скрывают.
Эту политическую реальность осознал и описал Никколо Макиавелли в известном трактате «Государь». Демократии, подчиняющие себе государство в качестве инструмента (это и описывает Макиавелли), исповедуют именно тайную идеологию. Государь-монарх, а тем более самодержец, не может ничего скрыть от подданных. В доме царя не должно быть тайны. Отсюда – неизбежность государственной морали. В основе государственной идеологии и морали лежит пройденная правлением история, опыт преемственности власти и её воспроизводства.
Коммунистическая политическая монополия попыталась сделать публичной массовой идеологией научное знание о социуме, но столкнулась с высочайшим темпом его старения, а потому свернула на путь замены его светской верой. Последнее привело коммунистическую сверх-власть к неожиданно быстрому историческому падению, отсроченному Второй мировой войной и последовавшим противостоянием двух систем. Возвращение к приоритету исторического знания в основаниях государственной идеологии неизбежно требует обновления и восстановления в правах самого исторического знания.
Декарт считал историю не заслуживающими доверия россказнями. Ведь исторические записи тенденциозны, искажены, неполны. Однако у нас всегда есть наличная данность исторической целостности. Это настоящее. Данное нам в настоящем содержит всю историю в себе. И записи суть только один из инструментов его исследования. Таким образом, история имеет предмет – цели, мотивы и основания коллективного поведения и действия людей, системную связь между всеми действиями и всеми последствиями. Простая причинно-следственная связь не прослеживается в историческом процессе. История, таким образом, это основная среди гуманитарно-социальных дисциплин, рамка, контекст и материал для них всех.
Попытка отменить историю, объявив её «конец» (чтобы отменить идеологию, на ней базирующуюся), часто предпринимается через отождествление истории с мифом как полезной и неизбежной выдумкой. Якобы да, миф, конечно, нужен. Каждому народу свой. Тут нет ничего, кроме попытки опять-таки заменить науку светской верой. Одним выстрелом пытаются убить двух зайцев – и миф, и историю. А ведь и миф, и историческое знание развиваются на пути к истине. Миф – не выдумка, а устное предание, тогда как история – письменное. Миф описывает повторяющееся, история – уникальное и единичное. Народ, отказавшийся знать свою историю, быть преемственным по отношению к ней, обречён на уход с исторической сцены. Важен и миф – он, в частности, обеспечивает появление героев и повторение ими подвигов во имя народа и государства. По большому счёту очень многое из того, что требуется, мы уже знаем. Нужно сделать из этого правильные выводы в нашей ситуации – это и будет русская идеология.
Русская история самостоятельна. Схема изложения истории, навязанная западной знаниевой пропагандой, состоит в том, что главная линия мировой истории разворачивалась в Западной Европе, отталкиваясь от римского и греческого начала. А все остальные народы якобы лишь догоняли европейцев, более или менее качественно, но с заведомым опозданием воспроизводя их шаги по уже заданному образцу.
Подобное представление не устроило уже англосаксов – как в островном, так и в заокеанском американском изводе. Ни те ни другие европейцами себя никогда не считали и не считают. У них своё начало истории. А у Индии? А у Китая? Авторы цивилизационной концепции (Тойнби, Квигли) постулировали самостоятельное развитие цивилизаций, среди которых (у Квигли их существенно меньше, чем у Тойнби) однозначно выделена русская цивилизация. У нас есть собственный основатель концепции цивилизационного развития – Н.В. Данилевский, и вообще-то он был первым. Раньше догадался.
Россия – континентальная империя, которая не грабит свою территорию – или другие территории по миру – и не организует расистской иерархии населения с самого своего основания (расистский Древний Рим пал, когда дал гражданство всем жителям). Россия – военная, а не олигархическая империя (какой была отчасти Византия и какой являются США). Финансовые системы – как управленческие, но не властные, а потому не связанные с конкретным народом, именно в силу последнего обстоятельства исторически неустойчивы. Центр олигархии перемещался из Флоренции в Венецию, оттуда в Голландию, оттуда в Англию, а из неё – в США, где уже созрела фундаментальная финансовая проблема долга. Всё это время Россия оставалась Россией и последовательно развивалась и росла.
Только рассматривая историю России как самостоятельную, можно понять уникальную и выдающуюся роль российского государства как самого развитого государства в мире, в выживании человечества, а значит, и иметь эффективную русскую идеологию.
Русская идеология преемственно вырабатывалась, наследовалась, развивалась вместе с русским народом в течение тысячи лет его существования без перерывов. Благодаря ей – и тем целям, которые ставились на её основании, – уже более пяти веков существует русское государство, охватившее собой самую большую (и самую богатую) территорию мира и навсегда избавившее русский народ от внешнего завоевания. Русское государство стало семьёй вошедших под его защиту народов. Оно всегда строилось на прямой связи государей и народа.
Русская государственность во все фазы её существования (включая и советскую) преемственно проходит сквозь подъёмы и кризисы благодаря русской идеологии. Русская государственность представляет собой нашу знаменитую на весь мир «матрёшку»: оболочки, включающие в себя другие оболочки, и так вплоть до ядра – крещения Руси и рождения единого русского народа из этого крещения.
Фундаментальный недостаток многих гуманитарно-социальных теорий о «государстве и праве», не позволяющий понять преемственность русской истории, состоит в том, что власть не отличается ими от государства.
Власть почти всегда рассматривается через призму государства, в лучшем случае государство считается политической формой власти, разделением властей, аппаратом власти и т. д. Между тем власть, являясь первичным и основным социальным отношением, конституирующим любой социум, часто существует вне или вообще без государства – как в прошлом, так и сегодня. А значит, взаимодействует с государством, вступая с ним в сложные, гармоничные или конфликтные отношения. Причём речь идёт не только о семейной, педагогической, врачебной власти, которые всегда локальны, но прежде всего о власти политической, охватывающей социум в целом.
Власть без государства может существовать – как без процедур подтверждения её признания (как тирания), так и с таковыми процедурами – как исходная демократия (раздел власти), включая случаи назначенной ею диктатуры. В любом случае она признаётся, поскольку по своей сути является отношением добровольного подчинения, принципиально альтернативного насилию. Насилие может удерживать под контролем лишь небольшие группы людей, которые при этом становятся неэффективными, а само насилие требует силового превосходства. Власть, в отличие от насилия, потенциально способна быть властью одного человека над миллионами людей.
Подвластные признают власть. Никакие подвластные никакую власть не порождают, не учреждают и не создают, иначе они бы не были подвластными. Власть создаёт себя сама, сама себя утверждает. Монархическая власть опирается на длительное признание (формально связанное со способом престолонаследия), поэтому она ответственна, а также суверенна по своему происхождению. Монарха нельзя подкупить, это просто бессмысленно. Демократическая власть открыта всем возможным внешним влияниям, многолика, продажна и, самое главное, опирается на краткосрочное признание, а потому максимально безответственна. Миф о частой сменяемости выборных лиц как о самодостаточном благе держится на иллюзии, что сами избиратели есть власть (источник власти). А избранный лишь выполняет их волю. На деле голосующие отказываются от собственной претензии на власть в пользу избираемого. Даже если не осознают этого. Всё это говорит об исторической и духовной тайне появления конкретной власти, о её уязвимости. Рождение власти, признание концентрирует в себе особый момент, нулевую длительность исторического времени, качественный скачок в структуре социума.
Хрупкость, неустойчивость власти самой по себе – а мы столкнулись последний раз с этим явлением при самоликвидации коммунистической надгосударственной политической монополии – главная проблема выживания социумов в истории. Решается она как раз созданием государств – систем воспроизводства, контроля и нормировки власти, трансляции её специфической и понятной далеко не каждому культуры.
Именно различение власти и государства, анализ их взаимодействия, конфликтов и синергии позволяет понять исторические особенности развития и уникальность русской цивилизации, созданного ею социокультурного мира, преемственность и развитие её идеологии.
Яркой иллюстрацией этих особенностей всегда были отношения русских государя и государства, в рамках которых государь как особая инстанция власти создавал (и программировал) государство, служил ему, опирался на него, жертвовал собой ради него, сам был восстановлен в своей роли государством, соединял собой государство и надгосударственную коммунистическую сверх-власть, восстанавливал суверенитет государства и формировал недостающие властные функции народного государства.
Крещением Руси волей русского государя из многочисленных этнических групп был создан русский народ – крестьяне. Вместе с ним родилась и русская власть. Она никогда не происходила из внешнего завоевания народа, а росла из нового принципа его единства.