Игемон — страница 7 из 36

В конце своего монолога девица сняла с шеи изумительно тонкой работы драгоценное ожерелье и протянула слушавшему её мужчине:

— Я готова отдать даже это…

Лаврентий Павлович взял ожерелье, начал перебирать камни, любуясь игрой света на гранях изумрудов:

— Адамант — довольно редкий камень, откуда у небогатой девушки такая драгоценность?

— О, это семейная история, которая выглядит совсем неправдоподобно, — пыталась отбояриться девушка.

— Ви пришли ко мне, и я вас должен вислушать, — у Лаврентия Павловича очень обострялся акцент, когда он непроизвольно смущался, хотя внешне это больше ни в чём не отражалось. — Так я вас слушаю.

Глубокая ночь близилась к рассвету, когда текущий в это спокойное время такой же спокойный Тибр обратил внимание на двух молодых людей, идущих по крутому берегу и обсуждающих по пути что-то своё, мужское. На одном была тога, сшитая из китайского шёлка, поверх которой на груди покоилась массивная золотая цепь; на шее другого тоже болталась крупная цепь, хотя тога была попроще.

Об этих путниках можно с уверенностью сказать, что оба они — римские патриции. К тому же первый был довольно рослый, давно уже носящий мужскую тогу, но разговаривал со спутником неохотно, думая о чём-то своём, сокровенном. Второй — малорослый, но очень подвижный Кассий Херея, был явно рад выпавшим на их долю сегодняшним приключениям.

Единственное, в чём состояла его непривлекательность, — большой рот. Да, боги не дали ему изумительной красоты, но он с мальчишеского возраста жестоко наказывал сверстников, вздумавших над ним посмеяться. Никогда не издевался над ним только Понтий Аквила, и они дружили с раннего детства.

Правда, Понтия родители часто увозили в Помпеи или на родовой остров Пилат, но мальчик всегда возвращался в Рим. Какая жизнь достойна внимания без Рима? Только в этом городе возможно было полное обучение в гимнасиях настоящему воинскому искусству. Только здесь возможна истинная карьера и светское общество. Да и женщины самые красивые жили только здесь.

С ранних пор мальчиков интересовали лишь две главные темы: гимнастические воинские достижения и, конечно же, они любили поговорить про ЭТО.

Пилат очень хорошо и точно метал копьё. Тут ему не было равных. Но Кассию тоже не было равных во владении мечами. Бывало, что Кассий Херея, держа в обеих руках по мечу, делал кувырок через голову и наносил противнику смертельный удар. В воинских упражнениях ни Пилат, ни Херея не уступали друг другу.

Как-то раз их приятель Геминий познакомил обоих с гетерой Деметрой. Но, несмотря на свою профессию, она отличалась обходительностью, скромностью, даже иной раз удивительной женской стеснительностью. С давних времён эта профессия наносила характеру любой женщины смертельный урон, превращая хозяйку тела в хищную, нервную, раздражительную и мерзкую особу. Из прошлого все знали только одну прекрасную, женщину — Таис Афинскую, что и помогло стать ей единственной подругой Александра Великого.

Деметра тоже была гречанкой, но родины не помнила. Родители малышкой привезли её в Рим и сначала семья жила безбедно. Только несчастья обрушиваются на нас, не спрашивая: а можно ли? И мать, и отец Деметры попали под обезумевших, запряжённых в тяжёлую колесницу коней. Отец скончался на месте, а мать ещё какое-то время помучилась, но вскоре отправилась искать своего потерянного супруга. Деметру взяли на воспитание соседи, у них не было детей, и девочка стала им приёмной дочерью.

Всё бы, может быть, сложилось в жизни Деметры по-другому, но её названный отец принялся тайком от жены обучать девочку профессии, которая незаметно стала основной. Это не было для неё чем-то приятным или наоборот. Просто она работу стала воспринимать, как охоту… охоту на мальчиков. Ведь обычная охота — это выслеживание, это сражение со зверем, это убийство.

Такие мерзкие шалости не привлекали девочку. Её охота была совсем другой, намного интереснее, необычнее, азартнее обыкновенной. Здесь необходимо иметь особое чутьё, особый инстинкт, особенную чувственность. А когда в руки попадался мужчина, пришедший к женщине впервые, как Понтий Пилат, никоим образом нельзя было вогнать его в смущение. И всё же никто в этом мире не знает, не может понять, как женщина выбирает мужчину.

Понтий Аквила смотрел на неё во все глаза. Кассий не отставал от друга, а Геминий с усмешкой наблюдал за всеми со стороны, но тоже отдавал должное хозяйке, а заодно и другим зашедшим в гости женщинам. Тем не менее, подруги Деметры увели мужчин с собой, оставив её наедине с Пилатом. Она должна была стать его первой женщиной, вызвать желание и наслаждение. Всё это так. Но он… он просто полюбил.

Любовь в этом мире совсем неразборчива и приходит иногда в удивительные места к удивительным людям. Самое интересное, что гетера тоже влюбилась. Многие чёрствые тут же скажут, мол, не имела права. Но кто для любви писал права и законы? Кто для любви расставил ограждения и обозначил, что можно, а что нельзя?

Пилат уже подумывал остаться в жилище Деметры на следующий день, только у всего на этом свете есть начало и конец. Даже у кольца.

Кассий Херея счёл нужным зайти за другом, когда ночь уже перевалила далеко за половину, и вскоре должно было проснуться многообещающее солнце. Несмотря на то, что визит выполнялся от чистого сердца, Кассий мог заработать для себя огромные неприятности. Но к нему на выручку поспешила сама хозяйка.

— Не смотри на своего друга с ненавистью, любимый, — улыбнулась Деметра. — Притом любовь любовью, а мне зарабатывать надо.

Пилат опустил горящие глаза. Затем отстегнул от пояса увесистый кошель и протянул подруге. У той тоже глаза налились гневом.

— Ты хочешь меня обидеть? Или я ночью тебе не понравилась? Если так, то не надо было говорить мне слов нежных, как твои поцелуи.

— Прости, — Понтий Аквила ещё ниже опустил голову, чего не случалось с ним никогда, даже если мать отчитывала за неприглядные поступки.

— Хорошо, — согласилась Деметра. — Вечером пришлёшь слугу, и я скажу, когда можно меня навестить. Я не хочу, чтобы после меня у тебя в душе скапливалась горечь. Любовь не может питаться горечью — это яд. Она от этого умирает. Я не хочу дарить тебе покойницу.

Идя по берегу Тибра, друзья сначала не разговаривали: каждый предавался собственным мыслям, слоями нахлынувшим на сознание. Понтий дивился свалившимся на него неожиданным чувствам, когда в душе появляется стремление отдать всё на свете для любимой, когда ты понимаешь, что находишься всего лишь на волосок от смерти! А, всё равно! Лишь бы это чувство, поселившееся в душе, никуда не исчезло!

Кассий же думал, что скоро они придут, как обычно, в гимнасию и там на мечах он докажет другу, что не только ему одному везёт в жизни, хоть тот был посильнее и постарше Кассия. Сейчас, даже ещё и повлюблённее.

Вчера, когда они втроём пришли к Деметре в гости, та встретила мужчин на крыльце в пеплосе зелёного шёлка и сразу почему-то посмотрела на Пилата.

Даже заглянула ему в глаза. А в уголках её глаз Кассий со стороны заметил карминовые пятнышки и такого же цвета губы. Она обвораживающе улыбнулась гостям. Хотя какое там — гостям? Одному гостю.

Взяла его за руку, повела в залу, где подала чашу с вином и персик. Не удивительно, что Понтий Аквила сразу в неё влюбился. Не удивительно, что влюбился и Кассий. Тем более, когда под утро он пришёл забрать друга — совсем скоро надо было идти в гимнасию — Деметра плавала в альковном бассейне обнажённая и мило смутилась, когда Кассий вошёл. Как можно не влюбиться в такую женщину!

Сейчас они шли на утренние занятия в гимнасии и молчали.

— Мне кажется, Кассий, — хмурясь, проговорил, наконец, Пилат. — Мне почему-то кажется, что ночное приключение сыграет в нашей жизни необъяснимый переворот. В жизни нас обоих. Но это мне только кажется, я же не авгур.

— Странно, — Кассий даже на секунду остановился. — Мне кажется тоже самое!

Оба опять замолчали, подавленные необъяснимым совпадением мыслей и образов.

Снова в Рим свалился праздник Луперкалий, на который была назначена свадьба Понтия Пилата. Он любил свою будущую жену Клавдию Прокулу, однако не забывал и Деметру. Долгое время Пилат не знал, как объясниться с Деметрой по поводу предстоящего праздника, но девушка сама решила этот вопрос.

— Жениться тебе надо, Понтий Аквила, — будто вскользь сказала она, в очередной раз принимая любимого. — А я тебе подарок преподнесу.

— Откуда у моей возлюбленной такие мысли? — удивился он.

— Знаешь, я никогда не думаю о будущем, которого нет…, — она немножко помедлила и совсем тихо добавила. — У нас. Конечно, свободный патриций может взять в жёны любую женщину, но я не хочу этого для тебя. И для себя… Так вот. Ты сейчас мой! Я это знаю и мне хорошо. Всё остальное — просто работа, которую мне дали боги. Это не выбирают. А тебя ожидает какая-нибудь война, мужчинам нельзя без этого. Потом женитьба и светское общество. От предназначенной жизни никуда не денешься.

Понтия Пилата смутила откровенность Деметры. Ведь она была права: Клавдия Прокула и Понтий Аквила Пилат были обручены с детства.

Чтобы перевести разговор на какую-нибудь не очень скользкую тему, он спросил:

— Скажи, мы много встречаемся. А у тебя кроме меня множество и других мужчин. Почему ты не беременеешь?

Деметра подошла к столику, разлила вино в стеклянные кубки, присела у ног любимого и в упор, глядя ему в лицо с чуть грустной улыбкой, ответила:

— Очень многих мужчин интересует тот же вопрос, не тебя одного. Но я никому не рассказываю. А тебе расскажу.

Девушка встала, прошла в будуар и вскоре вернулась. В руках она несла затейливой резьбы шкатулку красного дерева. Подойдя к Понтию, молча протянула ларец ему. Он взял, открыл. Внутри, в объятиях китайского белого шёлка покоились два флакона. Пилат выудил один, открыл его, поднёс к носу. Воздух наполнился одновременным запахом мускуса и миндаля.

— Это снадобье привозят с Востока, — объяснила Деметра. — И хотя оно дороже золота, женщины пользуются им. Особенно гетеры. Только не открывай другой флакон, потому что он не для этого и, нарушив пробку, его уже ничем не закрыть.