[22] Не только любовь к истине, но и чувство одиночества роднили императора и бывшего раба. За двадцать восемь лет своего правления Марк Аврелий вёл только оборонительные войны. Уж он-то точно не стал бы разрушать наш Храм. Подобно Александру Македонскому, проникся бы святостью еврейских мудрецов, встречавших того на подступах к Иерусалиму.
В который раз задаю себе вопрос: свойства души – врождённая или приобретённая данность? Конечно, сказывается воспитание, но не всегда проявляется однозначная зависимость. Будучи равнодушным к боям гладиаторов, Марк Аврелий тем не менее не противился воле народа, жаждущего зрелищ; при этом велел притупить мечи и постелить маты под канатными акробатами. Он воплощал на деле воззрения стоиков о справедливости и ценности человеческой жизни; никого он не завоёвывал, а если и приходилось брать в руки оружие, то только для усмирения смуты. Народ и сенат боготворили добродетельного императора; когда он умер, сказали: «Пришёл от богов и ушёл к богам». О благородном правителе я узнал из свитков, что хранятся в сундуке моего дедушки, не перестаю благодарить его за то, что копил не золотые динары, а книги.
Высказывания мудрецов и мысли просвещённого римского императора о том, что руководящее начало в человеке – разум, не мешают мне оглядываться на красивых девушек. Мусульманки ходят по городу в сопровождении брата или слуги – к ним даже их единоверцы не приближаются, зато случается, что христианки мне улыбаются, и их не смущает моё платье иудея. Во всяком случае, смешанные браки исключаются, все живут своими общинами и каждый убеждён в превосходстве своей веры. Я стараюсь следовать напутствию отца: держаться от женщин подальше, в противном случае можно попасть в зависимость от них и тогда всё пойдёт прахом – и моя учёба, и мечты стать поэтом.
Со сменой в городе исламских правителей на христианских врачи из иудеев всё так же лечат власть имущих, финансисты ссужают их деньгами и наши купцы снаряжают корабли в дальние страны. Этим миролюбивым настроениям мы во многом обязаны нашим учёным раввинам, придерживающимся политики мудрого Иехуды ха-Наси, который был главой Синедриона спустя сто лет после падения нашего государства во время владычества Рима. Редактор свода правовых, религиозных и этических положений, систематизатор Устного Закона, он был знатоком также светских наук, языков. Под его началом Палестинская академия, из-за гонений при императоре Адриане переезжавшая из города в город, смогла отвлечь внимание властителей. Осторожное поведение с римскими властями обеспечило влияние возглавляемого Иехудой ха-Наси бейт-дина[23][24] не только на Галилею, где он жил, но и на всю страну и еврейскую диаспору. Согласно сказанию Аггады, мудрец родился в тот день, когда умер мученической смертью законоучитель рабби Аккива. Может быть, и в самом деле душа праведника, не реализовавшаяся в одном воплощении, переселилась в следующее.
Всякий раз, когда думаю о бессмертии души, вспоминаются стихи ибн Гвироля, не оставляет ощущение, словно иду по намеченной им дороге. Вот и эти строчки будто я написал:
Да, я смело судьбу вызываю на бой,
Пусть неведомы сроки мои и кануны,
Пусть грохочет потоп над моей головой –
В моём сердце не дрогнут певучие струны…
Способность восприятия души, если следовать Платону, покоится на воспоминании; когда человек с успехом усваивает те или иные предметы, его душа припоминает знания, которыми она обладала до соединения с телом. Подобные представления есть и в Талмуде, где сказано, что ещё в утробе матери душа изучает все науки, но забывает их при рождении. В процессе учения вспоминает. Отличие состоит в том, что в Талмуде речь идёт обо всех науках, а у Платона – о предрасположенности лишь к тем знаниям, которыми душа обладала в предыдущем воплощении. В противном случае чем можно объяснить склонность человека к тем или иным умонастроениям, занятиям? Ибн Гвироль писал, что душа представляет основу человеческого существования, тело случайно и потому имеет второстепенное значение.
Теперь, когда меня посещают мысли о том, что душа моего предшественника – самого близкого поэта и мыслителя, по его собственным словам, «низкорослого, уродливого, болезненного и неблагополучного человека», переселилась в меня – здорового, красивого, защищённого от бедности умением врачевания, хочу думать, что её судьба, то есть на этот раз судьба моей души, сложится более удачно. Я пришёл в мир с сознанием, что Создатель видит меня, знает, о чём я думаю. Мой духовный путь начался с ощущения избранности и размышления о своём назначении в жизни. С детства слышал, что у иудеев есть своя страна, которая ждёт нашего возвращения. С годами слова Писания: «Я Господь Бог твой, который вывел тебя из земли Египетской…» – стали звучать призывом вернуться на указанную нам землю, где не придётся ждать милости ни от рыцарей креста, ни от исламистов. Красивая, умная девушка станет моей женой, ей первой я буду читать свои стихи, мы будем жить долго и счастливо. И никакая беда не коснётся нас.
Это потом, а пока нужно стать хорошим врачом; понять бы, отчего происходит та или иная хворь. В книге царя Соломона читаем: «Предал я сердце своё тому, чтобы исследовать и испытать мудростью всё, что делается под небом…» Вот и мой предшественник – родная душа ибн Гвироль – был одержим страстью познания, жизнь посвятил поиску истины, не было у него ни семьи, ни друзей.
Мой строгий отец решил, что знаний Гиппократа, который дал сакральному опыту жрецов научное обоснование, недостаточно и, как всякий правоверный иудей, я должен получить всестороннее еврейское образование и свободно ориентироваться не только в письменных, но и устных Законах своего народа. Почему и послал меня в небольшой город Лусену – в талмудическую академию, куда стекаются ученики со всех концов Испании. Послал с напутствием приумножать знания с терпением, настойчивостью, смирением; знания, а не слепая вера делают людей лучше. Именно так я и думал, при этом руководствовался учением нашего пророка Иезекииля о свободе воли и независимости от судьбы. Вот и мудрец рабби Аккива говорил о том, что судьба человека предопределена, но в плане выбора себя человек свободен. «Всё предопределено, но дана свобода воли».[25] Что не лишает нас самостоятельности в решении судьбоносных проблем. Более того, человек может отстаивать справедливость перед лицом Всесильного. «Неужели погубишь праведника с нечестивцем?!» – обращался Авраам к Творцу при известии о неминуемой гибели Содома и Гоморры.
В Лусене, помимо традиционной еврейской учёности, я освоил арабскую литературу и греческую философию. Пытаюсь осознать разные вероучения: у греков Бог – высший закон природы, христиане полномочиями Бога наделили Иисуса, и, чтобы состоялась встреча, он должен спуститься на землю и стать человеком. У мусульман, насколько я понимаю ислам, отдельная личность – ничто. У евреев – со времён Авраама непрекращающийся диалог с Творцом; Богу нужен партнёр, а не безответный исполнитель. Вера христиан основана на чуде воскресения, но если Иисус воскрес, почему он не является своим приверженцам? А если его наделяют полномочиями Бога, то тем самым отрицают единство Творца.
Постепенно развивалось сознание народа. Вселенские законы – законы Ноя – были даны всему человечеству. Аристобул, еврейский философ второго века, полагал, что нравственные законы существовали до сотворения неба и земли. Должно быть, по этим законам жили халдеи в Ур Касдиме, откуда вышел Авраам. Моисей не отменил их, но присоединил главную заповедь для иудеев: «Я Господь Бог твой, который вывел тебя из земли Египетской, из дома рабства; да не будет у тебя других богов перед лицом Моим».[26]
Меня, как и всех детей еврейского квартала, учили читать с трёх лет. Первая книга, которую я держал в руках, – Тора; как наяву, представлял Авраама с развевающейся на ветру седой бородой, он под звёздным небом разговаривал с Вседержителем. Ребёнком вживался в страх и ужас Иосифа, брошенного братьями в пересохший колодец, где кишели змеи и скорпионы, горевал, узнав о смерти красавицы Рахели и недоумевал из-за такой беды. Почему умерла Сарра и Авраам снова женился? Я хотел справедливости. Спрашивал и себя, например, мог ли бы я вынести все злоключения Давида, прежде чем он стал царём?
К двенадцати годам, когда были исчерпаны домашние способы обучения, я отправился в город Лусену. «То старинный город, – рассказывал отец. – Сохранились сведения, что он был основан евреями во времена Навуходоносора, то есть после падения Первого Храма. Тогда почти всё население города составляли иудеи; пользуясь равными правами с местными жителями, они были образованнее и богаче их».
От отца же узнал, что сейчас в Лусене живёт и продолжает дело Иехуды ха-Наси авторитет нашего времени – Исаак Альфаси – автор первого комментария к Вавилонскому Талмуду. Он, подобно своему предшественнику – законодателю и систематизатору свода правил и религиозно-этических положений нашей веры при римских правителях в Палестине, – признан величайшим учёным. При этом очень скромен и прост; главное, следуя учению Иехуды ха-Наси, старается поддерживать с властями хорошие отношения. И ему это удаётся.
Если мама перед моим отъездом в Лусену – центр раввинской учёности, – беспокоится о моём тёплом белье и хватит ли денег, чтобы я мог платить за хорошую комнату, то отец спешит передать мне не только сведения о городе, но и свои соображения по поводу преемственности знаний. «Вряд ли кто-нибудь будет возражать, – говорил он, когда мы с ним уже стояли на пороге дома, – если я назову среди учителей Исаака Альфаси не только Иехуду ха-Наси, но и знаменитого Гиллеля, создавшего систему толкования Устного Закона».