Раньше, чем сам позовет, будь Филин это или другой кто.
Если услышишь нас, Пан дорогой, то аркадцы-мальчишкн
Пусть по бокам и плечам тебя сциллы стеблем не посмеют
Больно хлестать, рассердившись за то, что еды нехватает.[129]
Если ж иначе решишь, то будешь всю ночь ты чесаться,
110 Ногтем укусы скребя, уснув на крапивной постели,
Будешь зимою ты жить на холодных эдонских вершинах.[130]
Возле Геброна[131] реки обитая, к Медведице близко;
В летний же зной тебе жить на границах страны эфиопов,
Возле Блемийской[132] скалы, где и Нила истоков не видно!
Вы же, Эроты, покиньте Библида любимого волны,
Свой Гиетид[133] и Ойкунт, где алтарь белокурой Дионы[134]
Ввысь вознесен; вы, Эроты, чьи щечки румянее яблок,
Нынче в красавца Филина метните вы острые стрелы,
Крепче метните! Зачем беспощаден он к милому гостю?
120 Сам же — как плод перезрелый; недаром красотки смеются:
«Горе, ах горе, Филин! тебе красоваться недолго!».
Больше не станем, Арат, у дверей до утра мы томиться,
Ноги себе обивать. Петухов предрассветные крики
Пусть повергают других, а не нас, в огорчения злые.
Пусть-ка отныне Молон отличается в этой палестре.
С нами ж да будет покой, и пусть знахарка-старуха,
Плюнувши, впредь заклянет навсегда нас от бедствий подобных».
Вот что я спел, а пастух, улыбнувшись приветливо снова,
Мне, как подарок от Муз, подарил свой изогнутый посох.
130 После, налево свернув, пошел он дорогой на Пиксу[135],
Я же пошел к Фрасидаму; туда же Эвкрит направлялся,
Также красавец Аминт. Ожидало нас мягкое ложе;
Был нам постелен камыш и засыпан листвой виноградной,
Только что срезанной с веток. И весело мы отдыхали.
Много вверху колыхалось, над нашей склонясь головою,
Вязов густых, тополей. Под ними священный источник,
Звонко журча, выбегал из пещеры, где Нимфы скрывались.
В тень забираясь ветвей, опаленные солнца лучами,
Звонко болтали цикады, древесный кричал лягушонок,
140 Криком своим оглашая терновник густой и колючий.
Жавронки пели, щеглы щебетали, стонала голубка,
Желтые пчелы летали, кружась над водной струею —
Все это летом богатым дышало и осенью пышной.
Падали груши к ногам, « сыпались яблоки щедро
Прямо нам в руки, и гнулся сливняк, отягченный плодами,
Тяжесть не в силах нести и к земле приклоняясь верхушкой.
Сняли мы с винных кувшинов печать от четвертого года.
Нимфы Кастальских ключей[136], живущие в скалах Парнаса,
Был ли таким тот напиток, который из погреба Фола[137]
150 Старец Хирон[138] для Геракла поставил на стол в угощенье?
Нектар такой, может быть, опьянив пастуха на Анапе[139]
Встарь, силача Полифема[140], швырявшего скалами в лодки,
В буйную пляску заставил пуститься в темной пещере?
Правда ль, подобным напитком нас Нимфы тогда угостили
Там, где Деметры алтарь? Если б мог я ей снова на кучу
Полной лопатою ссыпать зерно! И смеясь благосклонно,
Той и другою рукой обняла б она мак и колосья.
Мальчик с лирой. Мрамор. Римская работа I в. н. Гос. Эрмитаж
Идиллия VIII ПАСТУХИ-ПЕВЦЫ ДАФНИС И МЕНАЛК[141]
Дафнис прелестный — так слышно — коров своих пасший, с Меналком
Раз повстречался, овец провожавшим на пастбище в горы.
Оба они белокуры, по возрасту оба — подростки;
Оба играть мастера на свирели и в пенье искусны.
Первым, на Дафниса глянув, к нему Меналк обратился:
«Сторож мычащих коров, не сразиться ли, Дафнис, нам в пенье?
Стоит лишь мне захотеть — и тотчас я тебя одолею».
Дафнис на это в ответ обратил к нему слово такое:
«Пастырь мохнатых овец, ты мастер, Меналк, на свирели,
10 Но хоть из кожи ты лезь, не видать тебе в пенье победы».
Хочешь померяться силой? Согласен ли выставить ставку?
Смеряться силой хочу и выставить ставку согласен
Что же за ставку поставим, такую, чтоб нам подходила?
Дам я телка, ты — ягненка, такого, чтоб ростом был с матку.
Нет, не поставлю ягненка, отец-то мой больно уж строгий,
Также и мать; что ни вечер, овец загоняют по счету.
Что ж ты поставить бы мог? Что же в дар победитель получит?
Вырезал сам я свирель — хороша, с девятью голосами!
Воском она белоснежным покрыта от верха до низа.
20 Вот что отдать я могу, а отцовского — нет уж, не надо!
И у меня есть свирель, что поет девятью голосами;[142]
Воском она белоснежным покрыта от верха до низа.
Срезал недавно ее; погляди, еще палец не зажил,
Тот, что тогда я поранил себе, тростники расщепляя.
Кто же нам будет судьей? И прослушает кто наши песни?
Нам не позвать ли к себе козопаса, гляди-ка, оттуда,
Где на козлят разбрехалась собака в подпалинах белых?
Мальчики кликнули громко. Пастух подошел, услыхавши.
Мальчики начали песни: пастух был над ними судьею.
30 Бросили жребий; Меналку досталось начать состязанье;
Должен был Дафнис ему отвечать, в свою очередь, тотчас
Песней пастушьей. И вот свою песню Меналк начинает.
Долы и реки, потомки богов, если здесь между вами
Пел я, Меналк, иногда песни, угодные вам,
Дайте овечкам моим вы обильную траву; но если
Дафнис пригонит коров, дайте не меньше и им.
Вы, о источники вод, и цветы, и сладчайшие травы,
Если здесь Дафнис меж вас сладостней пел соловья,
Пусть мое стадо коров разжиреет, но если Меналка
40 Овцы сюда прибредут, весело пусть их пасет.
Здесь и овечки, и козы с козлятами; здесь же и пчелы
Ульи наполнить спешат; здесь вековые дубы.
Здесь и красавец Милон мой бывает; когда же уйдет он.
Вянет вся зелень травы — с нею увяну и я.
Всюду весна, и повсюду стада, и повсюду налились
Сладким сосцы молоком, юных питая телят.
Девушка мимо проходит красотка; когда же исчезнет,
Чахнут, тоскуя, быки — с ними зачахну и я.
Козлик мой, козочек белых супруг, там, где чаща дремуча,
50 Там, где сбегает к воде стадо курносых козлят,
Там он. Пойди же, рогатый, скажи: «О Милон мой прекрасный!
Даже Протей — хоть» он бог — стадо тюленей пасет».[143]
[Четверостишие утеряно]
Я не хочу ни угодий Пелопса[144], ни Креза сокровищ[145],
Вовсе бы я не хотел вихрь обгонять на бегу.
Песни хотел бы я петь на скалах, тебя к сердцу прижавши,
Глядя за стадом моим, близ сицилийской волны.
Гибнут деревья от стужи, от засухи гибнут потоки,
Птицам погибель—силки, сеть и капканы — зверям.
Гибель мужчине — от нежной красавицы. Зевс, наш родитель!
60 Я не один влюблен — женщин любил ведь и ты.
Так состязались подростки, черед меж собой соблюдая.
Вот уже начал Меналк в состязанье последнюю песню.
Ах, пощади моих коз, пощади моих, волк, ты козляток.
Право, не трогай меня. Сам я мал, но о многих забочусь.
Что ж это, пес мой Лампур, разоспался ты больно уж крепко?
Это не дело — так спать, коль с мальчонкой пасти ты обязан.
Овцы, щиплите смелей зеленую свежую травку:
Прежде чем кончите вы, подрасти успеет другая.
Живо! Паситесь, паситесь; наполните вымя полнее.
70 Пусть будут сыты ягнята; остаток заквасим в корзинах.
Дафнис, тотчас подхватив, отвечал своей песнею звонкой.
Раз густобровая дева, увидевши возле пещеры,
Как своих телок я гнал, закричала: «Красавец, красавец!»
Я ж ни словечка в ответ не сказал ей, ни шутки забавной;
В землю потупив глаза, пошел я своею дорогой.