– Вы что, спите? – Павел спустил ноги на пол, подтянул к себе костыли, стоящие возле стены, оперся на них, поднялся. Шагнул к ближайшей койке. Прочитал на табличке:
– Живич… Эй, Живич! Ты жив?
Несомненно, боец был жив. Он дышал – грудь его поднималась и опускалась, ноздри, забитые черной щетиной, чуть заметно раздувались. Павел взял солдата за руку, потряс:
– Эй, друг, слышишь меня? Спишь что ли? – Павел нащупал пульс на запястье. Сердце бойца билось ровно и уверенно.
– Должно быть, вкололи вам что-то, – вслух предположил Павел. – Ну, ладно. Давайте тогда спать, раз уж разговор не клеится.
Он доковылял до своей кровати, тяжело опустился на нее задом, отставил костыли. Посидел немного, пытаясь разглядеть фамилию другого своего соседа. Но шрифт на табличке был слишком мелкий, и Павел мог разобрать лишь первую букву – «А». Что там дальше? Ар… Арн.. Или Арх…
А не все ли равно…
– Не спишь еще? – доктор появился незаметно. Вошел на цыпочках, тихо прикрыл за собой дверь.
Павел вздрогнул, чертыхнулся.
– Поседеешь тут с вами, док! Являетесь, словно привидение.
– А я и есть местное привидение, – усмехнулся пожилой доктор. – Как настроение?
– Нормально, – сказал Павел. – А кого это вы ко мне подложили?
– Уже слышал про бой под Ханхом?
– Да.
– Эти двое оттуда.
– Мне говорили, что раненных три человека.
– Один сейчас в реанимации. Состояние стабильное, организм молодой – должен выжить.
– А с этими что?
– У одного проникающее ранение брюшной полости, поврежден кишечник, сильная кровопотеря, у другого контузия, задет глаз, лопнула барабанная перепонка. Ничего особенного.
– Да уж… – Павел опрокинулся на подушку. – Мне просто повезло по сравнению с ними. Но я имел в виду другое: что с ними сейчас? Лежат, словно в коме.
– Побочное действие ряда препаратов, – сказал доктор. – Завтра они прийдут в себя.
– А ваши владения начинают оживать, док, – сказал Павел. – Работа закипит – прощай скука.
– Даже и не знаю, стоит ли этому радоваться…
Они еще какое-то время разговаривали о всяких пустяках. Потом распрощались тепло, словно очень старые друзья. Припозднившийся док, оставив свои владения на попечение дежурной сестры, направился домой, в небольшую холостяцкую квартирку, набитую книгами и нестиранной одеждой, а Павел выключил свет и завалился спать.
Неподалеку сопели новые соседи, и ночь теперь казалось не такой черной и пустой.
2
Рядовой Живич был плешив, невысок ростом, кривоног и пучеглаз, но несмотря на все эти внешние недостатки он оказался на удивление жизнерадостным и общительным человеком. Его окривевший сослуживец по фамилии Арнарсон, мускулистый рослый блондин, напротив, держался замкнуто, был мрачен и вроде бы даже озлоблен на жизнь.
Рядовой Живич в первый же день на новом месте достал из потайного кармана крохотную плоскую фляжку с хорошим коньяком и предложил выпить за знакомство.
Рядовой Арнарсон в ответ на утреннее приветствие Павла уныло хмыкнул и отвернулся к стене.
Рядовой Живич носил прозвище Живчик.
Рядового Арнарсона все называли Викингом.
Но, несмотря на абсолютное несходство характеров, они были закадычными друзьями.
– …Ты только представь – два огроменных кибера прут прямохонько на нас! Земля буквально кипит от ударов пуль! Пламя, пыль, дым! Кто-то из наших вопит – отходим! А куда отходить? Подготовленных позиций позади нет – шаг назад сделаешь и покатишься без остановки до самого рая. Ну, я хватаю гранатомет…
– Не было у тебя гранатомета, – буркнул Арнарсон, – не ври.
– Эх! – Живич обиженно махнул рукой. – Такую историю испортил!
– Еще придумаешь, – Арнарсон зевнул.
Павел сполз с подоконника. Он только что закончил выгонять сигаретный дым в открытую форточку – Живчик, не считаясь со строгим запретом врача, курил в палате.
– Я никогда не видел киберов живьем, – поделился Павел. – Только тренажеры и модели. Ну и в фильмах, разумеется.
– А экстерров видел? – спросил Живич.
– Я видел, как открылось яйцо. Внутри было несколько этих тварей, но я толком ничего не успел разглядеть. Мы их разнесли в клочья.
– А, конечно же! Группа сержанта Хэллера, помню. Вам здорово тогда повезло… У тебя контракт на сколько?
– На пять лет.
– Самый оптимальный срок! – одобрил Живчик. – За пять лет всякого насмотришься. И от жизни гражданской отвыкнуть не успеешь.
– Да я уже, вроде бы, отвык, – неуверенно сказал Павел.
– Это тебе только кажется! – заверил Живич. – Вот у нас с Викингом уже третий срок скоро закончится. Мы-то знаем, каково это – чувствовать себя солдатом до мозга костей. Вот, например, идешь ты по улице с девушкой под ручку, и ловишь себя на мысли, что какую-то неловкость испытываешь. Начинаешь разбираться, почему – и понимаешь: девушка-то не в ногу с тобой идет, не подстраивается. Отсюда и неудобство.
– Это ерунда, – сказал Арнарсон. – А вот когда идешь с девушкой под руку, и думаешь: зачем она мне сдалась? У меня же карабин после стрельб не чищен, один такой стоит в пирамиде!
– Нет, – фыркнул Живчик. – Пример неудачный. Как раз это не военный образ мыслей. Это старость в тебе говорит.
– Да я моложе тебя!
– На месяц!
– Но все думают, что лет на пять!
– Пускай думают! А вот девчонки точно знают, кто из нас двоих еще о-го-го, а кто – э-хе-хе!
– Ты его не слушай, – обратился к Павлу Арнарсон. Он уже сам не рад был, что ввязался в разговор. – У меня с этим делом все в порядке.
– Просто случай один был, – встрял Живчик. – Называется – Большая Осечка!
– Хватит уже!
– Да ничего! – Живчик заерзал на койке, совершая недвусмысленные телодвижения. – С кем не бывает! Это возраст, привыкай.
Арнарсон, похоже, всерьез обиделся. Он отвернулся к стене, с головой накрылся одеялом. Затих – притворился спящим.
– Слушай, а тебе долго здесь еще обитать? – спросил Живчик у Павла.
– Еще неделю, наверное.
– Да… Здорово тебя наш Титан отделал. Хорошо, что совсем не убил… Странный он какой-то. Слышал что-нибудь об этом?
– Нет.
– Еще услышишь, – уверенно заявил Живич.
– А что именно?
– Да так… Разное…
– И все же…
– Ну, за все поручиться не могу, но сам видел, как он на спор задерживает дыхание на пять минут. Представляешь! Пять минут не дышит! Веришь? Я бы не поверил!
Павел вдруг отчетливо вспомнил:
…Лицо Некко налилось кровью, опухло. Шея вздулась, проступили сквозь кожу сизые жуткие вены. На серых губах пузырилась пена, густая слюна текла по щеке…
– Верю, – сказал Павел. – Я ведь душил его на ринге. По всем правилам.
…Некко не дышал. Он не мог дышать…
– Сам он утверждает, что может отключать боль. Я пару раз видел, как он иглой протыкает себе ладонь. Вот здесь. Насквозь.
– Зачем? – спросил Павел, невольно поежившись и вспомнив, как Некко выкручивался из болевых захватов.
– Не знаю. Мне кажется, он получает от этого удовольствие. Не от самоистязания, конечно, а от того, что на это смотрят другие люди. Он ненормальный. Я не понимаю, как он прошел медкомиссию… – Живич помолчал. Добавил: – А еще я слышал, что он режет себя ножом, и каким-то образом останавливает кровь, а потом и вовсе заживляет рану. Не знаю, сам не видел. Но допускаю, что это правда. Ты ведь сильно помял его тогда на ринге, правда? Сразу после схватки я видел его разбитую губу, и синяк на скуле. А утром его лицо было чистое. Никаких следов драки! Как такое возможно? Я не знаю.
– Ты не сказал, что он видит в темноте, – забыв обиду, повернулся к товарищам заинтересовавшийся разговором Арнарсон.
– Да! – вспомнил Живчик. – Некко видит в темноте. Как кошка. Или как летучая мышь. Человек-летучая мышь. Бэтмен. Может быть стоило дать ему это прозвище?
– Скоро ты будешь обращаться к нему по званию и фамилии, – сказал Арнарсон. – Капрал Некко – вот его единственное имя.
– Ему доверяют отделение? – спросил Павел.
– Да, – вздохнул Живич. – Наше отделение. Не понимаю только, за какие такие заслуги.
– У него есть связи там, – Арнарсон, понизив голос, ткнул пальцем в потолок, – наверху. На самом верху!
– Ты-то откуда знаешь? – недоверчиво спросил Живич.
– А ты подумай получше. Некко, явно, кто-то продвигает.
– Думаешь, он чей-то родственник?
– Вполне возможно…
– Да… – Живич почесал затылок. – Лучше с этим Некко не связываться. Как бы чего не вышло…
Тема исчерпалась.
Живич вытащил из-под матраца еще одну сигарету, попросил Павла выглянуть в коридор, не видно ли доктора. Закурил, пуская дым струей в сторону форточки, глухо покашливая в кулак.
Близилось время ужина, потом должны были начаться вечерние процедуры.
Разговор зашел о лечении, как-то незаметно превратился в обсуждение достоинств молоденьких медсестер. Говорил в основном Живич, он всегда находил что сказать, он в любой области был знатоком.
– Он утверждает, что способен предугадывать будущее, – невпопад сказал Арнарсон. Живич, потеряв нить рассуждений, замолчал, недоуменно уставился на товарища. Павел тут же подумал о Курте, о нескладном моложавом немце. Вспомнил его исполнившееся пророчество:
«…Я чувствую, там что-то случится. Что-то нехорошее… Там будет кровь. Будет много крови…»
Холодный голос немца отчетливо звучал в голове:
«…Будет много крови… И кто-то умрет…»
– Кто? – спросил Живич.
– Ниецки, – прошептал Павел.
– Некко, – сказал Арнарсон. – Этот сукин сын всех обыгрывает в карты.
3
Разжиревший Некко, возлежа на подушках, показывал карточные фокусы. Он, ухмыляясь, тасовал колоду, совал ее Павлу под нос, требовал вытащить одну карту, запомнить ее и вернуть на место, не показывая. А потом он с первой попытки находил ее и предъявлял, словно ордер на арест. Цеце и Рыжий, ставшие рабами за карточные долги, сидели за спиной Некко, беззвучно шептали одними губами, предостерегали: не играй с ним! А сержант Хэллер азартно подталкивал Павла в бок: давай, попробуй! Вдруг выиграешь! Ты можешь!