на меня осуждающе, а капитан скажет что-то вроде: «Я рассчитывал на вас, лейтенант, а вы…».
Вот это хуже всего – его разочаровать. Почему-то от одной мысли становится страшно. Я уже забыл, когда испытывал такое в последний раз. Нет, понятно, что на арене был страх – физический, страх тела перед болью и угрозой смерти, – но я сам, внутри, давно уже не то что не боялся, а вообще ничего не чувствовал. Просто существовал.
Что меня постоянно оценивают, с годами стало безразлично. Ну, продадут. Или «спишут» – конечно, я этого не хотел, но умом понимал, что так даже лучше, эта постоянная гонка всё равно в итоге придёт к известному результату. Но когда те люди, раньше, смотрели на меня – было плевать на них и на их мнение. Недостаточно хорош для вас? Да мне как-то похуй.
С капитаном Блэйком – по-другому. Я сам не заметил, как его мнение обо мне стало иметь значение. Перед ним хочется выглядеть лучше, чем я есть. Хочется быть полезным, оправдать доверие – чтобы капитан не жалел, что помог мне.
Даже больше, хочется сделать для него что-то хорошее, отблагодарить. Но что? Вот, ношу ему шоколадки из столовой, но это же так, мелочь, они всё равно входят в стандартный паёк. А купить что-то специально – было бы слишком странно.
Но вообще-то я об этом думал. Например, принято дарить подарки на праздники. Можно хотя бы что-то небольшое… Так, символически… Хоть те же шоколадные конфеты, раз он любит сладкое. Нет, то есть это для примера, даже я знаю, что такое только девушкам дарят. Хотя что за глупость, конфеты – это ведь не букет цветов, их все могут любить.
Поискал в сети, что положено дарить начальнику, но ни ручка с золотым пером, ни пресс-папье с портретом главнокомандующего мне не глянулись. Ещё и сам капитан сказал, что праздники не отмечает. В общем, идея с подарком заглохла.
Единственный вариант – на работе стараться и выполнять всё по максимуму, вот только очевидно, что у меня не хватает для этого знаний. Страшно, что капитан вот-вот догадается, заметит мою неграмотность и выгонит к чёрту.
В моём понимании трибунал как раз и стал тем самым моментом, когда он должен был всё понять и обрадоваться, что сможет легко избавиться от меня. Но нет, капитан почему-то не разочаровался. Разговаривал со мной по-прежнему, не игнорировал и не грубил. Даже вот «идеальным» назвал – я сначала решил, что это сарказм, но вроде непохоже.
Конечно, я сам обдумывал увольнение. Почти каждую ночь говорил себе, что это будет правильно и разумно – и из-за опасности моих ошибок, и из-за этих идиотских слухов про нас с капитаном, – утром же заполню заявление. Но утром находились срочные дела, и я всё не мог выбрать момент.
Уже сколько времени прошло, а я так до сих пор и не уволился. Оправдываюсь тем, что нужно накопить больше денег, ведь вряд ли смогу найти другую работу. Вот хотя бы грядущую зарплату получу… И ещё одну… Но – возможно – какой-то вклад в мою нерешительность внесли те лестные слова капитана Блэйка в мой адрес, а теперь – приветливая улыбка, которая касается его глаз над маской, когда утром он видит меня на рабочем месте. Каждый день улыбается. От этого непросто отказаться.
Более того, теперь мы ещё и тренируемся вместе. Началось случайно, затем капитан сам позвал меня в зал – мол, ему нравится, что со мной можно расслабиться и драться на равных, – а я от всей этой спокойной жизни обнаглел настолько, что предложил делать это не на общих занятиях, а в индивидуальном порядке, после работы. Да, вот прямо так – вдвоём и наедине. Надоело мне избегать любых двусмысленных ситуаций, я просто хочу наконец-то отдохнуть и не видеть этих мудаков из подразделения. А может, даже захотелось спровоцировать их, чтобы потом с чистой совестью поквитаться.
Но и тут комментариев не последовало. Вообще никаких. Теперь в подразделении мы все делаем вид, что не замечаем друг друга. Лишь некоторые разговаривают со мной как будто более доброжелательно – то есть вообще разговаривают, хоть и про рабочие моменты. Остальные – только в случае крайней необходимости, при этом изображают такие высокомерные морды и взгляд сквозь меня, но – ха, коротышки в принципе не могут выглядеть крутыми, как бы ни старались. И я очень надеюсь, что в такие моменты они держат в голове, что при желании я могу сделать из них отбивную – без единой целой косточки.